"Фантастика 2024-118". Компиляция. Книги 1-27
Шрифт:
И еще, меня странным образом не удивило, что он знает про меня. Про мое предвидение. И про мою подготовку и убежище, устроенное в квартире.
«Ха-ха-ха», - зашипел тот в ответ, «Мы не торопимся… Ты посиди тут… Кушай. Пей… Спи хорошо… Копи мясо. Собирай жирок. Мы тебя оставим на потом… Когда с остальными червяками разберемся. А потом мы придем… Придем… Придем… Обязательно придем…»
«Я тебя буду ждать», - ответил я, также спокойно, словно зачитывал состав продукта на этикетке пачки от молока.
«Жди…», - прошипел тот. И ядовитая желтизна пропала из окуляра глазка.
Я оставался на месте, продолжая наблюдать за пространством перед дверью.
Существо снова показалось в обзоре. Оно, на полусогнутых лапах, подрагивая
На его призыв на площадке показалось еще одно существо. Немного крупнее. С круглой головой, будто обрубленной спереди плоской орангутаньей мордой. С остатками оборванной одежды на лиловом теле. С куском джинсовой штанины на задней лапе. С болтающимися на спине ошметками белой ткани, вероятно некогда бывшей мужской футболкой. И я узнал его. Моего несчастного соседа. Обращенного в нечеловеческое создание. Того, чье имя я не помнил. С кем пару раз перекидывался ничего не значащими фразами при встрече. Того, кто недавно был человеком. Мужем. Отцом…
Стоило мне подумать о его семье, как следом из квартиры вышло еще одно существо. Заставив меня вздрогнуть от ужасающей догадки. Существо меньше в размерах. На котором почти целиком сохранилась человеческая одежда. Женская одежда. Васильковое платье в горошек на туловище, нелепо волочащееся по полу, как будто надетое на собаку ради шутки. Лапы в высоких носках с оборванными концами. И болтающийся на тощей шее светлый платок. Его жена! Которую я помнил, как миниатюрную, миловидную и молодую девушку, занятую ребенком каждый раз, когда я ее заставал. Лица которой я не мог вспомнить, как не старался. Будто это воспоминание теперь имело значение… Когда то, что от нее осталось теперь стояло на четырех лапах, обнюхивало воздух, вертело мордой и скалилось, изредка поскуливая и разевая пасть, обуреваемое только одной жаждой. Жаждой крови.
??????????????????????????
А последним вышло крошечное создание. От вида которого у меня перехватило дыхание. Оно выглядело словно недоношенный крысиный выкидыш. Крохотный. Склизкий. Мелко дрожащий. Едва перебирающий лапками. С такой же тонкой лиловой кожей в пульсирующих венах, как у родителей. Со слежавшимися клоками выпадающих с макушки волос. Со мелкой звериной мордочкой. Широко открывая и закрывая пасть в которой виднелись два ряда неестественно длинных клыков. Щелкая ею и издавая едва слышные скрипящие поскуливания.
Представив, что похожая судьба может ждать и мои детей, мои руки похолодели, кровь схлынула с лица и в животе закрутило в рвотном спазме. Мне захотелось оторваться от жуткого зрелища и перестать смотреть на них. И постараться забыть увиденное.
Но несмотря на отвращение к развернувшейся перед глазами картине, я продолжал смотреть. Не в силах оторвать взгляд от глазка, будто допивая отравленную чашу до дна. Наблюдать, как те четверо стояли посреди подъездной площадки, сбившись в стаю. Как трое из соседской квартиры вопрошающе смотрели на первого, словно на вожака, ожидая команды. Пока тот решал, что им предпринять дальше.
Вожак тем временем покрутил мордой по сторонам, задерживая взгляд на закрытых дверях двух оставшихся квартир, на створки лифтов и на полуоткрытую дверь, ведущую на лестницу вниз. И потом в сторону моей двери, задержавшись на ней взглядом.
«Жди…», — снова эхом послышалось у меня в голове.
А потом зверь низко пригнулся на лапах и одним упругим прыжком оказался возле двери, выходящей на лестницу. И через мгновение все они, будто свора диких собак увидевших легкую жертву, под аккомпанемент скрипящего скуления, один за одним скрылись в темном проеме, оставив меня в оцепенелом недоумении, пытающегося в полной мере осознать все увиденное…
Нора
После насыщенного событиями июля, месяца, который прокатным станком разрезал нашу жизнь на «до» и «после», первая
неделя августа прошла без происшествий. Словно один бесконечно долгий, однообразно нудный день.Мы настроили нашу новую жизнь, привыкнув к ней на удивление быстро. Будто подобрали сброшенный с балкона роскошный рояль, казалось бы не подлежащий восстановлению. Но собрав его из обломков, прикрутив детали, приколотив досточки, натянув кое как струны, криво приклеив на клейкую ленту клавиши, все же соорудили жалкое подобие прежнего великолепного музыкального инструмента, которое умудрялось издавать жалкие и фальшивые, но все же звуки.
Мы, закоренелые совы, вставали теперь рано утром, между семью и восемью часами утра, выспавшиеся, лишенные электричества и развлечений, которые бы заставляли нас бодрствовать по ночам и просыпаться поздно. В полутьме ванной комнаты чистили зубы. Экономя воду, умывали лица. Завтракали овощами и мясом из консервов. Разводили с водой сухое молоко, запивая им еду и заправляя кукурузные хлопья для детей. Принимали по щедрой горсти мультивитаминов и минералов, опасаясь, что скудное питание скажется на нашем здоровье, за поправкой которого мы никуда не сможем обратиться. Потом ложились спать снова. Чтобы ближе к полудню устроить обед, почти не отличающийся в разнообразии и ассортименте еды от завтрака.
Все потому, что ко второму дню холодильник и морозильная камера полностью разморозились, свежие и замороженные продукты, хранящиеся в них, испортились, и мы с тяжелым сердцем собрали их в один большой черный пакет и скинули из окна, как моряки скидывают в море с корабля труп погибшего сотоварища, кого смерть застигла посреди открытого океана.
Я клял себя на чем свет стоит, что вовремя не запасся походной плитой на газовом баллоне, которая бы позволила нам использовать эти продукты. И в последствии готовить горячую еду из имеющихся полуфабрикатов и кипятить воду для чая и кофе. Но что не сделано — то не сделано. Не продумал. Забыл. Профукал. Что с меня взять? С паркетного горожанина. От куда у меня взяться нужному опыту? Не каждый же день мне приходилось готовиться к всемирному апокалипсису.
После обеда мы играли с детьми в настольные игры и увлекали их рисованием красками и карандашами, что оказалось самым ярким и приятным впечатлением дня. Лишенные гаджетов, интернета, новостей и социальный сетей, все мы, взрослые и дети, стали будто под другим углом смотреть друг на друга. Видеть то, что не видели раньше. И ощущать друг друга будто ближе и чутче. Я могу отвечать не только за себя и свои ощущения. Я чувствовал то же самое и в супруге. И в детях, которые задавали нам неожиданные вопросы. А мы с полным к ним вниманием отвечали. И когда мы разговаривали, разговаривали, разговаривали. Долго и осознанно. Обсуждая самые разные темы, не отвлекаясь на прежде вездесущий шум внешнего мира.
К концу третьего дня заточения, мои девочки, казалось бы родившиеся с планшетом в одной руке и со смартфоном в другой, уже не вспоминали про них, не спрашивали, а попросту переключились на доступные «аналоговые» развлечения, чем несказанно удивили меня, внутренне готовящемуся к долгому и изматывающему противостоянию с ними на тему отказа от гаджетов.
Более того, две городские девочки, семи и четырех лет, привыкшие с рождения к обилию впечатлений и развлечений, частым поездкам, походам в торговые центры и к постоянному доступу к свежей и вкусной еде, опять же, к моего приятному недоумению, без затруднений подстроились под новую реальность. Они просыпались вместе с нами, кушали вместе с нами то, что мы им предлагали, и поддерживали общие занятия. Почти всегда они прислушивались к нашим словам, не капризничали и не устраивали привычных драм и истерик. Впрочем, иногда они просили сладкое. Но и это не оказалось проблемой. Мы смогли с ними «по-взрослому» договориться о дневной дозе конфет и печений. И в итоге такая договоренность была спокойно принята и исполнялась с их стороны без каких-либо нареканий или протестов.