Чтение онлайн

ЖАНРЫ

"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:

– О чем рассказать Владимир Алексеевич? – спросил я.

– А о чем хочешь. Лишь бы не скучно…

Не скучно? Это можно. И я, быстренько проведя «хроноправку» с перестановкой действующих лиц, начал рассказывать об одном из случаев, произошедшем со мной в самом начале нулевых, когда я, робкий студент-первокурсник, пугался сложного и многообразного мира под названием «студенческое общежитие». Ох, как жаль, что за эти шесть лет заочного обучения и сессий мне не удалось заснять все то, что в нем тогда происходило. Все «Оскары» с «Кинотаврами» и «Тэфи», вместе взятые, были бы моими.

Но это так, лирическое отступление. А вот и сама история.

Картина маслом: зима. Декабрь. Мороз. Двухэтажная старая хрущевка, затерянная среди высоток студгородка. Первый этаж отдан для семей работников университета, а на втором… На втором правит бал наша студенческая братия.

А теперь картина колбасой: комната на четыре койки, оконная

рама жалобно скрипит и готова развалиться на куски от силового воздействия студенческих рук. Перекинутая через подоконник бельевая веревка опасно натянута, трещит и вот-вот готова лопнуть. На одном ее конце (том, что опущен на улицу) повисла девушка легкого поведения, а другой усиленно тянут на себя пятеро великовозрастных раздолбаев. За всем этим таинством ошарашенно наблюдает отложивший в сторону конспекты первокурсник, но тут слышен яростный крик: «Миха! Помогай… твою мать!» Подтягивание проститутки переходит в новую фазу: «груз» был успешно доставлен наверх, первокурсник снова засел за конспекты, а остальная компания поспешно удалилась в соседнюю комнату, чтобы устроить там дичайшую оргию…

Рассказываю эту отредактированную историю, а сам поглядываю на Гиляровского. Он внимательно слушает, усмехается и о чем-то думает. Но о чем? Не знаю. Кто такой Мишка Власов в его глазах? Обычная питерская шпана, мало чем отличающаяся от своих московских собратьев-хулиганов с воровской Хитровки? Или же кто-то другой?..

А меж тем я еле сдерживаюсь! Ведь передо мной сам дядя Гиляй, легенда журналистики! Бросить бы к черту болтовню про будни студенческой общаги начала двадцать первого века и поспрашивать, выведать всю правду о жизни, творчестве, тайнах «короля репортеров»! Сколько всего интересного узнал бы я, но…

Увы, не получилось узнать большего. Гиляровский мою историю дослушал, посмеялся, пообещал обязательно написать фельетон, а после засобирался куда-то по делам.

«Облом», – с грустью подумал я, спускаясь на второй этаж в квартиру Рублевских вместе с Анатолием Павловичем и Игорем. Там меня уже ждало предложение сходить на оперу «Дмитрий Донской», послушать Шевелева, Запорожского, Друзянину, Карензина. Извините, но таких певцов я не знаю и в оперу не хочу. Нет настроения…

Отужинал я без особого аппетита и быстро отправился в отведенную мне, как гостю, комнату Сергея. Ну хоть что-то позитивное. Старший брат Игоря оказался не просто летчиком – он буквально бредил небом. Все стены в фотографиях, чертежах и рисунках авиатехники, на столе стопка книг той же тематики. Лежу на кровати, пытаюсь уловить впотьмах очертания висящего под потолком макета дирижабля и тихо напеваю:

Потому, потому, что мы пилоты, Небо наш, небо наш родимый дом. Первым делом, первым делом самолеты, Ну а девушки, а девушки потом… [61]

Уснул я довольно быстро. Во сне летал среди облаков, пока не проснулся. За окном уже светало. Про то, что несет этот новый день, я даже помыслить не мог.

Глава 13

Это был не день, а одно сплошное потрясение. Как будто вся предновогодняя Москва разом потускнела и замолчала, столь грозными оказались новости, нежданно-негаданно свалившиеся всем на голову. Я быстро проглотил завтрак и, сославшись на плохое самочувствие, незаметно прошмыгнул к себе в комнату. Рублевские, едва сдерживающиеся при госте, наконец-то дали волю нахлынувшим чувствам. За дверью стали раздаваться громкие голоса:

61

Песня «Первым делом самолеты», музыка В. Соловьева-Седого, слова С. Фегельсона.

– Это сумасшествие! Конец миру! Мы доигрались, и теперь нас всех ждет расплата и гнев божий!

– Все же есть и хорошие новости…

– Замолчи! Замолчи, пожалуйста! Не смей! Что ты такое говоришь?!

Обстановка в квартире быстро накалялась, а я развернул незаметно украденную со стола газету и начал читать.

Читаю и не верю своим глазам! И есть отчего!

Позавчера примерно в одно и то же время при невыясненных обстоятельствах были убиты командующие Северо-Западным и Юго-Западным фронтами генералы Рузский и Иванов. Первый застрелен в своем кабинете, второго задушили подушкой в кровати! Кто такое сотворил?! Кто?!! Читаю подробности, а у самого в голове быстро мелькают другие строки: «Рузский Николай Владимирович. Получил образование в 1-й Петербургской военной гимназии и во 2-м Константиновском военном училище… В октябре 1918 года был убит в Пятигорске вместе с Радко-Дмитриевым.

Иванов Николай Иудович.

Родился в 1851 году в семье сверхсрочнослужащего солдата… Умер в 1919 году на Дону от сыпного тифа…»

Почему?! Тысячи «почему?» захватили меня в заложники! Этих убийств не могло быть в принципе, но они тем не менее случились! Как?! Не понимаю…

Но читаю газету дальше и еще больше запутываюсь!

В Бразилии ужасное землетрясение. Рио-де-Жанейро разрушен до основания. Тысячи жертв…

В Китае вспыхнула эпидемия неизвестной болезни. Все границы империи спешно перекрываются на карантин…

Стоп!!! Про Китай не знаю, но Рио! Город точно не должен быть разрушен землетрясением! Но он разрушен! Разрушен! И что все это значит?! Что?!

Я тщетно пытался осознать и понять случившееся.

Не получается. Предо мною стоял один и тот же упрямый факт: позавчера из-за кого-то или чего-то грубо нарушился привычный ход известной мне истории, и теперь она идет в совсем другом направлении и русле. И что-то внутри меня подсказывало, что это только начало…

А может, все из-за меня? Может, я своим неожиданным появлением здесь, в начале двадцатого века, вмешался и грубо изменил некий высший баланс движения исторических событий и теперь вижу результат в виде пресловутого «эффекта бабочки»? Вопросы остаются без ответа, а в это время Рублевские успокоились и позвали меня на беседу.

– Давайте не будем о грустном, – сказал Анатолий Павлович, когда мы пили чай, – ведь впереди Новый год. И какие бы ужасные события ни происходили в это время в мире, дети не должны страдать. Вот послушайте: «Вчера вечером в народном доме имени Джунковского на Хитровом рынке была устроена елка для детей обитателей ночлежных домов района. Елка сопровождалась пением. Дети исполняли „Был у Христа Младенца сад“, хор Хитрова рынка – разные песни. Детям предложен был чай, и розданы им сласти и подарки. Мальчикам раздавались рубахи, девочкам – платья. Было двести семьдесят пять детей. Елка устроена на средства епископа Серпуховского Арсения и казначея Общества содействия религиозно-нравственному воспитанию детей Сорокина. На елке присутствовала председатель Общества княгиня Голицына…» Да. (Анатолий Павлович отложил газету в сторону.) Тысяча раз прав один мой хороший знакомый, когда сказал, что никакие потрясения не должны отнимать у детей праздник. Давайте же и мы встречать этот праздник…

– Давайте, – согласился я и, чтобы хоть как-то рассеять гнетущее настроение, подкинул Рублевским еще один привет из будущего – песенку Деда Мороза и Снегурочки из «Ну, погоди!». Вроде бы удалось отвлечь и себя, и их от нехороших известий, а после уже с Катенькой рассуждать о грядущем времени. А оно, судя по довоенным еще футуристическим почтовым карточкам, изданным по заказу господ из «Эйнема», станет за три последующих века таким замечательным и распрекрасным, что ни в сказке сказать, ни пером описать [62] . Смешно. Наверняка у нынешнего дореволюционного еще обывателя дух захватывает от эдакого хайтековского великолепия. Тут вам и Центральный Вокзал Земных и Воздушных Путей Сообщения. И подвесные воздушные дороги с вагонами метро. И светящиеся аэропланы. И дирижабль «Эйнем», летящий в Тулу с запасом шоколада для различных магазинов. И многоэтажные пассажирские пароходы. И Санкт-Петербургское шоссе, для большего удобства горожан и гостей столицы полностью превращенное в кристально-ледяное зеркало, по которому быстро скользят изящные аэросани. И пожарные бипланы, монопланы, множество воздушных пролеток…

62

За несколько месяцев до начала Первой мировой войны по заказу кондитерской фабрики «Эйнем» был выпущен набор из восьми футуристических почтовых карточек, выполненных неизвестным художником и называемый «Москва в XXIII веке» или «Москва будущего».

– Фантазии, конечно, но все же. – Катя закрыла альбом с открытками. – Миша, а какое, по-твоему, будет будущее?

Ну вот, опять меня про будущее спрашивают, а я самозабвенно вру и выдумываю, как после войны наши космические корабли будут бороздить просторы Большого театра. А что делать? Правду ей говорить, что ли? Про грядущие великие потрясения семнадцатого и последующих годов рассказать? Но случатся ли эти потрясения вообще после недавних «изменений»? Большой вопрос…

Разумеется, начальничьи кресла долго пустовать не будут, а вместо Рузского и Иванова командовать фронтами назначат других, но как эти перестановки отразятся на грядущем ходе войны, теперь только одному богу известно. Мне же совершенно точно известно лишь одно: Мишке Власову и сидящему внутри его Михаилу Крынникову волей-неволей, но придется считаться с этими изменениями. А еще им усиленно нужно готовиться к новым поворотам судьбы, которые будут ох какими крутыми. Предельно опасная крутизна, вы можете мне поверить.

Поделиться с друзьями: