"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
Их отделение в полном составе первым закончило дистанцию.
– Эх, – вырвалось у Фёдора. – Давай, залезай! – Он по-прежнему протягивал руку отставшему товарищу.
Бобровский разочарованно хмыкнул.
– Идём, Солонов. Чего напрягаться-то. Проиграли мы. А вы сами давайте, чего вылупились? – напустился он на троицу неудачников.
– Вы, господин Бобровский, только тогда помогаете, когда вам от этого непосредственная польза есть? – Госпожа Шульц возникла рядом, словно фея из сказки.
Бобровский впервые растерялся по-настоящему. Даже по стойке «смирно» не встал.
– Коль вы так устали, кадет, то ступайте, отдыхайте. Ваши товарищи справятся и без вас.
«Ле-эв» предательски засопел, покраснел и отвернулся.
– Да я ж что… я ничего…
…Общими усилиями они и впрямь помогли своим закончить дистанцию. Отделение оказалось вторым.
Воротников недоумённо хлопал глазами.
– Это им булки, что ли? – возмущался он, тыча пальцем в выплясывающих счастливые антраша соперников. – Это они, что ли, нас обставили?!
– Им булки, им. – Красный и злой Бобровский был на себя не похож. – Они нас обставили. А ты чего стоял, орясина, когда я тебе рукой махал?! Вот пошел бы с нами, глядишь, и успели бы! Вот не дам тебе Кантора списать, тогда узнаешь!
– Лев, Лев, ты чё, ты чё? – заволновался Севка.
– А ничё! Идти надо, когда я тебя зову! Бегом бежать! Понял?
– Да ладно тебе!..
– Не «ладно тебе», а понял ли?
– Понял, понял, будет уже!.. И… эта… Лев… насчёт Кантора? – почти умоляюще закончил Воротников.
– А чего Кантор-то? Нормальный дядька! – искренне удивился Фёдор.
– У кадета Воротникова с математикой нелады, – взрослым голосом объявил Бобровский.
Ирина Ивановна собрала роту вместе, построила. Время было идти на ужин.
Первое отделение тащилось уныло, под градом насмешек выигравшего второго. В корпусе уже вовсю кипела работа, трудились стекольщики, штукатуры и маляры. С вокзала возвращался старший возраст, страшно важный и гордый – печатали шаг, блестели штыками, снисходительно поглядывая на «мальков», взиравших на них с настоящим благоговением.
За ужином по корпусу поползли слухи один страшнее другого: «семёновцев подвзорвали», «Семёновский полк уполовинили», «одна бомба под паровозом, другая – под офицерским вагоном», «рвануло, когда все на перрон вышли и курить разрешили», «сто человек в клочья», «нет, двести», «не, полтысячи и в госпиталях столько же»…
Кадеты почти ничего не ели, только знай себе крутили стрижеными головами.
Две Мишени появился уже перед самым отбоем. От него сильно пахло гарью, на плечах – солдатская гимнастёрка, прожжённая в трёх местах.
Госпожа Шульц, что так и исполняла обязанности начальника роты, поднялась навстречу со стула возле конторки дежурного.
– Ирина Ивановна, спасибо вам, идите…
– Нет, сударь Константин Сергеевич, это вы идите – переодеться, как надлежит подполковнику. – Госпожа Шульц строго поджала губы. – Кадеты вас ждут, однако обращаться к ним в таком виде решительно невозможно.
– Уже поздно, – попытался возражать Две Мишени, но Ирина Ивановна оставалась непреклонна.
– Нет-нет. Обратиться к роте должно по всей форме.
– Почему я только вас слушаю, милостивая государыня?
– Потому что я права, сударь мой Константин Сергеевич.
… – Господа кадеты!
Рота получила команду стоять вольно и пользовалась ею, как говорится, весьма расширительно – фланги загибались, концевые старались подобраться поближе к подполковнику Аристову, облачившемуся в свой всегдашний китель с орденскими планками.
– Господа кадеты, капитан Коссарт и капитан Ромашкевич остались на станции. Там – там сейчас весьма тяжело. Весь гарнизон на ногах. Очень много раненых… – Две Мишени машинально провёл ладонью по жёсткому ёжику полуседых волос. – Но, господа, вы – будущие офицеры, слуги Отечества и Престола, и негоже нам пугаться или оберегать вас от чего-то якобы неподходящего, – быстрый взгляд на строго смотревшую Ирину Ивановну, – поэтому слушайте, как всё было. Воинский эшелон гвардии Семёновского полка следовал с учений; как всегда, у нас была сделана остановка, государь, как повелось с прошлых лет, всегда самолично встречал гвардейцев на станции. Состав остановился, даны были команды «выходи», «вольно» и «оправиться».
Нижним чинам разрешили курить. Офицеры частично вышли из штабного салон-вагона, частично оставались внутри. На соседних перронах было много гражданских, пассажиров. – Две Мишени на миг опустил голову, на щеках вспухли желваки. – В этот момент одна за другой сработали две бомбы, заложенные, надо понимать, в путевую насыпь. Одна – под локомотивом; от него не осталось вообще ничего. Другая – точно под штабным вагоном; разнесло в щепки. Бомбы оказались начинены ещё и чем-то зажигательным; во все стороны полетели горящие куски некоего материала, сейчас стараются собрать его остатки, если удастся. Начались пожары в пакгаузах; от взрывов рухнула крыша над пассажирским перроном.Кадеты молчали; в тишине только скрипнул паркет под переступившим с ноги на ногу подполковником.
– Кроме чего-то зажигательного злоумышленники снабдили свои заряды также изрядным количеством мелких болтов, гвоздей, гаек и шайб. Всё это ударило по людям, словно картечь. Посекло очень…
Ирина Ивановна тяжело вздохнула и перекрестилась.
– Посекло очень многих! – возвысил голос Две Мишени. – Число погибших перевалило за две сотни, число раненых – более тысячи. Весьма велико число задавленных обвалившейся крышей. Среди них – женщины и дети… Но полковой командир, отправившийся в первые же минуты к начальнику станции, уцелел; он немедленно принял все меры для помощи получившим раны и увечья. Гвардейцы-семёновцы, несмотря на предательский удар в спину, не растерялись. Даже раненые бросились разбирать завалы, стараясь спасти невинно пострадавших. Старший возраст нашего корпуса помогал всем, чем мог. Тушили пожар, перевязывали и носили увечных. На вокзал прибыл и сам государь вместе с дворцовым конвоем гвардейских казаков; сейчас огонь усмирён, рухнувшие конструкции разобраны, все, кого могли спасти, – спасены. – Две Мишени сделал паузу. – Я воевал в Маньчжурии, господа кадеты, я участвовал в деблокаде Посольского квартала в 1901-м, но… никогда не думал, что увижу землю, покрытую убитыми и умирающими здесь, в пригороде столицы, в резиденции государя!..
– Кхм! Кхм!
– Да. Простите, госпожа Шульц. Так вот, кто устроил этот взрыв? Трусливые негодяи и убийцы, боящиеся выйти на открытый бой, бьющие исподтишка, не делающие различий между военными и гражданскими!.. Чего они хотят, спросите вы? Смуты, отвечу я! Гибели отечества нашего, гибели России! Цареубийства!
Кадеты замерли, боясь пошевелиться.
– Завтра его императорское величество издаст потребные указы. Смутьянам и убийцам не будет пощады. Государь может простить покушавшихся лично на него, но не тех, кто убивает ни в чём не повинных, случайно оказавшихся на месте взрыва. Вы же, господа кадеты, должны помнить, что тоже можете помочь. Отличной учёбой!..
– Кхм! Кхм! Кхм!
– Госпожа Шульц, честное слово, вы, кажется, простужены. Почему бы вам не отправиться к милейшему нашему доктору, Ивану Семёновичу? Микстура от кашля вам бы явно не помешала!
– Несомненно, господин подполковник. Не угодно ли будет вам сопроводить меня туда? Я должна вам кое-что сказать. В частном порядке, если позволите.
Федя увидел, как подбородок Двух Мишеней слегка вздёрнулся.
– Разумеется, сударыня. Сразу после отбоя.
Двое быстро шли пустыми коридорами корпуса. Стучали по паркетам каблуки и каблучки – вместе.
– Милостивая государыня, потрудитесь, пожалуйста, объяснить…
– Вы, дорогой Константин Сергеевич, напрочь испортили превосходную в иных отношениях речь пассажем про «отличную учёбу».
– Как это «испортил»?!
– Да вот так и испортили. Это же мальчишки! Им подавай страшные приключения и ужасные опасности! Они даже в смерть не верят! Вы им рассказываете о страшных жертвах, о терроре, о том, что Россия наша нуждается в защите, – и они ждут от вас слов, как они на самом деле могут помочь! Ну, не знаю, дежурить на станциях и переездах, осматривать заброшенные строения, подвалы, склады, чердаки, ходить дозором вдоль путей – а вы им про какую-то учёбу!