"Фантастика 2023-182". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
Царило мертвое молчание, только слышно было, как тучи с шорохом проплывают над деревьями да время от времени легонько постукивают, натыкаясь друг на друга.
Затем тучи расступились, и длинный ярко-синий луч протянулся с небес к ногам Фейнне. Она ступила на этот луч и пошла вверх, поднимаясь все выше и выше. И на синей блестящей поверхности луча отпечатывались все те же красные следы маленькой узкой ступни.
Девушка была уже над частоколом, когда неожиданно оступилась и сорвалась с луча. Раскинув руки, она начала падать, а стоявшие внизу смотрели снизу вверх, неподвижные и равнодушные к происходящему. Ни один из них даже не пошевелился.
В следующий миг все исчезло.
Элизахар не сразу понял, что задыхается. Перед глазами рваными клочьями плавала тьма. Затем постепенно вокруг начало проясняться.
Стексэ и Ассэ гнались друг за другом по небу. Ассэ была вдвое больше и ближе подобралась к горизонту, и тени от нее тянулись вдвое длиннее. Каждое царственное дерево обладало двумя тенями, словно двумя шлейфами: коротким, жирным — и длинным, бледным.
Частокол чернел поблизости, охотничий домик скрывался за ним. Ни факелов, ни девушки не было.
— Хорош, нечего сказать! — хрипло прошептал Чильбарроэс, выпуская Элизахара. — Слюнтяй! Еще бы в обморок упал, старая дева!
Элизахар сдавленно закашлялся.
— Ты едва не задушил меня, — упрекнул он старика.
— Ха! Ты едва не заорал! — ответил тот зло. — Знал бы заранее, что ты так раскудахчешься, — ни за что бы с собой не взял!
— Чей это сон?
— Его сейчас видят по меньшей мере два человека: мать девушки и человек, который ее украл, — сказал Чильбарроэс. — Ну, и еще мы с тобой. Впрочем, ты ведь не спишь. Ты находишься здесь на самом деле. Я еще не научился вынимать из человека душу, чтобы отправлять ее в путешествие по чужим грезам. Так что можешь не стараться ущипнуть себя или что там положено вытворять, чтобы проснуться. Ты и без того не спишь.
— Я не сплю? — удивился Элизахар.
— Вот именно! Все-таки ты удручающе глуп, Элизахар. Зачем я рассказывал тебе о моих снах? Чтобы ты так ничего и не понял?
— Я... действительно не понимаю, — признался Элизахар. — Я простой солдат.
— Больше нет, — заявил Чильбарроэс.
— Значит, я — здесь, на том самом месте, где мне и надлежит быть? — Неожиданно Элизахар улыбнулся. — Я не сплю, мне не придется разыскивать этот дом, потому что я — здесь, и Фейнне — тоже здесь, за этой оградой?
— В общем и целом ты оцениваешь ситуацию довольно точно. Единственная неприятность заключается в том, что туда, за частокол, тебе не пробраться.
— А если действовать с помощью снов?
— Два варианта. — Чильбарроэс поднял палец. — Либо сон становится явью, и тогда мы имеем Фейнне с выколотыми глазами, падающую с небес прямо на колья... Ты этого хочешь? Нет? Я тоже не хочу. Либо ты делаешься частью сна, и в таком случае твои действия теряют всякий смысл. Любое убийство, любое бегство, совершенное в одном сне, будут уничтожены другим сном. Действия, совершенные в снах, не имеют значения. Они равнозначны. Их можно не совершать вообще.
Элизахар выпрямился. Тело одеревенело, как будто он долго сидел в неподвижной позе.
— Что я должен делать? — спросил он прямо.
— Спрятаться и выжидать, — ответил старик. — Она — там. Ты — здесь. Жди удобного случая. Прячься в лесу. Наблюдай. Высматривай для себя лазейку. Я буду приглядывать за тобой, насколько у меня это получится. Прощай.
И старик пропал.
Элизахар встал на ноги, сделал несколько
шагов: следа Чильбарроэса он не заметил. Однако охотничий домик по-прежнему стоял на месте, и оттуда уже тянуло дымком: там проснулись и начали готовить завтрак.Луны канули за край леса, воздух порозовел: заря готовилась вступить в лесные хоромы, и их величества деревья горделиво замерли в ожидании этой важной встречи.
Глава двадцать четвертая
ДЯДЯ АДОБЕКК
Поместье, куда направлялись Эмери и Ренье, было пожаловано их предку почти семь веков назад за доблесть, проявленную в бою, и с тех пор ни разу не дробилось между наследниками. Когда умер последний потомок мужского рода, оставшийся после легендарного храбреца, поместье отошло к дочери.
Теперь этими землями и замком владели дед и бабка братьев. Их мать давно умерла, и красивая маленькая гробница, где упокоилась Оггуль, встречала каждого, кто въезжал в имение.
В трех десятках миль от моря начинались пологие холмы, которые уже через полдня пути сменялись невысокими лесистыми горами, а к вечеру путники добирались до первой речной долины из четырех, рассекающих эти горы. При спуске в долину на живописном склоне издалека виднелся белый купол, расписанный золотыми звездами, а затем постепенно появлялись и тонкие витые колонны с резными капителями в виде поникших, увядших цветов. Крошечный садик был разбит вокруг этого изящного строения, всегда пестрый и цветущий. За ним всегда тщательно ухаживали.
— Вот и могила Оггуль, — шепнул Ренье, лаская взглядом последнее прибежище матери.
Эмери благоговейно склонил голову.
Братья почти не знали ее. Оггуль ушла из жизни, когда старшему было чуть больше пяти лет, а младшему — чуть меньше. Прекрасное, нежное видение, всегда печальное, с мягкими руками, мать вспоминалась смутно, точно затененная розоватым туманом. От нее пахло цветами — чуть привядшими лилиями. Иногда она пела. У нее был негромкий, низкий голос.
Фоллон спешился первым и поспешил преклонить колени перед гробницей. Братья последовали его примеру. Здесь было тихо и благоуханно.
Затем все трое снова сели на лошадей и проехали еще несколько миль, прежде чем разбить лагерь на ночь в долине.
Возвращение домой взволновало братьев больше, чем они могли предположить. Они не были здесь два года — очень важных два года, за которые мальчики превратились в юношей, избалованные барчуки — в студентов университета. Теперь же, возвращаясь обратно, они как будто вновь обретали самих себя — себя истинных.
Как это всегда случается в годы взросления, братья не только получили новые знания и качества, но и изрядно подрастеряли детские свои достояния, живя среди чужих людей. Каждый шаг по направлению к замку словно бы отдавал им назад частицу их прежнего «я».
Замелькали важные, памятные места. Вот здесь Ренье упал с лошади и повредил ногу, а там они с братом заблудились в двух шагах от дома. Как было стыдно, когда их отыскала кухарка и, браня на чем свет стоит, привела к себе, чтобы умыть! У этого дерева они узнали о смерти матери, которая ушла к феям, прекрасным, как она сама... А за поворотом будет большой белый валун, возле которого Эмери сочинил свою первую мелодию.
Все эти события, большие и крошечные, имели огромное значение для братьев — и больше ни для кого на всем белом свете. Здесь обитала их душа, и сейчас они с особенной остротой ощущали это.