"Фантастика 2024-109". Компиляция. Книги 1-22

P.S. Передавайте вашей родственнице мои поздравления и наилучшие пожелания. Дренг сказал, что баронесса Мадести-Доло чрезвычайно мила и приятна.

Искренне ваш, Фьер Гард».

— Ох, Фьер, — умилилась я.

— Что вызвало вашу улыбку, Шанни? — спросила матушка, подойдя ко мне. — Кто тот счастливец, чье послание вы не выбросили так равнодушно, как предыдущие?

— Это барон Гард, матушка, — ответила я. — Он милейший человек, и если бы барон не был уже женат, то я не желала бы для нашей Амбер лучшей партии.

Не говоря ни слова, родительница выдернула из моей руки записку, пробежала ее глазами и фыркнула:

— Какое бесстыдство, — сухо сказала она. — При живой супруге да такая вольность в общение с благовоспитанной девицей. Нет уж, вот таких женихов нам и вовсе не надо.

Вернув себе послание барона, я аккуратно сложила его и сунула в карман, спрятанный среди складок платья.

— Не стоит оскорблять человека, которого вы совершенно не знаете, — не менее сухо ответила я. — Его милость ни разу не показал в отношении меня вольности или неуважения. Напротив, он доказал, что является достойным и благородным человеком. — И чтобы не ругаться незадолго до моего отъезда, я улыбнулась ее милости и взяла за руки: — Матушка, уверяю вас, если бы вы узнали барона так же хорошо, как я, то непременно поддались бы его обаянию и веселому нраву.

— Ох, Шанни, мне так не нравится всё, что происходит с вами, — со вздохом произнесла родительница. — Я была против затеи его сиятельства, но кто же будет слушать женщину? Разве же это место для вас? Послушайтесь моего совета, дитя мое, благополучием рода должны заниматься мужчины, а женщине надлежит исполнить свой долг — выйти замуж, родить детей и служить не кому-то, а собственному супругу, оберегая его честь, дом и благосостояние. Для того мы и рождаемся женщинами. Так решили Боги.

— Чушь, — отмахнулась я. — Так решили не Боги, а мужчины. Если же они не уверены в себе и опасаются соперничества тех, кого почитают слабей себя в силе душевной и в силе разума, то это лишь открывает их собственную слабость. По-настоящему сильный человек не опасается показать свою уязвимость, он способен демонстрировать чувства и способен совершать поступки, за которые ему не будет стыдно, даже если весь свет будет считать их глупостью. Жаль только, что даже тот, в ком есть сила, не может сделать решительный шаг, потому что тысяча слабых ему этого не позволят и не простят.

Отвернувшись от опешившей родительницы, я достала еще одно послание, нервно порвала конверт, задев и вложенный лист бумаги. Прочитав еще одно витиеватое послание, подобные которому уже лежали на кресле, я в сердцах разорвала его. Мне вдруг стало не до лестных слов и чужих надежд. Задетая родительницей тема всколыхнула мои боль и досаду.

— Что с вами, дитя мое? — негромко спросила меня матушка. — Что ранит вас, Шанни? — Она подошла ближе, обняла меня за плечи и попросила: — Расскажите.

Обернувшись к ней, я растянула губы в улыбке:

— Пустое, дорогая моя, это всё пустое.

Поцеловав баронессу Тенерис в щеку, я направилась к Амберли. Она застыла у одной из корзин с цветами и с тревогой смотрела в нашу с матушкой сторону. Приподняв брови в фальшивом изумлении, я вопросила:

— И это всё, что ты смогла просмотреть за это время?

— Шанни…

— Мой добрый друг — барон Гард поздравляет тебя, сестрица, прервала я ее, — и желает тебе благоденствовать.

— Благодарю его милость, — ответила Амберли. Она всё еще смотрела на меня испытующе, и я вытянула из ее пальцев уже распечатанное послание:

— И что нам пишут? — спросила я, дразня ее, и сестрица выхватила у меня записку.

— Фу, как неприлично иметь такой длинный нос, — фыркнула она.

Я показала ей язык, и моя показная игривость возымела действие. Амберли успокоилась и вернулась к просмотру «корреспонденции». Постояв у нее немного за плечом, я вернулась к своим цветам. Я сумела подавить в себе это болезненное негодование, вдруг захлестнувшее меня, потому смогла поглядеть на родительницу с уже искренней улыбкой. Матушка проводила меня задумчивым взглядом, но говорить ничего не стала, по крайней мере, пока, и за это я была ей благодарна.

Просмотрев еще пару посланий, я добыла предпоследнее, надорвала его и… гулко сглотнула. Перевернув конверт запечатанной стороной, я с минуту не сводила взгляда со знакомого мне оттиска.

— О, Хэлл… — прошептала я и поспешила покинуть гостиную.

Меня не останавливали, да этого бы и не удалось сделать, потому что мне не терпелось остаться наедине с тем, чего я ждала столько времени. Вот теперь мои руки подрагивали. Волнение и страх, снедавшие Амберли еще недавно, передались мне в полной мере. Выбежав за дверь, я даже не сразу решилась прочесть ровные строчки, написанные хорошо знакомым мне почерком, отчего-то ожидая худшего.

— Не глупи, — велела я себе. — Ты — Шанриз Тенерис, а не какая-нибудь впечатлительная девица.

Так вернув себе разум, я раскрыла письмо всего в несколько строк и, притопнув ногой для решимости, все-таки прочла.

«Неделя истекает, ваша милость. Надеюсь, вы уже собрали ваши вещи и готовы вернуться к своим обязанностям. Жаль, что сам я не сумел навестить баронессу Мадести-Доло и лично поздравить ее, но вы сумеете лучше Дренга передать мне все подробности прошедшего торжества. Жду вашего повествования, и вас.

И. С.».

— Боги, — прошептала я, прижав письмо к груди. — Невероятно…

А после рассмеялась, впервые за долгое время ощущая настоящую легкость. Он ждал меня! Государь был готов возобновить наше с ним общение! Впрочем… Я тут же нахмурилась, пытаясь понять, что стало тому причиной. Однако отогнала всякие дурные мысли и подозрения, пробудившие дремавшую во мне ревность, и медленно выдохнула. А после улыбнулась и спрятала и это послание в карман.

Я поспешила вернуться назад, чтобы еще раз взглянуть на букет, присланный мне Его Величеством, и забрать его в свои комнаты, чтобы в одиночестве вдохнуть аромат цветов и предаться минуте, полной упоительных грез, без предположений и раздумий. Однако, войдя в гостиную, я натянула на лицо вежливую улыбку, хоть и хотелось запрыгать, хлопая в ладоши от обуревавшей меня радости, и произнесла короткое:

— Прошу меня простить.

Матушка и Шанни, стоявшие рядом, одновременно обернулись ко мне. Я оказалась под прицелом двух взглядов: вопросительного Амберли и задумчивого матушки.

— Неужто уже прочли все записки? — с деланным удивлением спросила я.

— Кто вам написал, Шанни? — игнорируя мой вопрос, спросила в ответ родительница. — Чье письмо заставило вас покинуть гостиную? Это кто-то близкий вам? Ваши щеки разрумянились, глаза сияют, а потому я делаю вывод, что вы заинтересованы в отправителе. Кто он, дитя мое? Граф Дренг? Между вами существует связь? Он имеет на вас виды?

— Нет! — возмущенно воскликнула я. — Ничего подобного, дорогая матушка, это всё ваши выдумки…

— Я хочу знать, что вы таите от меня, — отчеканила старшая баронесса. — Дайте мне письмо.

Амберли, едва вернувшаяся к своим цветам, порывисто обернулась и теперь переводила встревоженный взгляд с моей матери на меня. Она стиснула ладони, прижала их к груди, и нервно покусывала губы. Так сестрица делала всегда, когда была испугана и сильно взволнована. Мягко улыбнувшись ей, я достала послание государя и передала его матушке.