"Фантастика 2024-150". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
— И вот в этого! — Кургузый палец Трампа перепрыгнул на здоровенного Фрого Мегарона Джарси, который энергично жевал медовую коврижку.
— Э…
— И вот в этого! — Тут палец дедушки указал на глубоко беременную Мэй, супругу Годрика Вшивого. Мэй немедленно разрумянилась.
— И этого!
— И этого…
— И еще вон в того, с брюхом… У-у-у! Кринти, повернись к обществу! Не смотри, что у него под глазом слива, я в него верю! Я верю в каждого человека в моем клане, и каждый человек в моем клане верит в себя и других. Этой веры нам достаточно. Да, мы не безгрешны, но мы живем и умираем людьми! Так говорит наш Кодекс: всегда и везде
Дедушка тяжело задышал. Брат Тенезмий пугливо пялился на него. Бледные уста немо шевельнулись.
— Знаешь что? — сказал дедушка. — А ведь мы верим в Творца. Это он вытряхнул на поверхность земли из Великой Торбы все живое. И дал ему, только представь — свободу воли. И только мы решаем, быть нам зверями в людском облике или настоящими людьми. Но мы не верим тем, кто приходит насаждать именем Творца власть и сшибать с нас золотишко. Ведь ты не первый, нет. Бывали у нас миссионеры Атрея всех конфессий, и служители Чоза Двурогого и Трехрогого, и даже адепты Рамшеха, которому поклоняются на Южном континенте… И никто, ни один из них толком не ответил на простой вопрос: на кой всесильному богу, устами коего говорят его жрецы, нужны мои деньги?
Брат Тенезмий промямлил что-то насчет «смирения», «украшения храмов» и «искупления грехов», но быстро стушевался под взглядом Трампа.
— Знаешь что? — повторил дедуля. — Перебьешься. Не было у нас королей, дворян и жрецов, не было и не будет. Есть и были — люди. Порядочные, честные. Мы верим в человека и его земной путь. И каждому на этом земном пути воздаем по истинным заслугам его, а не по власти и богатству… Гритт и Великая Торба! Мы живем и умираем честными людьми. Честными — от слова честь, святоша! Напиши это себе на лбу золотой краской!
— Но я все же попробую повернуть вас к свету истинной веры… Веры в Великого Атрея! — заикнулся клирик.
— Попробуй, — кивнул дедушка. — Рискни. Раньше я выпроваживал вашу братию из клана пинком под зад. Но ты, я вижу, человек хороший… У-у-у, честный упрямец. Потому я дам тебе шанс. Начни с общинного свинарника. Там как раз не хватает рабочих рук. В свободное время разрешаю гнать пур… проповедовать взрослым Джарси. Но если я услышу, что ты навязываешь свое учение подросткам до семнадцати лет — будешь порот и изгнан из клана.
С тех пор брат Тенезмий смотрел за свиньями. Он наложил на себя епитимью не покидать клана, пока не повернет к свету истинной веры хотя бы одного из Джарси.
Бедняга обрек себя на жизнь в нашем клане до самой смерти.
Он пытался проповедовать у ворот свинофермы каждое утро и вечер. Эффект от проповедей брата Тенезмия был — они веселили душу, от них поднималось настроение даже у тех, кто маялся похмельем.
— Эк заливает, а! — говорили в народе и весело смеялись, передавая речи брата Тенезмия о всеобщем и личном прижизненном смирении. — Смирение,
вы слыхали, да? Расслабься, когда тебя бьют, ага! Возлюби пастыря своего и короля своего, нет, вы слышали?За годы клирик стойким и честным трудом дослужился до смотрителя свинофермы. Не думаю, впрочем, что такое повышение в должности даровало ему душевный покой: он стал еще суше, еще желчнее и, как говорят, тайком заглядывал в кружку с горячительным, а еще наловчился так ругаться, что даже дедушка Трамп завидовал.
— Утро доброе, — сказал я.
Брат Тенезмий скупо кивнул и покосился на тролля. На поясе Верхогляда связанными лапками кверху висели три пеструшки. Пока тролль стягивал им лапы, одна умудрилась от испуга снести яйцо.
— Четыре порося… — прогудел Зелмо, показав Тенезмию три толстенных пальца.
Клирик поджал губы. Согласно постулатам пророков Атрея, тролли не имеют души, а стало быть, не могут быть спасены духовной силой при жизни, дабы вознестись на небеса, следственно, тратить на них силы бессмысленно, более того, обращаться с такими существами следует как с животными.
— Пусть выберет четырех десятимесячных подсвинков, — сказал я. — Заработал.
Брат Тенезмий отпустил крепкое и, несомненно, греховное ругательство.
Неужели он начал превращаться в настоящего человека?
Пожалуй, стоит свести его с Мэй, вдовой Годрика Вшивого…
— Все помнишь? — спросил я у Шатци, когда Зелмо, бросив на плечо торбу с визжащими поросятами и бочонком прокисшего пива, утопал на юг, в свою семейную — представьте, у него была супруга — берлогу.
Брата колотило, как в лихорадке.
— Д-да… — Он посмотрел на меня, расширив глаза: пацан пацаном. И что в нем бабы находят? — Ты не сплохуешь, Фатик?
Вместо ответа я показал ему кулак.
— Вечерком отпразднуем.
— Я боюсь, ох! Я сбегу, ох, слушай, Фатик, я не выдержу, я сбегу!
— Джарси не бегают от опасности.
Его полные губы — обличавшие того еще волокиту-развратника, затряслись мелко-мелко.
— Не мо-гу-у! Я сбегу, Фатик! Ей же ей, сбегу!
Я двинул его в солнечное сплетение. Это был скромный отрезвляющий удар костяшками правого кулака. Брат сперва согнулся, затем с хрипом выпрямился. Румянец залил его щеки.
— Сможешь.
— Не знаю… Мне страшно, Фатик! Я боюсь дедушку!
Я ударил его снова — в то же место.
— Дай мне слово Джарси, что никогда не сбежишь.
— Во… о-о-оххх… Вообще ни от чего? Ни от кого?
Я ударил его в третий раз — изо всех сил, по-настоящему больно.
— Хм. Нет. Дай мне слово, что в ситуации, которая пугает тебя до чертиков, но в которой ты можешь победить — ты не сбежишь.
Он, согнувшись, смотрел на мой кулак у своего лица.
— Хо… хорошо. Я… даю слово Джарси!
Он держал его ровно час.
Конец второй интерлюдии, мы возвращаемся в Одирум.
9
Припав на колено, Олник осторожно заглянул под хвост черному козлу — лохматой бестии с загнутыми тяжелыми рогами.
Мальчик трусливо мемекнул. Пахло от него как от козла. Думаю, вы знаете, как пахнет козел. Если не знаете — я скажу: так пахнет ночь в аду.
В глазах гнома застыло жалостное выражение.