"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26

Я почему-то подумала про Мамаева, потом вспомнила гнумского орденоносца, потом…

— А лазарет-то ваш, Матвей Кузьмич, вы сказывали — чародейский?

— Именно.

— А тогда почему меня здесь пользуют? Я-то при всех своих талантах не чародейка ни разу.

— Так и за это кавалера благодарить надобно. Он, правда, про то, что вы не чародейка, не знал, вы б ему сами про то поведали, голубушка. А то нехорошо может получиться в будущем. Он-то — неклюд, сущность волшебная. Может, планов каких настроил. Спасите, говорит, ваше высокопревосходительство, невесту мою нареченную! И глазами так сделал!

После мимической демонстрации сомнений у меня не осталось.

— Так меня господин Бесник в госпиталь доставил?

— Именно. А тут все одно к одному. Я только закончил начальство ваше пользовать, тут он, жених ваш. И глазами… — Матвей Кузьмич вторично показал как, но в этот раз на меня особого впечатления не произвел. — Хорошо, что я не успел еще со службы удалиться, сразу за вас, голубушка, принялся. Так кто, говорите, вас пришибить-то пытался?

— Лошадь? — ответила я вопросом, но с готовностью.

— Не похоже, — покачал головой эскулап. — И ожоги у вас были по шее и на плечах.

Я испуганно потянулась руками к вороту.

— Уже нет, — остановил меня Матвей Кузьмич. — Их-то я первым делом свел. Поганая штука, как будто крапивный след или гусеница по вас ядовитая ползала.

Я тряхнула головой. Ни про каких гусениц память моя ничего не сохранила. Я помнила, как пошла на каретный двор, осмотрела коляску, поболтала с лошадкой — серой глазастой красавицей, потом наклонилась к копытам… Не похоже, что меня лошадь треснула. Если бы она, удар пришелся бы вскользь от виска, а меня по затылку огрели. Ожоги опять же… Лошадь, что ли, ядовитая? И Бесник… Когда он там очутился? Или он самолично меня оприходовал, а потом испугался чего и сюда притащил? Может, силы не рассчитал, думал легонько стукнуть, а получилось со всей силы? Нет, глупости! Не тот Бесник неклюд, чтоб сыскных барышень калечить в подворотнях. Он бы один на один со мной вышел, да в личине беровой. Потому что сумерки уже были, он свою звериную ипостась уже контролировал плохо. Были сумерки, а сейчас? Я взглянула в сторону окошка, прикрытого прозрачной кисеей занавески, тоже белоснежной. Опять сумерки? Времени сколько?

Об этом я и спросила Матвея Кузьмича, обнаружив, что часики мои на сорочку, в коею обрядили меня неизвестные лекарские служители, не прикреплены.

— Около семи. И ежели вы, Евангелина Романовна, на службу решили торопиться, так бросьте. До вечера вам придется у нас побыть.

— Вы же сами сказали — здорова я?

— Порядок такой, — не пошел на уступки лекарь. — Засиделся я с вами, заболтался, голубушка. Вы отдохните пока, поспите. А через часик служители дневные явятся, так вас и покормят, и чаем напоят.

Я легла на подушку. Порядок, значит, порядок. Сказали лежать — значит, буду лежать. Покормят опять же. Есть хотелось. Потому что из-за службы своей я два дня питалась кое-как, и если не считать вечернего, позавчерашнего уже чаепития с Лукерьей Павловной и Мамаевым, маковой росины во рту не держала.

Поэтому я попрощалась с Матвеем Кузьмичом и стала ждать еды. Попросить лекаря отправить весточку в чародейский приказ я попросту забыла.

Соскучилась я быстро. С малолетства бездельничать была не приучена, так что и начинать не стоило. Я поднялась с кровати, убедилась, что голова моя уже в полном порядке — не кружится и не болит от движений, поискала в белоснежной комнатушке, куда мою одежду спрятали, не нашла и, секунды две поразмышляв, вышла в коридор. Решила идти на запах еды. Коридорчик, тоже беленький и чистенький, был абсолютно безлюден. Я подергала ручку ближайшей двери, оказалось заперто, и побрела дальше. Пахло хвоей, но не свежей лесной, а как будто свежедавленной. Выхода наружу из коридорчика не находилось. Была дверь моей комнаты, еще одна запертая и приоткрытая, следующая за запертой по правую руку. Я осторожно туда заглянула. Койка. Пустая и аккуратно застеленная, ширма плотной ткани, перегораживающая помещение, вешалка, столик. Из-за ширмы мне послышалось какое-то клацанье, будто кто-то пересыпал в руках речную гальку. Звук меня настолько удивил, что я вошла в комнату и заглянула за ширму. Там стояла ванна, массивная ванна на гнутых ножках, до краев наполненная колотым льдом, а в этом ледяном сугробе возлежал мой непосредственный начальник, Семен Аристархович Крестовский. Наружу торчала только львиная голова и немножко плеч — белоснежных и гладких. Глаза нашего льва были закрыты, из губ время от времени вырывалось облачко пара. Шеф всхлипнул, будто приснилось ему что-то неприятное, заворочался, отчего лед пришел в движение, издавая тот самый привлекший меня звук.

— Добавьте льда, — велело начальство, не открывая глаз.

Я поискала взглядом, около ванны стоял короб, до краев наполненный крошевом, с прислоненным к борту плоским дворницким совком. Приказания начальства — закон. Я взяла лопатищу, набрала льда с горкой и высыпала его в ванну.

— Попович?

Испуганный возглас застал меня, когда я набирала в совок следующую порцию. Я уронила свой инструмент и обернулась. На плечах шефа серебрились капельки воды, а из ванны валил пар, видно, температура начальства стала повышаться.

— Меня в соседней светлице пользуют, — оправдалась я, споро хватая выроненный совок и продолжая накидывать в ванну лед. — Меня ядовитая лошадь вчера лягнула, вот я сюда и загремела. Но все уже в порядке… Шеф, вы бы не волновались так, мне же сейчас лишнюю воду вычерпывать придется.

Я подхватила стоящее у стены ведро и полезла к нему в ванну, вычерпывать.

Шеф вскрикнул совсем уж затравленно и махнул рукой:

— Отставить! Два шага назад!

Он что, думает, что я по своему старому обычаю сейчас сверху улягусь? Я покраснела так, что температура в комнате еще повысилась, даже очки мои запотели, и отскочила.

— Позвать кого?

— Отвернитесь!

Я послушалась, прижала к груди руки и попыталась привести дыхание в порядок. Перфектно! Это же надо было так постараться, Гелюшка, чтоб великий чародей тебя боялся, от одного твоего вида температурил!

За спиной зашуршало, защелкало.

— Подайте мне одежду!

Я вышла из-за ширмы, взяла с вешалки белую длинную рубаху, какой-то шлафрок, вернулась, предварительно зажмурившись, протянула подношение. Через две минуты последовал приказ:

— Можете открыть глаза, Попович.

Шеф затянул пояс, пошатываясь, проследовал к постели, улегся, накинул на колени простыню и только после этого благостно мне кивнул:

— Что там с отравленной лошадью? Да не стойте там, садитесь!

Начальство похлопало ладонью по краю постели.

Я присела, пожала плечами, поправила очки.

— Когда Зорин с Мамаевым вас в госпиталь повезли, я пошла на каретный двор.

— Зачем?

— А помните, мы с вами у развалин церкви в тот вечер сидели? Так мимо коляска проезжала, приметная такая. И я эту коляску в нашем каретном дворе увидала, как раз из окошка кабинета заметила.

— Понятно.

— Коляска точно та самая. Значит, кто-то из разбойного приказа в тот день у кафешантана был, значит, у нас с вами новый подозреваемый обнаружился. Я подозреваю Петухова!

Мое заявление эффекта разорвавшейся бомбы не произвело. Шеф скривился, будто куснул лимонную дольку, и процедил:

— И почему именно его высокопревосходительство?

Я могла ответить «он мне не нравится», и ответ был бы абсолютно честным, но знала, что такое мое мнение шеф в расчет не примет.

— Мне остается только выяснить, кто на этой коляске в наш приказ явился.

Шеф закусил губу, подумал чуточку, потом, будто бы про себя, произнес:

— Возможно, мы заходили к вопросу не с той стороны. Я разрабатывал версию чародейскую, а нужно было о более приземленных материях думать. Кстати, Попович, — обратился он уже ко мне, — вы от всех дел с сегодняшнего дня отстранены. Можете на службе появляться, Ольге Петровне в приемной помогать, но не более.

— П-почему? — Если можно было бы как-нибудь иначе выразить свое удивление, я бы это сделала, но в тот момент смогла только запнуться на полуслове.