"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
— Ладно, без цветов обойдемся, на эксцентричность столичной барышни и не такое спишут.
Присев на пуфик к зеркалу, я отдалась на волю самоназначенного куафера. Щетка размеренно двигалась, волосы потрескивали, шпильки занимали положенные места.
— Директриса там точно будет, — сказал Мишка задумчиво. — Ты с ней, Геля, поосторожнее, хитрая она баба.
— Разберемся мы с твоей Чиковой.
— Как?
— По закону. Как только смогу чин свой перед Григорием Ильичом открыть, сразу проверку в городском приюте организую. Неаккуратно Елена Николаевна делишки свои
— А барыня скажет…
— Да что б ни сказала, — перебила я, — слова веса не имеют, только документы. Можешь мне как-нибудь волосами ухо прикрыть?
На бал я собиралась отправиться, вооруженной полезной «жужей». Мишка выпустил локон справа, накрутил его на палец, отпустил…
— Так?
— Перфектно. — Малец действительно справился с задачей отменно, свернул жгутами пряди от затылка, поднял башенкой, закрепил ее спирально серебряными шпильками. — Тебе не в карманники, в парикмахеры дорога.
— Или в сыскари, — улыбнулся Мишка. — Я на базаре пацанов знакомых порасспрашивал. Не боись, не выдадут. Так вот, слухи среди фартовых ходят про деньги немалые, которые при приставе покойном должны были найтись непременно, только не нашлись.
— Наши сто тысяч? — кивнула я на саквояж под кроватью, засовывая в тайный боковой кармашек платья футлярчик с зоринским амулетом, больше туда ничего не помещалось, ни очков, ни тем более револьвера. Оберег приказный тоже пришлось снять, в неглубоком декольте серебряная цепочка смотрелась нелепо. — Откуда они вообще появились?
— Давилов Евсей, который в приказе служит, он же пьяница первостатейный. Напился третьего дня в рюмочной и плакал, что Блохин на лапу принял, а как помер, денежки тю-тю.
— Что же он три почти месяца не плакал, а третьего дня завел?
Мишка фыркнул.
— Может, он и раньше сокрушался, только до меня прежде слухов не доходило. Тут же важно, про что спрашивать.
— А ты что думаешь?
— Брехня. Не такой человек покойный Степан Фомич был.
— Тогда почему его нашли недалеко от места, где были спрятаны деньги?
— Мне тоже об этом подумалось. — Мишка отложил щетку, заложил за спину руки, прошелся от стены до кровати. — Пятое грудня, Параскевы день, подают у собора хорошо, от службы до заката самого.
— Ну, — азартно поторопила я. — Ты нищих опросил?
— Из наших, приютских, там вовсе убогие побираются, которых к воровству пристроить не удалось. Костыль припомнил — ноги у него совсем сухие, но котелок варит будь здоров, — что видел в тот день, как пристав из приказа выходил.
Замерев, я уставилась на отрока во все глаза, а тот заключил торжественно:
— Уехал верхом на лошади неклюдской, и неклюд же, на другой, его сопровождал.
Изобразив аплодисменты, я спросила:
— Табор от города далеко?
— Ехать туда не понадобится. — Мишка театрально поклонился. — Завтра ярмарка в Крыжовене начнется, в том числе и торги лошадиные, неклюдов в город набежит преизрядно. Я Костылю рубль пообещал, если он того самого мужика заметит да
мне весточку передаст. Дашь рубль?— В сундуке сам возьми.
Доверию пацан обрадовался больше, чем похвале. За окном уже звенели санные бубенцы, я побежала в сени, набрасывая на плечи шубу.
— Еще одно скажу, — нагнал меня Мишка. — Может, оно и не к спеху, но знать ты должна. Я тут по разным комнатам шмонал…
— Значит так, — придержала я мальчишеские плечи, — нанимаю тебя, Михаил Степанов, своим временным сыскарским помощником, с жалованьем… рубль в день, и разрешаю в интересах следствия шмо… то есть проводить обыск по собственному разумению. Докладывай, что обнаружил при обыске?
— У Дуньки в горенке под матрацем пук соломы и человечков плетеных четыре штуки.
— Молодец, — похвалила я и распахнула на стук входную дверь. — Ступай, Миха, почивать, Григорий Ильич вернет меня после празднества в сохранности.
Господину Волкову пришлось отступить, столь стремительно я к нему выпорхнула. Отступать было некуда, крыльцо за его спиной кончалось ступенями. Дверь хлопнула, я ахнула, схватила мужчину за талию, удерживая, шуба соскользнула, плечи моментально куснуло морозом.
— Ева, — шепнул интимно пристав и опустился на ступеньку, не размыкая объятий. Теперь наши лица оказались на одном уровне в самой неприличной близости.
— Грегор, — ответила я в тон и громко расхохоталась, — приберегите ваш пыл для зрителей.
Про соломенных человечков я думать перестала, одна мысль только в голове помещается. Высвободилась, попыталась присесть за шубой, и мы столкнулись лбами с Волковым, наклонившимся с той же целью.
— Примета, — сказал Григорий Ильич, ушиб не потирая, напротив, набрасывая на меня многострадальную шубу. — Берендийская примета, нам с вами, Евангелина Романовна, нежная дружба предстоит.
— По учебникам фольклор местный изучали?
Волков подхватил меня на руки и нес к саням. Предосторожность при атласных туфельках нелишняя, но…
— Я велел грелку магическую под овчину установить, сейчас отогреетесь.
Посадив меня, он устроился рядом, набрасывая на нас шкуру, велел вознице трогать. На тулупе мужика я заметила петлички и решила, что транспорт служебный. Ногам было тепло, как и прочим частям тела. Щекам вот несимметрично повезло. Правую подмораживало, в левую же горячо дышал спутник:
— По книгам.
— Что? — попыталась отстраниться я, но узость сиденья не позволила.
— И приметы, и уклад берендийский пришлось изучать мне по книгам.
— Вы в этом преуспели, — похвалила я, — Грегор.
— Грегори. В туманной столице меня называли именно так: Грегори Волкав.
— Как вам будет угодно.
— И на «ты».
— Вас там на «ты» называли?
— В бритском наречии, — сообщили мне в ухо интимно, — нет дружеских форм вежливости, там все друг с другом на «вы», даже уличному псу перед пинком говорится: «Идите вы вон, блохастый попрошайка!» В берендийском все иначе, существует даже этот уничижительный словоерс.
— Ваше высокопревосходительство-с? — хихикнула я от щекотки. — Чего изволите-с?