"Фантастика 2024-118". Компиляция. Книги 1-27
Шрифт:
??????????????????????????
— Бабушка, я слушаю, говорите, — ответила женщина, по заученной привычке проглотив оскорбления в свой адрес, и чувствуя, что старуха готова ей сказать что-то действительно важное.
— Гадала я на камнях моих, в тот вечер, когда ударило меня давлением. Открывала я будущее, смотрела, когда умру и что будет с сыном моим после смерти. Хотела еще тебя проверить, сука, будешь ли ты верна моему сыну или сбежишь от него со всем нажитым. Но открылось мне другое. Страшное! Слушай меня внимательно и запоминай! Камни ложь не говорят. И сказали мне камни, что скоро будет на земле большая порча. Даже больше то, что сейчас творится. Темнота опустится. Солнце почернеет. И люди все будут сильно болеть. И никто не сможет
Услышав подобные откровения старухи, сноха невольно отпрянула, решив, что бабка все же не в себе, раз говорит подобную нелепицу.
— Поди, сука, сюда, и слушай меня, — вновь схватила старуха ее за локоть на удивление сильными твердыми пальцами, опять притянула к себе, и зловещим шепотом продолжала, — я отсюда уже не выйду, конец тут мне, и сыну моему конец, я знаю… Пусть… Но ты спаси внучку! Только спаси мою внучку. Заклинаю тебя! Умоляю! Только на тебя надежда… Пожалуйста, последняя просьба моя к тебе… Не откажи! Знаю, что суровой к тебе была… Но как по-другому?!! Ну прости меня! Хочешь на колени встану перед тобой!?? Хочешь?!! — жалобно запричитала старуха, дёрнувшись под одеялом в безуспешной попытке сползти с кровати, — а не послушаешь меня и погубишь девочку, — голос старухи снова стал твердым и угрожающим, — то знай, что с того света тебя достану и отомщу, сука ты окаянная…
На этот раз сноха резко отбросила руку старухи и подальше отошла в сторону от кровати. Старуха же попыталась дернуться за ней, но не смогла сдвинуться с места, продолжая бормотать сухими губами, сверля сноху злобным безумным взглядом.
Постояв в нерешительности на месте несколько секунд, женщина, не сказав старухе больше ни слова и не прислушиваясь к ее бредням, решительно подошла к тумбочке, достала из сумки банки с едой, вывалила содержимое в пару казенных, оставленных кем-то на тумбочке тарелок, а после бросилась с пустой сумкой к выходу из палаты. Пробежала через длинный коридор к выходу из отделения, рванула на себя дверь, обнаружив дочь послушно ожидающую ее на выходе, схватила ту за руку и направилась к лестничному пролету по направлению вниз.
Когда они выбрались из здания больницы, то женщина заметила, как к ней приближается молодая девушка в маске и с микрофоном в руке, а позади нее показался долговязый парень с видеокамерой на плече.
— Здравствуйте. Вы не будете против ответить на несколько вопросов для зрителей КТК? — спрашивает та у нее.
— Нет! Нет!!! — испуганно отстраняется от журналиста женщина, резко дергая девочку за руку, — не волочись! Быстрее! — командует она дочери. Обернувшись назад, она замечает, что девочка держит повязку в руках. Женщина замирает. Ее глаза над маской расширяются. — Не снимай это!!! Не снимай!!! Одень обратно!!! — кричит она, выхватывает маску из рук дочери и крепко завязывает ее на лице девочки…
Когда через два квартала, они добежали до автобусной остановки, то женщина вдруг почувствовала острое першение в горле. Остановилась отдышаться, а потом согнулась пополам в скрутившем ее кашле…
Шедевр
Тридцатое мая 2020 года. Суббота.
Мелкими глотками я пью терпкое, пахнущее запекшейся кровью и ржавым железом красное вино. Из высокого стеклянного бокала, принесенного из дома. Каждый его глоток будто начинает всасываться в плоть еще в полости рта, распускаясь на языке цветком из лесных трав и диких ягод. Чтобы потом юркнуть по пищеводу к желудку. И там, маленькой тепловой бомбой, взорваться и раствориться по всему телу.
В ногах болтаются три винные бутылки. Одна из них чернеет печальной пустотой. Две остальные — непочатые и полны обещаниями, что вечер только начинается. Чуть слышно играет музыка. Вечереет. Отсветившее
свое за день солнце торопится завалиться за горизонт ярко-синего моря, словно уставший работник спешит упасть на мягкую подушку.Все еще по-весеннему прохладно. Но воздух уже начинает дышать отголосками грядущей в июне жары. Жары, надвигающейся на город, словно ревущий, пышущий огнем локомотив. Через день наступает лето. Время детских каникул. Отпуска. Пляжа. Загорелой кожи. Песка в сандалиях. И нормальной жизни с присущей ей суетой и простыми радостями.
Когда… мир снова встанет на привычные рельсы. Когда закончится истерика по поводу «ковида». Когда на полную откроются города и регионы. Когда заработают аэропорты. Полетят самолеты. И покатят поезда.
Но откроются ли?
Заработают ли?
Полетят ли?
Покатят ли?
Может, стоит говорить не «когда»? А «если»…
Если нормальная жизнь вернется…
Если у нее будет шанс вернуться…
Если!!!
Потому что настоящая проблема не в «ковиде». А в том, что нас ждет после него. В том, что сейчас, в эту самую минуту, в этот самый миг, в то время как в мой желудок попадает очередной глоток красного вина, где-то в трех больничных отделениях в разных точках мира, куда положили космонавтов с того проклятого полета, зреет, мутирует и готовится напасть на человечество зло.
Настоящее, лютое, неразбавленное и безжалостное зло. Которое сотрет с лица планеты человеческую цивилизацию. Заставит людей превратиться в диких зверей. Матерей заставит нападать на собственных детей. Мужей растерзать любимых жен. Дедов пожрать ненаглядных внуков.
Может именно сейчас, в крови этих космонавтов, на молекулярном уровне, происходит этот жуткий необратимый процесс. Тихо, незаметно, невидимо человеческому глазу природа создает свое самое жестокое оружие массового поражения.
Ваяет свое лучшее произведение искусства.
Свой шедевр.
Свою Джоконду.
Своего Давида.
Клеточка за клеточкой. Ниточка за ниточкой. Словно адская швея, она распутывает и разглаживает замысловатые клубки структур двух вирусов: местного, земного «ковида» и совершенно нового, незнакомого «чужака» и «пришельца», завезенного из космоса. Она готовит в теле «чужака» место для сркрещения. Потом протягивает ниточку внутрь от одного к другому, заставляя два вируса слиться воедино, крепко обняться, словно давно не видевшие друг-друга любовники, сплестись в один целый замысловатый узор из молекул кислот, белков и мембран. Создавая совершенно новый тип вируса, неведомый человеческому иммунитету, разрушительный и коварный по своей силе. Вирус намного страшнее оспы, чумы и холеры, покосившие когда-то целые города и народы. Вирус, не просто убивающий жертву, а заставляющий его в муках переродиться в кровожадное чудовище…
Из своего сна я помню, что к этому дню, к тридцатому мая 2020 года, у первых зараженных космонавтов пройдут первые симптомы болезни, схожие с признаками пневмонии. И на смену им придут сыпь, диарея и рвота. А ко второму июня они впадут в кому. Чтобы потом, четырнадцатого июня, словно под оглушительный рев победных фанфар, громыхнуть финальной сценой чудовищного превращения человека в зверя, в итоговое звено дарвиновской эволюции. Когда они проснутся из комы и начнут нападать…
До этого дня оставалось две недели. Четырнадцать дней…
И словно ничего подобного не происходит, я, как ни в чем не бывало, сижу с двумя коллегами-друзьями, парнем и девушкой примерно одного со мной возраста, на заднем сиденье автомобиля, припаркованного возле моего жилого комплекса. Кафе и рестораны в городе хоть и недавно открылись, но пока работали только до семи вечера и с дикими ограничениями. Поэтому вот так, по студенчески, мы иногда за время карантина проводили наши выходные вечера. В машине. С пивом. Вином. Пиццей. И разговорами допоздна. До часу. До двух. Что, впрочем, к нашему удивлению, никак не влияло на душевность посиделок, количество высказанных откровений и литров выпитого алкоголя.