"Фантастика 2024-116". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Письмо началось со слов: «Феечка ты моя!»
Психанув, дотянулась до ручки, лежащей на тумбочке, и прямо там и написала:
«Не твоя!».
Далее Даркан повествовал о следующем:
«Умудрилась поднять кладбище силой молитвы?»
Из вредности приписала рядом «Нет, силой любви. Моя любовь к Навьену безгранична, и я решила поделиться ею с миром».
А вот потом было не до шуток:
«Я в курсе, где ты. Подстава со второй феей не сработала, твой новый шеф зря старался. Теперь по нашим делам — Навьен схвачен. Валиант сбежал. Мне потребуются сутки на то, чтобы поднять убитых демонов из клана
То есть вампиров вчера оживила не я…
Даже обидно как-то стало.
И то, что меня так быстро нашли — тоже не обрадовало.
И тут Руша поднялась, пошатнулась и странно на меня посмотрела.
— Что? – напряженно переспросила я.
— Мне… мне лучше, — явно не веря в то, что говорит, прошептала фея.
Подняла руку перед собой, потом вторую. Затем сделала приседание. Выпрямилась. Нахмурилась. Снова посмотрела на меня.
— Как ты это делаешь? — был ее следующий вопрос.
— Силой молитвы, — по-моему, идеальная отмазка.
Руш медленно опустилась на ковер, заняв кажется ее излюбленную позу лотоса, и спросила:
— Научить сможешь?
Да чему ж тут учить?
— Отче наш, иже еси на небеси…
— Подожди, я запишу! — Руш подскочила и бросилась к тубмочке, вернувшись обратно плюхнулась на пол, раскрыла блокнот, приготовила карандаш и воззрилась на меня в алчном ожидании продолжения.
А я, хоть убей, дальше ничего не помнила.
— Ну! — нетерпеливо потребовала фея.
— Бог есть любовь,- выдала моя память.
— Правда? — переспросила Руш.
— На сто процентов, — я села на кровати, расстроено констатировала помятость моих тонких крылышек и попросила: — Позови Гродара, пожалуйста.
Изменения в моей внешности происходили под строгим присмотром шефа Сайнхора. Белые волосы заменили на золотистые, черные глаза на сине-зеленые, феечкость мне оставили, крылья правда изменили на зеленые, а мне прежние как-то больше нравились.
Когда со всем было закончено, шеф спросил только одно:
— Работать будешь, или отлежишься один день?
Учитывая полученное от Даркана письмо, я догадывалась, что это мог быть мой последний день, а потому с энтузиазмом отнеслась к идее вернуться к работе.
Я грызла яблоко, стоя у окна в допросной, и делала вид, что я тут вообще мимо проходила и особо не при делах.
Сайнхор и Комдор вели допрос, причем зеленокожий громила Комдор, иногда срывающийся даже не на крик, а на рев, играл доброго полицейского, а Сайнхор, хоть и молчал, почему-то выполнял роль злого полицейского.
Через стальной и ко всему прочему покрытый серебряными рунами стол сидела… девочка.
Лет ей было десять-двенадцать на вид. Худенькая, маленькая, стройненькая, тощенькая, с огромными глазами, темными стриженными под каре волосами, белой почти фарфоровой кожей и маленькими аккуратными алыми губками на бледном идеальной формы личике. На девочке была форма какого-то учебного заведения, если я правильно поняла, а еще она превосходно умела… врать.— Ничего не слышала. Спала. Я всегда по ночам хорошо сплю, нам ведь дают таблетки, — вещала дрожащим от слез голосом девочка.
Со стороны все выглядело примерно так — двое стражей схватили скромную забитую жизнью сиротку, притащили в участок и собираются повесить на нее, невинную, все преступления разом.
Продолжая жевать яблоко, я оттолкнулась от окна, подошла к шефу, Сайнхор двинул плечом, позволяя мне прочесть дело «маленькой беззащитной невинной десятилетней девочки».
И я чуть яблоко не обронила, вместе с надкушенным куском.
Невинной маленькой девочке было четыреста семьдесят лет! Уголовница со стажем — убийства, массовые убийства, подлоги, мошенничества, грабежи, снова убийства. Снова посмотрев на «дите», я не сдержалась и воскликнула:
— Да быть этого не может! Тут какая-то ошибка!
Шеф глянул на меня, затем на Комдора и ему приказал:
— Принеси стакан воды.
«Добрый полицейский» поколебался для виду, но именно что для виду, я уже эту схему воздействия на психику задержанного хорошо знала, и вышел, сообщив девочке:
— Тебя никто не тронет. Права не имеют. Адвокат прибудет с минуты на минуту. Я сейчас вернусь. Ничего не бойся.
Малышка вздрогнула, закивала в ужасе, из прекрасных детских глаз скатились две крупные слезы — по слезинке на глаз. Идеально! Я бы ей вообще первый приз за актерскую игру выдала. Но тут такое дело – закрытая школа, в которой обучалось это «дите» и стало тем катализатором, что привело вчера к массовому восстанию на вампирском кладбище. И кладбище подняли сознательно – двенадцать учениц закрытой школы самоубились на этом самом кладбище, как итог… Ну, если бы не Даркан, итоги могли бы быть убийственными.
Так что я вступила в игру, точно зная, чего хочу от этой милой девочки.
— Итак, энитта Эори Ханиган, — зачитала я имя, выведенное Комдором в протоколе допроса.
В папке шефа Сайнхора имелось другое — эитт Гаа Нардак. Я так поняла что энитта это обращение к девушкам, эитта — к замужним женщинам.
Девочка, при обращении энитта заметно оживилась, несмотря на пудовые стальные кандалы, стягивающие ее тоненькие запястья, подалась ко мне, и с жаром спросила:
— Вы мне верите?
— Конечно! — заверила со всей искренностью.
И пробежалась взглядом по протоколу «доброго полицейского». Исходя из записей Комдора дело было так — милая девочка по имени энитта Эори Ханиган мило спала в своей милой комнатке на тринадцать человек. И вообще не понимает, куда делись остальные девочки из ее комнаты. Ну ушли и ушли, ей ни слова не сказали, она вообще спала после таблеток, которые всем выдают на ночь, чтобы сон был крепче и ничего не слышала.
— Итак, — я сделала вид, что целиком занята чтением протокола допроса, — вчера после ужина вы выпили таблетку… Снотворное значит. Это такие маленькие, синенькие, кругленькие?