"Фантастика 2024-100". Компиляция. Книги 1-24

Маргарет заржала, от души потешаясь над нами, и назвала такую цифру, что я тихонько присел. Но отступать было поздно, а на втором счету все еще болталась премия, так что и это было не смертельно.

Довольная улыбка любимой женщины стоит намного больше.

А деньги я всегда смогу заработать.

Глава 28

***

Ментат отдела "Европа" откровенно "чесал репу", говоря по-простому.

Вся его суть, прокуренная и пробитая паранойей, вопила, что я – "подстава", а профессиональные навыки и опыт убеждали в том, что подстава я не для своей службы.

– Вынуждена признать… - Стефания Чиханн махнула рукой и потянулась за сигаретами, решив последовать за профессионализмом, а не за паранойей. – Существуют следы вмешательства. Но, с таким же успехом это могут быть следы от просмотра "агрессивной рекламы" или постстрессовые последствия. Мой дар молчит и угроз, в обозримом будущем, от этого человека, нет.

Сладострастно затянувшись вонючими сигариллами без никотина, крашеная брюнетка откинулась на спинку кресла и выдохнула клуб дыма прямо мне в лицо, язва.

– Ограничения считаю излишними, допуск к работе рекомендую полный. – Снова затяжка и я погружаюсь облако "безникотинового", очищенного и освеженного, по всем стандартам европейской культуры, табачного дыма.

Лучше бы она кальян потягивала, право слово, чем тянуть в себя дым пропитанной духами, бумаги.

У "мертвых" самый большой процент курильщиков. Нам не грозят онкозаболевания, мы и так ходим по лезвию. Врачи обещают нам, в случае ведения здорового образа жизни, 150 – 170 полных лет разумного существования, однако, пока самый долгоживущий из нас – 86 летний Оян Ши, который ведет затворническую жизнь где-то в горах, держась как можно дальше от всего мирского.

– Сайд. – Амина чуть тронула меня за плечо. – О чем задумался?

– О 170 годах жизни, которые нам прочат. – Признался я. – Смешно, правда? Мы курим, как паровозы. Бухаем, чернее чем врачи, учителя и полицейские, вместе взятые. Выжимаем из себя все, без остатка, вкладывая в свои "конструкты". Сходим с ума, от видений. Срываемся, видя несправедливость и сгораем, как мотыльки над огнем свечи. "Верша справедливость".

– Шел бы ты… К жене… - Амина мрачно огрызнулась, в тайне соглашаясь с моим мнением. – Когда еще, сможете по Парижу, прогуляться…

Мне всегда везло с руководством, всегда везло с окружающими меня людьми, но… Собственная голова и язык, однозначно доведут меня до могилы. И намного быстрее, чем в 170 лет.

Ментат вернул меня на службу – очень замечательно.

Дел накопилось – уйма.

Пришла пора дать отпор Айрику, который нещадно бомбардирует меня с этим "Отельным Робином", веря в то, что я смогу докопаться до истины.

А я – не хочу. Мне нравится, то, что "отельный Робин" творит. Нравится его любовь к демонстративной жестокости и максимальной эффективности. Мне симпатично его решение проблем. И, нет у меня желания искать человека, "потрошащего" всяческую… Ну, нет и хоть ты динамит закладывай!

Да и дела, которые лежат в ящике стола, в отделе, тоже надо закончить. И, теперь уж мне точно никто не помешает втретиться с Волл дэ Марром и вволю почесать язык.

– Вижу-вижу. – Обрадовала меня Марша, встречая на выходе из этого серенького и неприметного здания, в котором обреталась целая служба контроля, управляемая ментатами. – "Годен"?

– Годен. – Я подхватил жену за талию и закружил вокруг себя, в лихом темпе. – Все возвращается, на круги своя. Так что, с понедельника, возвращаю кухню под твое чуткое руководство.

Мы бродили по улочкам города, рассматривая достопримечательности, и пугали бесстыдных, но уже становящихся такими же серыми, парижан, своими яркими нарядами и блестящими глазами.

Грязная Сена, совершенно не впечатляла, а судя по душку – в ней кто-то сдох, причем уже давно.

Питерские каналы и мосты, на мой, совершенно не патриотичный взгляд, на добрый порядок милее и более чем на десять – душевнее. А уж с бескрайними берегами родного Иртыша, дикого и вольного, вообще сравнение не в пользу утисканной в каналы, как проститутка в корсет, Сены.

Только презервативы, разбросанные мимо урн, как напоминание толерантности и сексуальной революции. Слабая попытка украшения города, красивого только на картинке.

Марша со мной была не согласна.

Вдыхая воздух города Дюма и Парижской коммуны, она круглыми глазами смотрела по сторонам, видя только то, о чем говорилось, не замечая того, что творилось.

Множественные лавчонки, с "профильными носами" их владельцев, кучки громко гогочущей молодежи и бесконечные уныло-матерные граффити на стенах.

Полицейские, провожающие нас взглядами, вздрагивали от чужого языка и жались к своим машинам.

Один-единственный раз, пара молодых патрульных подошла к нам и попросила предъявить документы.

Увидев корочки "Фемиды", широко улыбнулись и отвалили в сторону, о чем-то сообщая по рации своему диспетчеру.

Попытка подняться на Эйфелеву башню, едва не закончилась полным фиаско – очередь из японцев, индийцев и прочих, дважды опоясывала опоры башни и двигалась в час по чайной ложке.

На помощь пришли уже знакомые полицейские, отконвоировав нас через шумную толпу, прямо к лифту и пошептавшись там с местной службой охраны.

Вид сверху, действительно кружил голову.

Марша замерла у перил и словно завороженная, рассматривала город.

А я – любовался ей.

– Останемся здесь на ночь? – Марша сидела напротив меня в маленьком кафе, под открытым небом. – Пожалуйста.

– Выбирай, где остановимся. – Подмигнул я.

Сказки хочется всем.

Жаль, не так мы воспитаны, чтобы целоваться в присутствии лифтера.

Лифт, размером с комнату, собирал постояльцев и развозил их по этажам со скоростью неспешно плетущийся улитки, важно открывал свои зеркальные двери и тихонько шипел в динамиках Азнавуром.

Сделанный под старину, с обилием зеркал, откидными скамеечками и золотыми финтифлюшками, тем не менее, это был совершенно новый лифт, со всеми функциями безопасности.

Очень интересная модель.

Богатая.

И толпа собралась, вовсе не маленькая – человек 25-ть, не меньше.

Толпа оттеснила нас с Маршей к самой стенке лифта, а нам того и надо – никто не смотрит.