"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26

— Давайте я вас хотя бы сельтерской водой угощу. Жарко. И работа у вас… нервная.

Оба согласились.

Я кликнула уличного водоноса и заплатила за напитки.

— Вы и ночью меня охраняли?

— А то, — ответил тот, что в котелке. Его звали Пашка, и было заметно, что и костюм-тройка, и котелок доставляют ему изрядное неудобство. — Можно сказать, беду от вас, ваш бродь, отвели.

— Как так?

— Да ходят вокруг вас всякие, наблюдают.

К этому многозначительному сообщению ничего толкового Пашка добавить не мог. Подходил кто-то, на окно мое смотрел. Кто, зачем, наблюдатель сказать не мог.

— Ну хоть мужчина или женщина?

— И про то не ведаю. Освещение на вашей Мясоедской аховое, полтора фонаря на весь квартал.

— Так с чего решил, что именно мною тать ночной интересовался? Может, пьянчужка какой просто к стене подходил за неприличной надобностью?

— Так меня увидел и убег, — пояснил служака. — Стало быть, не та надобность была, о которой вы, барышня, тут толкуете.

Перфектно! Значит, не зря мне вчера злой взгляд спиной чувствовался, значит, следил кто-то, и не мои сегодняшние провожатые. Этих-то я и вчера срисовала бы в две секунды.

До присутствия мы дошли втроем. Второго шпика звали Димитрием, Митькой, и я решила, что именем этим мне мирозданием подается некий знак. Дмитрий Уваров, мокошь-градский давитель, никак не шел у меня из головы. Я выдала нищему на углу грошик, отчего калика рассыпался в преувеличенных благодарностях, попрощалась с провожатыми, договорившись, что о любом своем перемещении за пределы приказа по возможности буду их предупреждать, и отправилась служить Отечеству.

В приемной Крестовского ожидало меня целых два сюрприза. Первый — неприятный: невзирая на толстые стены присутствия и бессолнечную сторону, в комнате было еще жарче, чем на улице. А второй сюрприз — я осторожно бросила взгляд в приоткрытую дверь — сидел сейчас в собственном кабинете, потряхивая своей рыжей львиною гривой. Семен Аристархович был на месте и так же, как и некоторые — я себя имею в виду, — из его подчиненных, готовился к новым свершениям на ниве службы берендийскому правопорядку.

— Ольга Петровна? — услыхав мои шебуршения в приемной, громко спросил Крестовский.

— Никак нет, — придавленно, чтоб казалось, что отвечают издалека, пискнула я.

— Попович? Войдите.

Я бросила баул в угол, туда же осторожно поставила самописец, подхватила с Лялиного стола планшетик и деловито ринулась исполнять.

Если в приемной Крестовского царило жаркое тропическое лето, то в кабинете наступила осень, минимум жовтень, с температурой, приближенной к нулю. Я быстро стрельнула глазами, осматриваясь. У оконного проема свет волнообразно преломлялся, из чего я заключила, что стены помещения защищены магическими щитами, у двери стоял вместительный ящик со льдом, а под столом — я даже прищурилась, чтоб получше рассмотреть — располагался огромный медный таз, также полный ледяных осколков. Его высокородие с опущенными в этот таз босыми ногами умудрялся сохранять вид величественный и деловой, чему никак не способствовало непрестанное пощелкивание, когда начальство соизволяло меланхолично болтать ногами в сосуде.

А я же только намедни думала, что дешевле будет Семена Аристарховича в присутствии держать. Он мысли мои услышал, что ли? Нет. Тогда бы он возлежал здесь в ванне, выставив на мое обозрение белые плечи. Я покраснела, невзирая на холод.

— Как прошел вчерашний день, Попович? На вас не нападали отравленные лошади? Вы избили кого-нибудь в своих трущобах? Завели еще с десяток неприличных знакомств?

На слове «знакомств» я подняла голову от планшетика. Да, вот такая Геля дура, она за начальником все записывала!

— Спокойно день прошел, — степенно ответствовала я. — С лошадьми не знакомилась, никто на меня не нападал, не дралась… С утречка вот нашему приказному шпику в скулу заехала. Это считается за драку? Только он не сердится уже нисколько. Я и прощения попросила. И он сам виноват, что попался. Кто ж так слежку ведет? Где высокий профессионализм, достойный сотрудника чародейского приказа?

— Зубы целы?

Я осклабилась, запрокинув голову.

— Не у вас, Попович. У пострадавшего.

На красивом лице льва читалось легкое отвращение.

— Синяк у него, — пробормотала я. — В форме буквы «ять».

Левой рукой прижав планшетик к животу, правую я вытянула вперед.

— Это что? Кастет?

— Кольцо. — Я даже обиделась на несправедливые подозрения. — Я вчера к младшему Гирштейну ходила, он самописец мне починил. А это — деталь лишняя… а он сказал, что это заговоренное серебро… ну не выбрасывать же… я и подумала… а снять позабыла…

Оттенки отвращения на лице начальства миновали стадию омерзения, приблизившись к гадливости.

— Положите его на стол.

Я сделала два строевых шага. На зеленом сукне колечко выглядело совсем уж неказисто.

— Гм… — Крестовский наклонил голову, рассматривая гнумские рукоделья. — Действительно, заговоренное серебро.

Я заметила, что к кольцу он старается не прикасаться.

— Оставьте здесь. Я посмотрю, что с ним можно сделать.

Я кивнула, пожала плечами, хмыкнула про себя, осталось только переступить ногами и можно уходить. Заданий мне, видимо, давать никто не намерен.

— Так, говорите, сладилось у вас с отпрыском благородной гнумской фамилии?

— Чего?

— Или решили по суфражистской традиции свободные отношения практиковать?

А вот это было уже на самом деле обидно. И что мне отвечать прикажете? У-у-у! Сатрап!

— Мне-то, Попович, до ваших эскапад за порогом приказа дела нет, — выдало начальство уже знакомую мне информацию, — хоть семерых гнумов себе заводите.

— На каждый день недели?

Он не понял ни моей шутки, ни степени моего бешенства.

— Извольте до субботы ни в какие истории больше не влипать, Попович.

— Почему именно до субботы?

— Потому что на приеме в честь юбилея его высокопревосходительства Эльдар Давидович Мамаев сделает вам предложение руки и сердца, вы его примете со всеми положенными дамскими ужимками, а затем…

— Я не хочу!

— Ваше желание мы в расчет принимать не будем. Если хотите продолжать нести службу в моем приказе, вам придется подчиниться.

— Надеюсь, Эльдар Давидович не поддержит ваших домостроевских планов.

— А господин Мамаев сейчас у ювелира, выбирает вам, Попович, колечко, достойное чиновника восьмого класса.

Крестовский говорил все это, будто проворачивая нож в ране, с таким противным удовольствием, что я не выдержала, подскочила к нему, перегнулась через стол. Я не хотела его ударить, я хотела близко-близко посмотреть в эти холодные глаза и сказать парочку слов, которые обычно не использовала, а берегла вот именно для таких пиковых случаев. А он, вместо того чтоб отшатнуться, испугаться, в конце концов, тоже наклонился вперед. Наши лица сблизились, все заготовленные ругательства из моей головы исчезли, только сердце стучало, почему-то в висках.