"Фантастика 2024-116". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Я не выдержал и подошёл к ней. Вблизи стал ощущаться исходящий от женщины терпкий запах алкоголя, и мне от этого стало противно донельзя. Сам от себя того не ожидая, я вдруг резко замахнулся в намерении ударить Герду по наглому лицу! Но по итогу ударить так и не смог. И нет, не жалость меня остановила. Просто в её карих глазах, хотя она и вжала голову в плечи, царило не только спокойствие. Пусть то, о чём она говорила, действительно ни капли не терзало её душу, Герда жаждала презрения к себе и делала всё, чтобы его получить. Эта женщина отчего-то неистово желала собственной смерти. И именно это понимание заставило меня опустить свою руку.
— Чего остановился? Личико моё нравится?
— Нет, — честно ответил я. Отпечаток деяний, что она несла на себе, вызывал у меня отвращение. — Прежняя заносчивая гордячка, поглощённая мечтами удачно выйти замуж, привлекала меня в разы больше.
—
Она снова крепко-накрепко сжала ладони в кулаки. В её глазах закипели ярость и злость. Такие, что Герда действительно бы могла вот-вот броситься на меня, как зверь. Разговаривать с ней было бесполезно. Да и ужасно не хотелось этого делать. Так что я сделал шаг назад и вытащил из поясной сумки то, что брал себе на перекус: кусок чесночного хлеба, завёрнутый в полотенце, и орехи. Затем положил поверх мешочек с деньгами, в котором было медью около семи серебряных, и, медленно отступая спиной вперёд, произнёс:
— Зря я тебя встретил. И, знаешь, наверное, тебе лучше никогда меня более и не встречать.
После я развернулся и ушёл, не оборачиваясь. Я был уверен в том, что Герда возьмёт мою подачку, но знал, что если увижу это своими глазами, то навсегда утрачу даже тень уважения к ней.
…Впервые я порадовался тому, что мастер Гастон мёртв.
Лицо её подобно маске. Последней маске. Восковой. Невинности отбросив сказки, Она престала быть собой. Я вижу суетное тело, Но в теле этом нет души. И посерело, потускнело Нутро её. Сказать: «Дыши» Желал бы каждый её знавший. …Вот только все они мертвы. И оттого себя пропавшей Чует она. На сердце швы Скрепляют язвенную рану. И ране этой боль терзать, Покуда всю себя обману Она продолжит посвящать. …Я не виновен в её горе. Я не готов её спасать. Пускай продолжит жить во вздоре! Пускай продолжит угасать.Я поразмыслил и с краю листа приписал рядом с двумя последними строками другие:
Но помогу. Иначе вскоре И сам я не смогу дышать.К сожалению, вычеркнуть ранее написанное я не мог. Тогда я думал так. Изменить слова было уже невозможно, ибо иначе дальнейшее повествование стало бы только моей выдумкой.
Прекрасной и нежной выдумкой, похожей на сладкий поцелуй незнакомки, имя которой — Жизнь.
Как мне хотелось покоя после такой-то встречи! Однако, может, судьба и была в этот зимний день милостива к кому-то, но вот я по полной вкусил всю её щедрость на издевательства. И мне довелось стать свидетелем ещё одной пакостной сцены.
Однако, прежде чем она произошла, я споткнулся о камень возле дома, облюбованного Данрадом для проживания Стаи, и сапоги, которые были приобретены мною менее года назад как неснашиваемые, приказали долго жить. Подошва правого раззявила рот, заставляя меня выругаться. Выругался я очень эмоционально. Зато хотя бы липкий эмоциональный груз из-за встречи с Гердой немного отпустил. Но, как бы то ни было, идти стало крайне неудобно. Носок быстро промок, ступня продрогла и замёрзла, так что я не стал обходить дом, чтобы попасть к парадному крыльцу, а постучал в окно, и дождался пока Сокол откроет засов на задней двери. Лучник не стал ерепениться, что великий Драконоборец де запретил так в дом входить, и потому я вошёл внутрь в состоянии более спокойном, чем мог бы.
— Чего не обойти-то было? — всё же задал вопрос соратник.
Я хмуро глянул на него и, стащив с ноги рваный сапог, поглядел через голенище в дыру на подошве.
— А, — сразу понял тот.
— Прежним пять лет сносу не было! — пожаловался я, не стерпев. — И служили бы они мне и служили, если бы сменить не решил.
— Сохранил старые? А то босиком придётся.
— Нет. На них вся краска
слезла, Элдри их и выкинула… Кстати, а где она? И где Матёрый?Девочке, понятное дело, я по улицам строго-настрого без своего общества запретил бродить, но она и сама уже достаточно насмотрелась на разные города, чтобы Йордалль чем-либо смог её привлечь. А потому легко согласилась сидеть дома и мирно заниматься хозяйством. Элдри безропотно никуда не выходила, занималась тренировками в магии, прибиралась и готовила еду, как умела.
…И умела готовить она, к моему прискорбию, очень плохо. Но ведь и правда, много ли навыков в кулинарии можно получить от Стаи?
Вот Сокол и Браст были оставлены на дежурство. И дежурство это заключалось в том, чтобы не пустить в дом какого воришку да приглядеть за конями, стоящими под сооружённым возле главного входа прямо на улице навесом, к столбам которого были прибиты доски, имитирующие изгородь.
Собственно, этими двумя обстоятельствами и обуславливался мой вопрос, куда же запропастились Браст и Элдри.
— Да они лошадок почистить пошли.
— Понял.
— Чего с сапогами делать будешь? У Адмирала вроде были запасные, но по его вещам лучше бы не шарить без него. Осерчает.
— Да и не надо. У меня мои парадные ещё есть, — припомнил я и пошёл в свой угол комнаты.
Там расположились, совсем рядом, две лежанки. На одной из них лежал игрушечный медвежонок. Из тельца игрушки торчала иголка с ниткой, а рядом валялись две крупные деревянные пуговицы. Чернильный кривой рисунок в виде глаз на них намекал, что Элдри решила не только заняться починкой, но и желает как-то украсить любимца.
Я покачал головой и усмехнулся, в очередной раз думая, что пора бы этого медведя выбросить. Но без согласия Элдри делать подобное было никак нельзя. Той зимой она забыла сей тряпичный ободранный кошмар на привале и обнаружила это, только когда Стая уж как третий час кряду преспокойно ехала и ехала себе вперёд. На мои довольные замечания, что, значит, судьба де такая у этого медведя, девочка отреагировала сначала горькими слезами, а затем и прилюдной неунимаемой истерикой. Обозлившемуся Данраду пришлось остановить отряд, и Сорока, желая предотвратить нечто крайне нехорошее, вызвался быстрёхонько съездить за игрушкой туда и обратно. Главарь сложной трёхэтажной тирадой дал на то добро, но по его словам как-то так выходило, что вроде как я тоже желал поучаствовать в поездке. Возражать было себе дороже, так что отправились мы тогда вдвоём. И медведя обнаружили сразу. Медведя-шатуна. Встреча эта произвела на нас глубокое впечатление и надолго врезалась в память, как и то, как мы шарили по всем сугробам на старом привале. Помнится, я неудачно поскользнулся и разбил колено так, что хромал целую неделю даже после лечения магией… Пожалуй, если бы не понимание, что без игрушки можно было и не возвращаться вовсе, то мы бы её так и не отыскали. Едва нашли этого вязаного мерзавца по следам утащившего его лиса!
Проведя пальцами по ветхой шерстяной нити, давно утратившей первозданный цвет, я отчего-то улыбнулся, возвращая себе безмятежность. А затем вытащил из-под своей лежанки тонкостенный длинный, но узкий ящик, хранящий в себе то, что обычно никогда мною не использовалось, но, вроде как, и выкидывать это вот добро не стоило. На удачу, сапоги, в которых я прибыл из междумирья в родные края, моль не сгрызла. Однако мои пальцы с неровными ногтями, касающиеся их кожи, произвели на меня неизгладимое впечатление. Я выглядел как вор, стащивший вещицу из королевской сокровищницы! Самый настоящий ужас! Нет, я старался поддерживать свою внешность в более-менее опрятном виде. Мылся при возможности, периодически просил Элдри меня подстричь. Но по сравнению с собой прежним я и уже и близко не стоял.
Чтобы испортить себе настроение ещё больше, я взял серебряное полированное блюдо, в которое Элдри взялась за привычку регулярно смотреться, как в зеркало.
…Ну, да. Лучше бы я на себя не глядел! Однако моё раздражение прошло, едва я переобулся в сапоги и ощутил их невесомость.
Самая дешёвая обувь этого мира представляла из себя лапти. Они были жёсткими и носили их только крестьяне да самые бедные из бедных. Незажиточные горожане предпочитали тапки, сшитые из кожи. Они снашивались быстро, позволяли ощутить все неровности под ногами, но выглядели солиднее, если их чем украсить. Более обеспеченная публика предпочитала более качественную обувь. Такая уже имела добротную деревянную подошву с металлической накладкой, по-прежнему ассоциирующейся у меня с подковой. Весила конструкция ощутимо и порой грохотала о мостовые до искр на камнях. Так что я под заинтересованный и завистливый взгляд Сокола сделал бесшумный круг по комнате, ощутил неописуемое блаженство и только тогда пошёл посмотреть, как там Элдри.