"Фантастика 2024-148". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
Двенадцатое апреля — мой день рождения в ТОЙ реальности, которую я покинул и не по своей воле. И я его всегда отмечал. Очень скромно. На этот раз уже на новом рабочем месте, впрочем, вечером обещал прийти брат Боря, который всё так же плодотворно работает в ведущих сатирических журналах страны, впрочем, его политическими карикатурами не пренебрегает и «Правда». Талантлив он, собака!
(одна из карикатур Б. Ефимова, говорят, актуальна и по сей день)
Чем хорош брат Боря, так тем, что я с ним могу распить бутылочку водки и ничего при этом не говорить. Он прекрасно чувствует, когда «надо», и никогда не отказывается составить мне компанию. Почему не публикую меню нашего заседания? Типа, что мы будем кушать, так ее, водочку родимую и будем кушать, ибо на Руси водку (хлебное вино) не пьют,
А пока дело до праздничного стола не дошло, я занялся обычными своими делами: сначала папки с аналитикой, благо, ситуацию по Европе, и не только, наши товарищи отслеживают и приходят сообщения от самых разных источников. Военные атташе, газеты и журналы десятков стран, радиоперехваты и расшифровки информационных передач, донесения разведки и сотрудников Коминтерна. Хотя структуры Коминтерна, добывающие не слишком проверенную информацию, мы и разогнали, частично включив в систему внешней разведки (подчинив Артузову), частично отправив в свободное плаванье, информационную составляющую их работы «в поле» никто не отменял. Свободных агентов объединили в организацию «Информационный блок Коминтерна», сокращенно ИнфобКом. И с этой конторой нам пришлось тесно сотрудничать.
Надо сказать, что сотрудников у меня в наличии, откровенно говоря, недостаточно. Сами судите: шесть человек аналитиков по основным направлениям: два — Европа, два — СССР, один — Америка, один — Азия и Африка. Тот, что Азия и Африка, еще отвечает и за Тихоокеанский регион, точнее, Австралию с Океанией. И пока что расширение штатов не предвидится. Ибо мы официально — издательство, занимающееся фантастикой. И тут у меня есть небольшой штат: один редактор, один корректор, два полуредактора (в смысле, работают на полставки каждый) и один журналист. Это при том, что нам в план поставлено публикацию шести книг фантастического содержания в год и еще я пробил издание журнала «Советская фантастика», первый номер которого мы запланировали выпустить в мае этого года. Так что редакционная часть отдела пашет в мыле. Правда, у меня еще есть ставка секретаря. Тут такое дело, работавшая на этом месте Панагея Павловна Патрошинская уволилась по семейным обстоятельствам. А выглядели эти обстоятельства в виде ревнивого мужа, которому наш веселый и общительный коллектив категорически не нравился. Дабы избежать постоянных сцен, Панагея вынуждено поменяла работу. Не знаю, спасло ли ее это от представлений в стиле Шекспировского Отелло, но я даже вздохнул облегченно, ибо не без основания полагал, что эту даму мне аккуратно навязали из ведомства товарища Кирова. Впрочем, тут все прошли проверку и какое-то отношение к этой конторе имели.
(особняк Шехтеля на Большой Садовой)
Отдельная история вышла с нашим местом расположения. Прежде всего, скажу несколько слов о человеке, этот особняк построившем. Фёдор Осипович (он же Франц-Альберт) Шехтель происходил из семьи баварских колонистов, которые в 1766 году перебрались в колонию Шукк [229] Саратовской губернии. Дед архитектора переехал в Саратов и вскоре стал довольно крупным купцом, причем своим пятерым сыновьям оставил свое имущество «в нераздельном капитале», то есть, не дал его раздерибанить по кускам, чем заложил основу финансового благосостояния семьи. В 1855 году инженер-технолог Осип Осипович Шехтель женился на дочери известного столичного купца Дарье Карловне (Розалии Доротее) Готлиб. В 1859 году на свет появился Адя (Франц-Альберт). Семья перебралась в Саратов, где вскоре отец семейства умер, дела Шехтелей пошатнулись и все они остались без средств к существованию. Старшие дети из семи отпрысков Осипа Шехтеля воспитывались в чужих семьях, настолько положение стало критическим. Судьбой же Франца-Альберта опекался дальний родственник, Тимофей Ефимович Жегин, в доме которого он и воспитывался, а на одной из дочерей своего благодетеля впоследствии и женился.
229
Село Партизанское, теперь исчезнувшее
Вскоре семья Жегиных переезжает в Москву. И тут молодому человеку выпадает джек-пот. Его личностью заинтересовался Павел Михайлович Третьяков, тот самый, который Третьяковская галерея. Шехтель начинает работать в мастерской известного архитектора Александра Степановича Каминского. Он начинает учебу в архитектурном отделении Московского училища живописи, ваяния и зодчества на курсе у известного архитектора Дмитрия Николаевича Чичагова, впрочем, вскоре оттуда был отчислен за постоянные пропуски занятий. Его однокурсником был Левитан, там он сдружился с Николаем Чеховым, позже познакомился и с его младшим братом, Антоном. И это знакомство переросло в крепкую дружбу.
В девяностых Федор Осипович приобрел известность как архитектор, по его проекту строилось множество зданий, и не только в старой столице. В том числе особняки самых богатых представителей купечества, Второвы, Рябушинские, Морозовы заказывали у архитектора проекты своих домов. Для своей семьи он тоже построил несколько зданий, третье, последнее расположилось на небольшом участке на Большой Садовой и строительство завершилось в 1910 году. Будучи ярким представителем направления модерна, этот дом архитектор выполнил в стиле неоклассицизма. Его Особенностью стал принцип асимметрии, воплощенный с весьма скромным изяществом. Этот стиль не был характерен для архитектуры прошлого века, но стал доминирующим в зданиях десятых годов века двадцатого, время расцвета стиля модерн. Само строительство
завершилось за рекордные три месяца: Шехтель умел строить не только красиво и качественно, но и быстро. В этом доме его семья прожила восемь лет, пока само здание не было конфисковано новой властью. Надо сказать, что большевикам творчество ведущего московского архитектора не пришлось по душе. Шехтель пытался что-то предложить, он участвовал в конкурсах по проекту Мавзолея В. И. Ленина, создал проект памятника тридцати бакинским комиссарам, однако нашел он себя на другом поприще. Ему предложили должность профессора во ВХУТЕМАСе [230] , от которой он не мог отказаться, ибо семья осталась без средств к существованию. При этом некоторые его проекты все-таки нашли свое воплощение, например, архитектурное решение памятника А. Н. Островскому. Умер он от рака, в бедности, получая небольшую пенсию в двадцать шестом году.230
Высшие художественно-технические мастерские, учебные заведения, которые были созданы не только в Москве и Петрограде, но и многих городах страны в двадцатые годы.
В его доме на Большой Садовой до нашего вселения жил краском Роберт Петрович Эйдеман, левый эсер, который в восемнадцатом примкнул к большевикам, известность получил во время Гражданской войны, участвовал в боях против Колчака, Деникина, Врангеля. Был одним из руководителей борьбы с бандитизмом в Советской Украине. Стал заместителем командующего Вооруженными силами Украины и Крыма. Прославился жестокими действиями, захватом и расстрелом заложников, массовыми казнями непокорных. Прошел обучение в Германии, в тридцатых его выдвинули на должность члена Реввоенсовета республики, вскоре назначили председателем Центрального совета Осоавиахима. В ЭТОМ варианте истории бунта Нахаева [231] не случилось: хорошо сработала НКВД под руководством Кирова, но внимание к своей деятельности Эйдеман привлёк. Правда, подозрения к его причастности к заговору Гамарника не подтвердились, но, привлеченный к проверке Осоавиахима Мехлис выдал такое заключение, что Роберта Петровича надо было бы к стенке поставить (на чем Лев Захарович и настаивал). Сталин поступил по-другому, отправив Эйдемана в Западную Сибирь, на должность военкома небольшого и крайне негустонаселенного района. Такое резкое снижение в должности всё-таки было лучше расстрела. А Осовиахимомстал Павел Прокофьевич Кобелев, участник Империалистической и Гражданской войн.
231
Выступление красноармейцев под началом краскома Нахаева в тридцать четвертом году. Фактически, попытка государственного переворота.
Для нашей небольшой конторы этот особняк более чем подошёл. На сегодня моё внимание более всего привлекал Ливийский проект. Генералу Миллеру удалось договориться через Лигу Наций с Италией, которая согласилась на создание русского анклава в районе Бенгази, к которому отошел контроль и над участком пустыни, где располагались нефтеносные участки, о которых пока что никто не знал. На сегодня туда переселилось восемнадцать тысяч белоэмигрантов, среди которых значительную часть составляли ветераны прошедших войн. Подросшая в эмиграции молодежь стала мясом новой русской армии, костяком которой были закаленные ветераны, в том числе переселилось более трех тысяч казачьих семей. А уж станичники для борьбы с бедуинами подходили как никто другой.
Дело в том, что война с повстанцами в Киренаике для итальянцев складывалась неважно, особенно после того, как потерпел крушение танкер «Фиоре», который вел горюче-смазочные материалы для оккупационного корпуса макаронников. То, что эта крупнейшая в Средиземном море катастрофа была рукотворной мало кто сомневался. Вот только доказательств никаких не было — люди Артузова провели эту операцию филигранно. Итальянцы, чья мобильность зависела от моторизованных частей (а концерн Фиат разработал и выпускал довольно неплохую военную технику, рассчитанную именно на работу в условиях пустыни) сразу же почувствовали себя скованными и удары кочевников стали для них весьма неприятными. В этих условиях создание русского анклава должно было стать отвлекающим фактором, итальянцы рассчитывали, что это отвлечет бедуинов на новых оккупантов. Для Лиги Наций появление такого микрогосударства тоже было выгодно — теперь можно было владельцев нансеновских паспортов, которые создавали напряжение на рынках труда в европейских странах (особенно на фоне экономического кризиса) на законных основаниях переселить к черту на кулички. Окончательно макаронников подкупили возможностью льготных поставок нефти, для чего СССР начал строительство двух новых танкеров, способных проходить Босфор.
Я как раз заканчивал работать с материалами по Бенгази, когда ко мне постучали, дверь кабинета открылась и ко мне вошла очень красивая девушка, которая произнесла:
— Добрый день, товарищ Кольцов! Я принесла вам фантастический рассказ в ваш журнал, но мне хотелось бы узнать ваше мнение.
— Присаживайтесь, одну минуту и я займусь вами… э…
— Ариадна. Ариадна Григорьевна Давиденко.
— Прекрасно. Одну минуту.
Я быстро закончил мысль, которая возникла у меня по поводу проработанных документов. Надо будет ее потом обкатать вместе с ребятами. Иногда мы устраивали мозговые штурмы, выкладывая и критикуя самые различные идеи, порой даже бредовые. Но зерно рациональное из таких штурмов все-таки вырастало. И пока заканчивал записи, присматривался к девушке, которой на вид было лет восемнадцать, не более того. Красивые волнистые русые волосы заплетены в простую косу, глубоко посаженные выразительные серо-голубые глаза (они чуть меняли свой цвет в зависимости от освещения), прямой нос, чувствительные тонкие губы — очень милое личико, стройная фигурка, небольшой рост, очень стремительные движения, но при этом очень уверенная в себе особа, несмотря на возраст. Интересно!