"Фантастика 2024-148". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
— Хорошо, Майкл, — как только я отставил чашечку с напитком, продолжил мой оппонент. — Объясните еще одну такую особенность: почему у вас так резко изменился стиль? Очень редко журналисты меняются, в том плане, что стиль их письма остается примерно одинаковым. Но мои парни заметили такую закономерность — есть большое количество статей, в которых именно стиль выдает другого человека.
— И как вы это объяснили?
— На наш взгляд, вам эти статьи писали. Видно, что старались под ваш стиль попасть, но всё равно, отличия видны невооруженным глазом. Следовательно, вы были заняты чем-то совсем другим, а не журналистикой, а кто-то писал за вас эти бумажки. Остается только выяснить, чем таким вы занимались, раз вас так надежно прикрывали в стране?
—
— Не надо моё имя произносить столь иронично. Мне кажется, что вы играли роль агента влияния. Под хорошим прикрытием. Не обычного шпиона, резидента или диверсанта, наши аналитики считают, что вы выполняли роль доверенного лица вашего лидера, Сталлин, кажется, так.
— Ваши аналитики зря жуют свой хлеб, а насчет масла, так они вообще на него не заработали, дон Диего.
— Это почему? — мой собеседник оказался несколько озадаченным.
— Потому что моя роль примерно такая же, как и ваша, дон Мигель. Я аналитик. Только у меня нет под рукой команды, анализ я делаю самостоятельно. А мои поездки? Дело в том, что из одной точки не видны те нюансы, которые и дают возможность делать прогноз более-менее точным. И по поводу моего влияния и роли в окружении вождя вы тоже серьезно ошибаетесь. Я только делаю анализ по тем вопросам, которые от меня требуют. Не предлагаю решений, не намечаю какие-то ходы. Для принятия решений есть другие люди с другим уровнем ответственности. И ещё… На Сталина очень сложно оказывать какое-то влияние. Я не знаю людей, которым он бы безоговорочно и безгранично доверял. Поэтому я уверен, что я не один такой аналитик в пуле Кремля. Есть и другие. Ну а я, в силу своей профессии, имею чуть больше возможностей именно на изучение нюансов. Так что не представляю, какой интерес могу иметь для вашей конторы.
— Вы так хладнокровно списываете себя из этой жизни. Вы верующий.
— Что вы, коммунист и верующий…
— А почему вы так отрицаете свою связь с Коминтерном. Разве ваша ВКП(б) не часть Коминтерна? Разве ваша охранница, Лина Оденсе не сотрудник этой организации?
— Нет, нет и еще раз нет. Я достаточно точно ответил на ваши вопросы, или вам требуется более развернутый ответ?
— Мы настаиваем на куда как более развернутом ответе.
Ну что же, пришла мне в голову одна мысль. Появилась. Когда я глотал этот чудовищно горький кофе, единственным достоинством которого было более чем достаточное количество сахара.
— Хорошо, предположим, вы возглавляете аналитический отдел империи Морганов, Рокфеллеров или Ротшильдов, не имеет значения…
Еще как имеет! А ведь что такое отсутствие практики полевого агента! Чуть-чуть дернулся зрачок при третьем имени, значит, американские Ротшильды. Ладно, поговорим…
— Хочу предложить вам одну тайну. Вы проверяете эту информацию, а когда убедитесь в ее достоверности, тогда мы будем говорить на одном языке. И я откровенно и развернуто отвечу на все ваши вопросы.
— Хм… вы что, никуда уже не спешите, Майкл?
— А куда мне спешить из-за ваших идиотских действий меня будут всё время подозревать в шпионаже, вы выписали мне «чёрную метку», дон Диего. И как восстановить доверие моего руководства? Понятия не имею. И тут несколько дней, даже недель, никакого значения не имеют.
— Предположим… И что вы хотите мне сообщить?
Глава тринадцатая
Вербовка
В допросной наступила тишина. Пусть переварит информацию. Сейчас он в состоянии более чем шоковом. Так что я наглею, достаю сигарету из пачки «Лаки Страйка» и закуриваю, удачно чиркнув спичкой. Надеюсь, что «дон Диего» вскоре очнется и займется своим основным делом — анализом и проверкой полученной информации. Вот, начинает думать. Во всяком случае, когда он открыл дверь и крикнул, чтобы принесли кофе и
бутерброды и что-то там ему, как вскоре все оказалось в камере. После перекуса, которым занимался исключительно я, потому что сам «Диего» набулькал себе бокал виски и потихоньку его потягивал, закурив сигару. Я тихо жевал, чтобы дать ему возможность расслабленно подумать.— Вот что, Майкл… я решил проверить вашу информацию. Через пару дней мы вернемся к этому вопросу. Вас никто не тронет. Обещаю. Но… пару дней вам придётся провести не слишком в комфортных условиях.
Меня перевели в комнату-камеру чуть получше, даже с маленьким окошком под самым потолком. Впрочем, окошко было настолько узким, что пролезть в него у меня не получилось бы, даже если бы каким-то чудом удалось к нему добраться. Но вот что действительно произошло, так это то, что от меня отстали и я смог (впервые, наверное, за неделю) выспаться.
А вот кому было не до сна, так это господину Локкерини. Он подождал, когда выведут из допросной большевика-журналиста, после чего достал магнитофон, который был спрятан в стол, за котором сидел допрашиваемый. Надо сказать, что эту технику, которая записывала звук, и которую можно было использовать для того, чтобы проанализировать прошедшую беседу, итальянец полюбил с первого взгляда, еще только когда увидел эту громаду на ВВС.
Называлось это устройство рекордер и использовало стальную ленту. Чуть позже ее обзовут магнитофоном, поскольку немецкий прототип под названием «Магнетофон К1» даст название всему классу звукозаписывающих на ленту аппаратов. Ну а громада рекордера Маркони-Штилле мало того, что обладала внушительными габаритами, она использовала стальную ленту шириной в 3 мм и вращалась со скоростью 1500 мм в секунду. И, теоретически, поломка оного агрегата могла закончиться веером стальных осколков, поэтому работали с нею при помощи дистанционного управления, и в комнате, когда велась запись, никого не было. Стандартная пленка имела длину 3 км и позволяла вести получасовую запись. Для Марко это было недостаточно, но когда появилась первая более-менее компактная модель, его служба урвала пяток таких агрегатов, которые даже в продажу еще не пошли. Так что в начале тридцать четвертого года они получили ограниченную партию приборов, способных записывать целый час разговора. Правда, микрофон оставлял желать лучшего, но в целом, запись получалась весьма приемлемого качества. Недостатком было то, что само устройство должно было находиться недалеко от объекта, голос которого записывало. Ну, в каждом новом методе есть свои издержки. Вот и был создан специальный стол, в который этот агрегат влезал, и который не мешал записи.
Марко допил виски, не ощутил его вкуса (голова была совершенно забита другими мыслями), как и не почувствовав привычного расслабления после выкуренной сигары. Более того, черт его знает по какой причине табак стал неприятно горчить, и он в раздражении раздушил в пепельнице почти половину дорогой сигары. Вытащил бобину с лентой, на которую был нанесен магнитный слой, после чего тяжело вздохнул. Оставаться на этой базе ему не хотелось, но вернуться в отель и там слушать запись он себе позволить не мог. Поэтому поднялся на второй этаж, который был полностью в его распоряжении, охрана даже никого туда не пускала, заняв позицию на лестнице и отсекая любых посетителей.