"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
Бешанов прямо-таки прожигал Ирину Ивановну ненавидящим взглядом, но поперед товарища народного комиссара лезть побаивался. За спиной Троцкого маячила ещё тройка крепких молодцов, смотревших на наркома, отнюдь не на Йоську Бешеного.
— Того, что это мой человек, вам было недостаточно, товарищ Шульц?
— Недостаточно, товарищ народный комиссар. Социализм, как учит нас товарищ Ленин — это учёт и контроль. До меня так и не были доведены обязанности и полномочия гражданина Нифонтова. Я даже не знала, в какой он должности и почему я обязана ему подчиняться. Есть порядок
— Вот как? А если бы документы эти затребовал я?
— Я бы предложила бы вам ознакомиться с ними в соответствующем помещении, ни в коем случае не допуская выноса никаких материалов под грифом «сов. секретно» или даже просто «секретно», не говоря уж об «особой важности». Но это вы, товарищ Троцкий. Ваши функции мне понятны. А что здесь делает гражданин Нифонтов — мне абсолютно не ясно.
— Выполняет мои указания!
— Даже ваши указания, товарищ нарком, не могут идти вразрез с правилами работы. Секретная документация зовётся секретной не просто так. Когда на карту поставлен успех важнейшей стратегической операции, мелочей быть не может.
— Да контра она, контра! — в наступившей тишине раздался особенно громко яростный шёпот Бешанова.
— Спокойно, Иосиф, — Троцкий даже не глянул на своего подручного. — В словах товарища Шульц есть резон. Подобная смелость мне импонирует. Товарищ Нифонтов, конечно, не должен был ничего требовать. Однако мы все — и я первым — должны знать о положении на фронте.
— Нет ничего проще, товарищ нарком. Я или любой другой штабной командир готовы в любой момент исчерпывающе доложить вам.
— Не только, товарищ Шульц, не только… — Троцкий обходил её медленным шагом — словно акула, кружащая вокруг жертвы. Бешанов следовал за наркомом, как приклеенный. — Я обязан знать, в какой степени все преданы делу революции. И для этого буду применять все необходимые меры.
— Несомненно, товарищ нарком. И моя преданность делу революции как раз и заключается в том, чтобы следовать порядку, а не крайне подозрительным указаниям крайне подозрительных личностей, как тот гражданин, которого мне пришлось ранить. Я уже высказала товарищам краскомам — не является ли он агентов разведки белых?
— Кто, Костя? — рассмеялся Троцкий. — Да вы шутите, товарищ Шульц.
— Почему же нет? — невозмутимо возразила Ирина Ивановна. — Нифонтов — из дворян, его отец служил в гвардейском полку, в Волынском…
— Волынский полк? — перебил Лев Давидович. — Да он же одним из первых поддержал нашу революцию!
— Поддержал, перейдя на сторону победителей, — парировала Ирина Ивановна. — Не припоминаю его среди штурмовавших Таврический.
Отчего-то это неимоверно развеселило товарища наркома.
— Остроумно, товарищ Шульц, остроумно. Значит, таким сложным образом белые внедряли своего агента в непосредственное окружение народного комиссара по военным и морским делам?
— На месте белых я бы не пожалела никаких средств и сил, чтобы внедрить своего агента в ваше непосредственное окружение, — ровным голосом ответила товарищ Шульц. — И, чем безумнее биография, тем лучше.
— Вот как у вас? — хохотнул Троцкий. Штабные командиры замерли.
— Да, вот как у меня, — не смутилась Ирина Ивановна. — И, должна вам сказать со всей откровенностью,
товарищ нарком — мне приходится денно и нощно делом доказывать свою преданность революции. Спросите вот хотя бы товарища Ягоду. А о последнем времени — товарища Сиверса. Или товарища Апфельберга.— Товарищ Апфельберг, конечно, очень талантливый сотрудник, но, увы, подвергся в последнее время моральному разложению с одной пригожей казачкой, правда, должен признать, очень пригожей казачкой, — усмехнулся Троцкий. — Что ж, товарищ Шульц! На будущее нам всем урок. Иерархии командования надлежит выстраивать чётко. А ваш доклад мы, несомненно, заслушаем… Спокойно, спокойно, Иосиф, я же сказал! Слушаем доклад товарища зам. начальника оперативного отдела.
— Слушаюсь, товарищ нарком, — Ирина Ивановна, как ни в чём ни бывало, взяла указку и пошла к висевшей на стене карте. — Согласно последним поступившим донесениям, наши авангарды достигли рубежей…
Глава Х.5
«Не успели мы стать батальоном, а пришёл приказ о разворачивании в полк. Рывок наш к Воронежу не прошёл незамеченным; со всей России пробирались добровольцы — старшие кадеты выпускных возрастов, юнкера, военгимназисты; и оказалось, что многие (если не все) знают о нас, о том, что мы „Государя спасли“. И просились специально к нам.
А потом на фронт приехал и сам Государь. Да не просто так…»
Батальон александровских кадет стоял в парадном строю. Почищена чёрная форма, надраены сапоги, сияют верные «фёдоровки». Щёки Севки Воротникова в свежих порезах от неумелого бритья. Идёт вдоль сверкающей штыками шеренги Две Мишени, и на плечах у него — по-прежнему полковничьи погоны.
Импровизированным плацем послужил деревенский выгон за околицей. Обитатели сбежались все, от мала до велика, мальчишки облепили деревья и крыши, мужики с бабами приоделись, замелькали алые праздничные платки с рубахами.
Все глядели на ведущую к станции дорогу.
Глядели, глядели, солнце поднималось выше, начинало припекать.
Федор Солонов стоял на правом фланге, рядом с офицерами батальона.
Ждал, как и все. Ждал, а живот так и сжимался от волнения.
И, когда уже казалось, что «никогда ничего не случится», на дороге появились всадники, а за ними — сразу три автомобиля, да не простых, а полугусеничных.
Фыркая мощными моторами, покатили прямо к строю батальона.
Остановились.
И все александровцы, как один, неважно, из самого ли корпуса, или из юнкеров, или даже из примкнувших в последнюю неделю военгимназистов, грянули «Боже, царя храни».
Без оркестра. A capella.
Адъютант распахнул дверцу машины. Государь тяжело поднялся во весь рост, спустился на землю. В руках он держал что-то вроде большого зонта (очень большого зонта). За ним следом сошли наследник-цесаревич Николай Александрович, брат его Михаил, а из второго автомотора, почти упершегося носом в первый, одна за другой выходили девушки, но не разряженные, не в платьях, но в скромных накидках сестёр милосердия с красными крестами на белых косынках.