"Фантастика 2024-130". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
Я вглядывалась в лицо Мансура в поисках подвоха, но в угольно-черной глубине его глаз не было ничего, кроме бесконечной гордости и нетерпения. Он жаждал видеть меня на троне, мечтал вернуть независимость и былую мощь Нарама, стремился возродить титул каана. Разве бывали великие кааны женщинами? Ни разу… Мансур готов пожертвовать традициями ради величия своей дочери, но так ли бескорыстны его порывы? В глубине души, там, где кипела чернильная тьма, поселилась уверенность, что он стремится управлять мною, словно кукольный мастер. Но! Несмотря на туманные мотивы новоявленного отца, его цель отозвалась в моем потрепанном сердце жаждой мести и величия.
Да, я хотела трон Нарама – как эту древнюю глыбу, так и тот, что возведут для меня позже. Я хотела
Народ, обитавший в пещере, стекался в тронный зал. Кто-то был бодр и даже весел, кто-то, не скрываясь, зевал и тер глаза. Эрдэнэ успел накинуть на себя расшитый золотыми нитями алый халат из парчи, отчего теперь казался кровавой свечой среди серого полумрака. Он с одобрением покосился на сундук, а после по-дружески мне улыбнулся.
Маура чинно вплыла в тронный зал в шелковом изумрудном платье, в котором, как никогда, походила на лесного духа. Я отвела взгляд от матери, сосредоточившись на молодом мужчине чуть поодаль. Вокруг него порхали блуждающие огоньки, но мутные глаза этого человека не могли увидеть их красоты. Мужчину поддерживала под локоть пожилая женщина – по всей видимости, его мать. Женщина раздраженно отмахивалась от огоньков, словно те вдруг превратились в надоедливую мошкару.
Еще один мужчина, следовавший в первых рядах, окинул меня глазами дикого зверя. Если бы не капли Мансура, волоски на моем теле непременно встали бы дыбом. В узких зрачках незнакомца отразилось любопытство хищника, завидевшего жертву, чьим мясом еще не приходилось лакомиться. Из-под ворота его просторной плотной рубахи пробивалась самая настоящая темная шерсть! За ним преданно следовала женщина, чье тело даже при ходьбе изгибалось, словно суставы ее были мягче свежего хлеба.
Шесть человек в этом зале отличались разнообразными уродствами. Мансур с его зарубцевавшимися ожогами был седьмым. Волхаты… Вот что за цену приходится им платить за свою силу! И эта цена меня поразила…
Я – наполовину ведьма, наполовину волхат. Огонь обжигает меня, но ожоги не расползаются уродливыми шрамами по всему телу… Ведьмовская сущность сгладила проклятие рода Мансура. Я – восьмой волхат в этом зале. Осталось четыре, живущих в Мирее… Двенадцать уродов, сковавших мощь Аждархи. Двенадцать уродов, способных его освободить.
Всего в тронном зале собралось чуть больше двадцати человек. Почему так мало? Разве те, кто собрался возрождать мощь Нарама, не должны представлять собой устрашающую мощь? Сейчас же мы все походили на скопище дураков, посреди ночи забравшихся в пещеру поглазеть на уродцев.
Данир, появившийся в тронном зале одним из последних, пробрался сквозь столпившихся людей и встал подле меня. Мой верный страж в абсолютно новом мире… и государстве.
– Оденьте мою дочь, – распорядился Мансур, едва взглянув на женщин, опустивших сундук прямо у его ног.
Те послушно закивали и открыли его, вытащив на свет массивные черные одеяния, расшитые алыми и белыми нитями. Пока они хлопотали, расправляя полы тяжелого халата, Маура с гордым видом достала с самого дна большую старинную шкатулку, исписанную давно выцветшими узорами. Когда ее длинные пальцы откинули деревянную крышку, мое дыхание дрогнуло, а совсем неведомая часть души вдруг встрепенулась, почуяв неуловимое тепло.
В шкатулке покоился венец, но он совсем не походил на то, что я привыкла видеть на головах нарисованных каанов. Абсолютно черный, он напоминал переплетение лоз, соединенных меж собой тончайшей золотой цепочкой. Само основание венца украшали рубины, алмазы и жемчужины, а еще неведомые мне черные камни, которые, казалось, поглощали каждый лучик света, попадавший на их гладкую поверхность.
– Это венец первого правителя
Нарама. При очередном захвате трона он был разломан на три части и поделен между младшими братьями, убившими старшего. С тех пор они передавались из поколения в поколение, принося несчастья тем семьям, в которых хранились, – Мансур любовно погладил гладкую поверхность черного венца и взял его в руки. – Спустя много лет один из каанов вновь собрал их воедино, поместил в шкатулку и запечатал в этой пещере, искренне веря в то, что так запечатывает беды. Каан оказался неправ. Не венец приносил им несчастья, а человеческая подлость. Еще от отца я узнал, что эта пещера таит в себе сокровища, но никак не ожидал наткнуться здесь на древнейший символ власти над Нарамом. Один из ювелиров Даира восстановил его и обновил. Бедняга даже не догадывался, что за реликвию держит в руках. Правда, венец его неистово пугал, как и любого, кто держал его в руках. Он отзывается теплом лишь на прикосновение потомков волхатов.Мансур замер лицом к лицу со мной, держа между нами тот самый венец. Я несмело коснулась черного камня, что заманчиво переливался мглой и запечатанными где-то внутри бликами. Он и вправду излучал тепло, медом растекшееся по костям и жилам. Внезапно на мои плечи опустилось что-то тяжелое и громоздкое, и я наконец вырвалась из оцепенения.
Это оказалось то самое черное одеяние. Женщины помогли мне просунуть руки в рукава, запахнули полы халата и подпоясали их широченным алым поясом, который дважды обвязали вокруг моей талии. Сверху всего этого великолепия опустилась накидка, расшитая драгоценными камнями и причудливо сплетенными узорами, а голову покрыла черная кружевная вуаль длиною до пояса. Вес одежд придавил меня к земле. Окинув взглядом мое раздраженное лицо, Мансур сказал:
– Это церемониальное одеяние супруги каана. Мы восстановили его по народным сказаниям и легендам. Отныне это одежды самого каана.
С этими словами Мансур торжественно водрузил мне на голову венец, своей тяжестью сдавивший лоб и виски. Его черные глаза вновь лучились бесспорной гордостью, а в их уголках блестели скупые мужские слезы. Мансур видел перед собой живое воплощение мечты. Я же чувствовала только тяжесть одеяний и тепло обновленного символа власти над Нарамом.
– Эрдэнэ, кубок, – распорядился Мансур.
Позвякивая цепочками и подвесками на широком кожаном поясе, повелитель трупов вложил в раскрытую ладонь предводителя инкрустированный рубинами серебряный кубок и торжественно наполнил его до половины красным вином из пыльной бутылки. Не отводя от меня взгляд, он слизнул алую каплю с горлышка и по-плутовски усмехнулся.
Мансур отодвинул полу бархатного халата, достал из простых ножен на поясе кинжал с изогнутым лезвием и протянул его Эрдэнэ. Тот уколол кончиком лезвия палец предводителя, отчего на грубой коже выступила темная в свете блуждающих огоньков капля крови. Мансур смахнул ее в вино и кивнул куда-то в толпу. Следуя его знаку, шестеро волхатов приблизились к нам и протянули руки Эрдэнэ. Во взглядах пятерых из них скользило хищное любопытство, и только слепой выглядел безмятежно, будто спящий младенец. Эрдэнэ проделал с их пальцами то же самое, собрав в кубке с вином кровь каждого.
– Протяните ладонь, Амаль, – мягко попросил повелитель «девочек», появившись передо мной слишком неожиданно. Я засмотрелась на людей, отчего не заметила, как он приблизился, хоть о шагах этого мужчины и возвещал его звенящий пояс.
Острие изогнутого лезвия укололо мой палец, и капля крови присоединилась к крови своих сородичей, растворившись в рубиновом вине.
– Этот напиток тебе, кровь моя. В древние времена волхаты приносили клятву верности новому каану кровавым вином. Так они покорялись его силе и мудрости, клялись следовать за ним и вверяли свои силы и судьбы в его руки. В этом кубке жизнь и смерть потомков великих волхатов. Здесь наша верность Нараму, олицетворением которого сегодня ночью стала ты, каан Амаль Мансур Кайяр. Первый правитель нового Нарама. Так будь же верна нам так же, как мы верны тебе.