"Фантастика 2024-118". Компиляция. Книги 1-27

По мере того, как слова выходили из моего рта, их глаза расширялись, а рты приоткрывались от удивления и недоумения.

Когда поток моих слов иссяк, я почувствовал себя неимоверно уставшим и словно сдувшимся, как проколотая покрышка на колесе, будто все сказанные слова занимали в моем теле свое определенное место, а теперь я внутри стал совершенно пустой и потерявший форму.

Я изможденно откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

В салоне же автомобиля воцарилась тишина. Они молчали. И даже с закрытыми глазами я знал, что они продолжали таращиться на меня своими округлившимися глазами. Словно на какого-то сумасшедшего. Словно на чудика. На фрика…

Не в силах больше терпеть эту их тишину, я открыл глаза, толкнул наружу дверь машины и вышел на улицу. А потом пошел по направлению к дому…

Сожалея о содеянном…

Сигарета

Ему хотелось курить. Очень сильно. До ломоты в костях. До хруста в ногтях. Есть расхожее выражение, про заядлых курильщиков, что они готовы убить за сигарету. Образно выражаясь. В переносном смысле. Но ему сейчас казалось, что никакого образного и переносного смысла нет. Он бы действительно сейчас убил бы за сигарету.

Ео мысли одержимо крутились вокруг картины, где он зажимает между губами тонкую белую палочку с желтым основанием. Чиркает зажигалкой. Подносит огонь к кончику сигареты. Глубоко вдыхает и втягивает в легкие слегка обжигающий, торкающий ударом дыма по легким терпкий аромат. Под легкое потрескивание сгораемой бумаги и скрученных табачных листьев. С наслаждением закрывает глаза и выдыхает дым из легких обратно. Ровной плотной струей, которая витиевато клубится, образуя причудливые кольца и вихри. И медленно растворяется в воздухе.

А потом, через секунд пять или шесть после первой затяжки, особенного после долгого воздержания, в голову попадает никотин. И словно буддистский монах шарахает деревянным молотом в огромный бронзовый гонг. Голова гудит, становится мягкой, словно желе. Мысли растекаются. Растворяются. Теряются. Разбегаются. И волна расслабления расходиться по телу.

Впрочем этот эффект длиться совсем недолго. Может минуту. Или максимум — две. Потом, организм, насытившись никотином, принимает очередные дозы, как должное, чтобы запустить где-то в груди маленькую коварную воронку, которая будет раскручиваться, быстрее и быстрее, чтобы через некоторое время после того, как первая выкуренная сигарета отправится в урну, превратиться в смерч, зияющую голодной и прожорливой пустотой дыру, требующую новых жертв. И тогда будет выкурена вторая сигарета. А потом третья. И четвертая… И так далее больше и больше…

Он знал как это работает, выучив все стороны и грани своей никотиновой зависимости за сорок лет курения. Когда бросал и начинал заново. Бросал снова и начинал вновь, словно катался на американских горках вверх и вниз. Однажды бросал даже на месяц. Но потом, как всегда, срывался…

И докурился…

До рака легких…

Вот так…, невинная школьная привычка, однажды подхваченная на заднем дворе школы, прилипла к нему на всю жизнь. И устроила ему подобный коварный сюрприз. За год до того, как ему должен был бы стукнуть полтинник. До которого он, возможно, не доживет…

Вот так…Если бы он знал, заходя сорок лет на этот «киносеанс», что задержится в кинозале на долгих сорок лет… Он бы ни за что не купил билет. Но сейчас жалеть об этом было уже поздно…

И смешно… И грустно… И обидно…

А жить ему хотелось. Жить… Вдыхать и выдыхать воздух… Смотреть на деревья в окне… На лица медсестер… Трогать указательным пальцем фарфоровый стакан, нащупывая скол на его краю. Прикасаться пальцами на ногах к прохладной никелированной ножке больничной кровати. Жить… Просто жить…

Казалось бы ради чего? Скажи кому — посмеются… Жена бросила его лет десять назад, когда он начал пить и лишился работы. Взрослые дети уехали в Москву и Питер, и перестали выходить с отцом на связь. Квартиру же свою он сдал в аренду гастарбайтерам, чтобы были деньги на выпивку. А сам переселился сначала к приятелю, а потом, как стало тепло, и вовсе стал шататься по бомжевским подвалам, тусуясь среди таких же бродяг, как и он, опустившись на самое городское дно, оказавшись среди тех, кто сдался тягаться с жизнью, и искал утешения на дне бутылки.

Не жизнь, а сплошное мучение… Драма… Его личная драма. Драма маленького человека, потерявшего жизненные ориентиры…

Глупая и пошлая драма…. Для него, когда-то молодого подающего надежды инженера. Красивого парня с тугими кудрями, на которого засматривались девушки на потоке в университете. Где теперь эти кудри…? Где тот красавчик? Где те томно вздыхающие поклонницы? Все ушло. Растворилось. Унеслось с ветром девяностых, когда большая страна с кроваво-красным флагом на флагштоке, где он провел свое детство, юность и раннюю молодость, рухнула, словно колосс на глиняных ногах, погребя под своими завалами миллионы судеб. В том числе и его, лишив карьеры блестящего гидротехнического инженера.

Некоторое время он зарабатывал на подработках, в небольших фирмах, сомнительных и мутных проектах. Даже иногда добивался некоторых успехов и денег. Но все же не смог стабильно удержаться на переменчивых волнах нового времени, найти свое место под новым солнцем, требующим новых навыков и соблюдения правил, которые ему были чужды.

Он в итоге опустился. Спился. Потерялся…. И как бы и жить больше ему было не зачем. Но все равно жить хотелось. Все равно как… Без работы. Без близких… Одному…. На улице… В подворотне… Пить водку со случайными собутыльниками. Жрать просроченную еду из местного магазина…. Утолять жажду из дождевой лужи… Все равно… Просто жить…

Он понял эту простую и одновременно сложную истину только тогда, как после долгих мучений с непрекращающимся сухим кашлем, болью в груди и одышкой, он случайно попал в государственную поликлинику, где он все еще состоял на учете. И где его, грязного и плохо пахнущего, все же приняли. Проверили сначала на флюорографии. А потом, после дополнительных анализов, выдали диагноз. Рак легких. Рак, мать его, легких!!! И все из-за гребаных сигарет!!!

Вот так… Рак легких… Два слова и девять букв. Буквы, которые могли сложиться в любую другую комбинацию слов. Но которые сложились вдруг именно так. Словно он вытянул некую черную пиратскую метку. И теперь ему нужно было собрать свои пожитки и двинуться прочь с вечеринки, слыша как за спиной остальной народ продолжает веселиться и танцевать…

Сначала он все отрицал, продолжая курить и бухать, отмахнувшись от предложения сердобольного врача положить его по бесплатной квоте в больницу на удаление метастаз и на химиотерапию. А когда приперло, закашлялось кровью и замутило до тошноты, то пошел. Как миленький, прибежал в поликлинику, взял у врачихи заветную бумажку и лег в больницу. Прямо в то время, когда в стране и в городе началась заварушка с коронавирусом.

??????????????????????????

И теперь он лежал тут, уже вторую неделю, в переполненной палате хирургического отделения, с пятерьмя другими бедолагами, ожидающими операций. В главной городской больнице, стоящей сейчас на ушах в связи с эпидемией «ковида». Когда их, «хирургических», «уплотнили» до двух палат, освободив место для инфекционных больных.