"Фантастика 2023-182". Компиляция. Книги 1-23

Когда по дворцу распространилась весть о том, что Уида вовсе не мать Гайфье, интерес фрейлин к мальчику отнюдь не уменьшился. Напротив, стал сильнее. Коль скоро Гайфье – не только не наследник трона, но и вообще не Эльсион Лакар, а всего лишь внебрачный отпрыск регента, шансы заполучить его в мужья существенно возросли.

Он продолжал не замечать их взглядов, их перемигиваний и двусмысленных улыбок. Совсем другие мысли занимали королевского брата. Дурное предчувствие, появившееся у него при виде новых рисунков Эскивы, с каждой минутой усиливалось. Он уселся на скамью, что стояла у стены галереи, напротив окна, и принялся рассматривать свой кинжал.

Что-то не складывалось. Он брал с собой кинжал, это точно. Ему нравилось чувствовать себя вооруженным. Красивая и коварная рукоять, прочное острое лезвие. И ножны под стать.

Когда же он обронил кинжал? Как это могло случиться?

Гайфье провел пальцами по рукоятке и вдруг нащупал щербину. Не веря открытию, поднес к глазам. Так и есть, свежая царапина на рукоятке. С чего бы ей там взяться?

Он покачал головой. Бедная его голова! Ее как будто набили сырыми опилками – он больше ничего не соображал. И сколько ни пытался заставить себя думать, у него не получалось. Сплошная мыслительная глухота.

Надо будет спросить Пиндара: случается ли с ним нечто подобное. Гайфье подозревал, что подобный ступор – одно из обычных явлений взрослой жизни. Детская острота соображения как будто навек покинула его, и оттого душа вдруг наполнилась мутной тоской.

Гайфье встал и медленно пошел по галерее, осматривая на ходу стены и пол. Он не знал, что именно ищет, но, когда нашел, сразу догадался: вот оно! То, чего здесь быть не должно, и то, что тем не менее имелось. Странно, почему оно никому не бросилось в глаза. Наверное, потому, что никто больше не терял здесь кинжалов.

Гайфье подошел к стене, опустился на колени, осмотрел и даже обнюхал, как пес, обрывок веревочки, прикрепленной к стенке. Веревочка была привязана к кольцу, куда в темное время суток вставлялся держатель для факела. Обрывок, выкрашенный в черный цвет.

Не до конца понимая происходящее, Гайфье повернулся и глянул на противоположную стену. Такое же кольцо для держателя – и такой же обрывок.

Тонкий шнурок, черный, почти неразличимый в рассеянном свете, заливающем галерею. Он был протянут поперек пути с таким расчетом, чтобы об него споткнулись и упали. Учитывая привычку Эскивы бегать по галерее сломя голову и не смотреть под ноги…

Гайфье похолодел. Прошелся поперек галереи, от одного обрывка до другого. И рухнул на колени там, где разглядел щербины в полу. Со стороны могло бы показаться, что мальчик оказывает мистическое поклонение какому-то незримому божеству, что внезапно явилось перед ним в галерее. Дрожащими руками он ощупал пол. Теперь стало понятно, почему шнурок натянули именно здесь. Тот, кто втыкал кинжал рукояткой вниз, искал место, где каменные плиты пола расходились, освобождая достаточно пространства для рукояти. И все же ему пришлось постараться, пристраивая кинжал. На рукоятке и на камнях остались царапины.

Эскива бежала по галерее, зацепилась за шнурок и упала. Чуть левее – и кинжал пронзил бы ее сердце.

Гайфье подошел к окну, замер, приложившись лбом к теплой раме. Сад раскинулся перед мальчиком – сонный, спокойный, полный ленивого достоинства. Цветы не спеша распространяли густой аромат, листья чуть шевелились. Каждый куст, каждое дерево, каждая травинка были заняты собственным делом. Созерцать их дозволялось, мешать им – ни в коем случае!

Постепенно Гайфье успокаивался, туман, окутывавший сознание, рассеивался. Мальчик уже знал, что ему не почудилось: кто-то на самом деле пытался причинить вред его сестре. И этот «кто-то» воспользовался кинжалом Гайфье.

Разговаривать с Эскивой бесполезно. Когда у сестры случались неприятности, она замыкалась в себе. Бросала два-три намека, но до объяснений не снисходила. Оставалось одно: ждать, пока она перестанет таиться и все-таки заговорит. Дня через три-четыре. Тогда он попробует откровенно объясниться с нею.

А пытаться поговорить с ней сейчас означало нарваться на неприятности. Услышать десяток колких слов да пару намеков, от которых делается скверно на душе. Нет уж, спасибо. Он разберется сам и предоставит королеве собственные выводы.

Глава седьмая ДВА СНОВИДЕНИЯ

Труделиза была идеальной любовницей: красива, глупа, добросердечна и по мере возможности – щедра. Столь же идеальным рогоносцем являлся ее муж, королевский виночерпий. Старше жены на двадцать лет, он представлял собой классический образец зануды.

Именно такое определение подобрал для него Ренье, когда впервые обратил свои взоры на Труделизу. Виночерпий обладал внушительной фигурой. Он подавлял. Он обладал великолепными манерами и никогда не употреблял спиртного. По мнению Ренье, такому человеку нечего делать рядом с хорошенькой юной девушкой; однако, как нетрудно догадаться, мнения Ренье никто не спрашивал. Брак Труделизы был заключен. Ренье оставалось только попытаться исправить положение, чем он и занялся спустя год после замужества дамы.

Как раз к этому времени Труделиза начала скучать и томиться. Новизна супружеских отношений притупилась.

Каждый день происходило одно и то же: перед обедом виночерпий покидал апартаменты, отведенные ему с супругой в небольшом красивом флигеле в садах дворцового комплекса. В дверях он неизменно оборачивался и торжественно произносил: «Я обязан выполнить свой долг» – с таким видом, словно его призывали на поле брани.

На королевских обедах муж Труделизы тщательно следил за тем, как разливают, разводят водой и разносят вино. На этих церемонных трапезах обычно присутствовали все королевские фрейлины и сама королева.

Изредка Эскива уклонялась от сидения за общим столом и тайком перекусывала где-нибудь на кухне. Она называла это «совершить набег»: врывалась в кухню, хватала какой-нибудь кусочек полакомее и, приветственно махнув рукой стряпухам, убегала.

Стряпухи втайне обожали ее за это. «Если у ребенка хороший аппетит, – говорила одна из них, самая авторитетная, – значит, и душа хорошая. Ну а раз ее величество любит покушать, стало быть, нас ожидает прекрасное правление».

Но, как правило, королева все-таки предпочитала являться в роскошную столовую и занимать место во главе стола с накрахмаленной скатертью. Кое-какую прелесть в церемонных приемах пищи она все же находила. Например, Эскиве нравилось не знать заранее, какое блюдо подадут. Это всегда выглядело как попытка устроить ей сюрприз.

Виночерпий с его устрашающей респектабельностью не входил в число любимых слуг Эскивы, но она мирилась с его присутствием. По крайней мере, он старался не попадаться на глаза и стоял при входе с суровым и мрачным лицом, в то время как слуги с подносами и чашами сновали взад-вперед.

После королевского обеда виночерпий обыкновенно удалялся в сад и проводил там час в размышлениях. Обычно эти «размышления» сводились к тому, что он дремал, поглядывая на фонтан и разбитую вокруг него клумбу. Никому не известно, какие мысли бродили при этом под его складчатым лбом.