"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26

— На следующую ночь из спальни на шум вышла, так ее по коридору волокли, горничные жаловались, что сбежать пыталась.

— А прочие дамы Бобруйские?

— Терпят, что им остается? Мария Гавриловна очень за маменьку переживает, трясется над нею, что курица над яйцом, чуть что — соли под нос, чтоб нервы успокоила.

— А что за Теодор?

— При тебе тоже бредила? Тетка совсем головою слаба, Мария Гавриловна объяснила, что воображаемая персона этот Теодор. Бобруйская иногда звать его принимается, иногда плачет и крестится, иногда…

Здесь благотворное действие исповеди подошло к концу, и Дульсинея хитро прищурилась.

— Тебе-то какое дело до фамилии Бобруйских, Евангелина Романовна?

— Репортерское любопытство, — вздохнула я и поднялась из кресла. — Колонку о провинциальных нравах в газету хочу предложить. Ладно, заболтались мы с тобой.

— Может, поменяемся? Ты себе барина забирай, а я…

— А ты беги отсюда, пока можешь. Супруг твой фальшивый, скорее всего, уже на пути из города.

— Ерунда.

— У него к фрачной паре дорожные ботинки на ногах были, когда он оркестром дирижировал, примета верная. Спорим, музыканты сейчас без руководства исполняют?

— Врешь, он меня любит и никогда…

— Не любит, Дульсинея, когда любят, свою женщину под всяких встречных-поперечных не подкладывают. Эдуард твой быстро скумекал, что в неприятности встрял, и тебя оставил, как ящерка хвост. Он хитрый. Охрана нынче с ног сбивается, при таком-то обилии гостей, время для побега выбрано перфектно.

Девица хлопала глазками и прерывисто дышала.

— Скорее всего, — продолжала я, — погоню за ним все же отправят, так что твои шансы как раз неплохи.

— Нет!

— Как знаешь, — пожав плечами, я отперла дверь и вышла.

Господина Бархатова в танцевальной зале, разумеется, не оказалось. Грегори немедленно увлек меня вальсировать.

— Как продвигается репортерская работа?

— Не хуже твоей полицейской. Мне даже личную газету уже посулили.

— Ты выиграла, мне, судя по всему, предстоит качаться на осиновом суку.

— Прямо вот такими словами сообщили? И не боишься?

— В отличие от тебя я в смертельные заговоры не верю нисколько.

— Зря, они существуют.

— Не в нашем случае.

Волков танцевал прекрасно, вел уверенно, не забывал о языке тела, склонялся призывно к моему лицу, смотрел в глаза, не отрываясь.

— Блохина убили не чародейством?

— А сама как думаешь?

Шаг, поворот.

— Думаю, колдовство все же было и недешево заказчику обошлось.

— Каков мотив?

— Убийства?

Шаг, поворот.

— Заказа.

— То есть мотив убийства ты для себя уже определил?

— Вот откуда у тебя, милая, эта гнумская манера отвечать вопросом на вопрос?

— От воспитания, — ответила я честно. — Ты первый.

— Почему же?

— Потому что я барышня, и, ежели чего желаю, не получу, устрою тебе такую сцену ревности при всем честном народе с демонстрацией окончательного разрыва, что ты еще до ближайшего поста под венцом с Машенькой стоять будешь.

— Попробуй, — сказал Грегор и поцеловал меня в губы, основательно так, по-хозяйски.

На поцелуй я не ответила, но сердечко пару тактов пропустило, нечего перед собою врать.

— Не делай так больше, — попросила жалобно.

— Обещать не могу, — Волков облизнулся, — особенно ежели ответа на вопрос не получу.

— Ладно. — Мы продолжали вальсировать. — Анна Гавриловна с покойным Блохиным в связи состояла. Вот тебе и мотив.

— И какими уликами сия связь устанавливается?

— Косвенными, — призналась я.

Тут музыка закончилась, пришлось благодарить партнера реверансом.

— Продолжим? — Грегори придержал меня за локоть.

— Два танца подряд неприлично. Угости даму шампанским, давай в уголке полюбезничаем.

Уединиться немедленно не удалось, с господином приставом желал перекинуться словечком каждый встречный-поперечный. Меня приглашали, Григорий Ильич всем от моего имени по-хозяйски отказывал.

Мне подумалось, что увлекся он излишне своим предсупружеским статусом и что пора бы признаться, чтоб недопониманий не множить. Авось к чиновнику классом себя выше с поцелуями больше не полезет. Я ведь тоже не из железа, у меня в голове мутится от эдаких вольностей.

Наконец вручив мне бокал с шипучкой, Грегори прислонился к колонне в тени бархатной драпировки.

Хорошая позиция, никто со стороны не подслушает, зала как на ладони. Перфектно в их Британиях специалистов обучают.

— В квартире покойного Блохина, — сказал негромко Волков, — обнаружен дамский револьвер с гравировкой «НБ», так что твою версию про Анну Гавриловну можно сразу вычеркивать.

— Нюту, — усмехнулась я. — Это одно из уменьшительных прозвищ от имени Анна: Аня, Анюта, Нюта.

— Предположим.

— Ее именно так в семейном кругу и называют.

— Дальше?

— Бобруйский оскорбился, решил пристава извести, нанял для этого небезызвестную мадам Фараонию, чародейку неслабую, как мы уже убедились. Цену она заломила несусветную, сто тысяч рублей, и ее получила. Только что-то не так пошло, не сработали плетеные куколки…

Тут у меня в голове что-то щелкнуло. Дурында, как есть дурында! Бокал звякнул о паркет, забрызгивая нас шампанским.

— Гришка! Мне домой срочно надо!

— Куда?

— На Архиерейскую. По дороге объясню.

До десерта из дома Бобруйских было велено никого не выпускать, ливрейные мужики объяснили это довольно нагло. Мне объяснили, пока я вестибюле Грегори со своею шубкой дожидалась. Я не спорила, мысли другим заняты были.

«Опростоволосилась ты, Попович, сложила сто тысяч с Фараонией да вывод получила, что-де мадам чародейством своего не достигла, поэтому собственноручно пристава ухайдокала, чтоб денежки отработать. Но куколки плетеные Мишка у Захарии нашел. Губешкина убила? Старушка квелая? Нет, не сходится».