"Фантастика 2024-152". Компиляция. Книги 1-18

Рамзес изобразил вопрос бровями.

– Мало. Очень мало. За всю историю - единицы! Именно от того эти единицы настолько почитаемы! Остальная шерсть, что звала себя самураями, предавала, совала ножички в спины, изменяла, продавала, отважно отступала, бросая всё и всех с завидной регулярностью. Ничуть не реже, чем европейцы, китайцы, или мы, русские… Копни историю, и там такое вылезет. Некоторые самураи, что означает - служение, умудрялись перебегать на сторону врага по два, а то и по три раза. Туда - в начале, к середине - обратно, а к концу снова… И это не за всю войну, за один бой! В Европе тоже были мастера в воздухе переобуться, да и у нас встречались, чего уж там, но до японских "акробатов" всё же не дотягивали.

– Гры-ы… - издал неопределённый звук Рамзес.

– Почитай, почитай… Там полно такого, от души повеселишься. Но, - поднял я палец вверх, - при всём при том, многие самураи были истинно отважными, верными своему господину, не боящимися крови. Ни своей, ни чужой…

– Если посмотреть на Европу, - продолжил я, - то и там мы можем разглядеть некий Кодекс Рыцарской Чести. Тоже нечто для идеального рыцаря. Не таким, как он был на самом деле, а каким бы должен быть. А знаешь, сколько соответствовало этому кодексу, за всю историю рыцарства хотя бы процентов на семьдесят-восемьдесят?

– Единицы?

– Точно! Хотя, думаю, что в историю не попали многие безвестные воины, которых можно смело приписать к истинным самураям, рыцарям, богатырям, батурам, но это тема отдельного разговора. А возвращаясь к Клучу, теперь понимаешь, что я имел ввиду, говоря, что он соблюдает неписанный кодекс хобол среди хобол. Пусть не идеально, не дословно, но всё же.

– Нелёгкая задача, - оскалился Рамзес.

– Мягко говоря. Именно поэтому Клуч сможет создать орден Бронзовых Самура, а Тутук лишь поддержать его.

– А почему, кстати, Бронзовый Самура, а не самурай? И почему вообще - самурай?

– Ну, Бронзовый, пояснить не надо, я думаю, а самурая сократили до самура хоб. Им так удобнее оказалось, а мне фиолетово. Самурай оттого, что тип доспеха ближе всего к ним. Отчего-то представилось, что для хобол самое оно будет. И, кажется, угадал.

– Да, - согласился Рамзес, - неплохо выглядит. Органично подходит к их кривым ногам и страшным зелёным рожам.

– Сказал красавец с шакальей головой и облезлым хвостом.

– Сделал замечание лысый обезьян, настолько несостоятельный, что эволюция отобрала у него хвост, ибо он так и не смог найти применение такому чудесному органу.

Мы радостно ухмыльнулись друг другу…

– Как поживает Белоснежная?

– У неё непростой период, - со вздохом ответил Рамзес, - Помимо обычной текучки ещё и переоценка ценностей в связи с определёнными обстоятельствами.

– Оу?

– Закрытая информация, сам понимаешь…

– Ну да, ну да…

– Одно скажу, мне ещё хуже!

– Оу?

– Закрытая информация, - опять тяжело вздохнул Рамзес.

– А знаешь, брат, есть у меня некая микстурка, что помогает легче переносить тяжелые периоды.

– Э?

Я достал из сумки флакон, грамм на семьсот, вырезанный нашей мастерицей Лютик с помощью ещё двух умельцев из целого кристалла аквамарина, и две серебряные чарочки с чеканными узорами. Откупорив тщательно притёртую пробку, я налил в них по «писят капель».

– Чистая алхимия, - пояснил на задранные в немом вопросе брови Рамзеса, - Прозрачная, как слеза ребёнка, насыщенная жизненной силой вода. Мими постаралась. Прошедший магическую очистку этиловый спирт. Идеальная пропорция соотношений от великого учёного господина Менделеева, сорок на шестьдесят! И небольшая, но удивительно интересная ягодка, что не только придаёт раствору мягкость пития, но и насыщенный зелёный опалесцирующий цвет.

– Видишь, - я указал на русские буквы, отгранёные на бутылке, - Так и называется - «Зелёный Змий»! Распивается только в достойной компании, по вескому поводу, малыми дозами в неограниченных количествах.

– Знаменитая русская водка!
– скривил рожу Рамзес.

– Не просто водка, а нектар богов!
– оскорбился я, - Ты с обычным шмурдяком, что делают сейчас, даже сравнивать не моги! И вообще, не хочешь - не пей!

– Не-не, давай уж. Попробую, наконец, чем вы, русские, пьянствуете!

– Ты бы поменьше глупости за дураками повторял, глядишь и за умного сойдёшь! Пьянствовать можно чем угодно, когда угодно, и где угодно. И, к твоему сведению, закладывают за воротник другие нации ещё и похлеще, да только про нас одних по всему миру байки как о не просыхающих пьянчужках ходят. А мы сейчас не пьянства ради, а здоровия для! Вот смотри, как это делается правильно…

Я достал из сумки небольшой раскладной столик, водрузил на него плошку с солёными грибочками, тарелку с маринованными огурцобаклажанами, нарезанными ровными дольками. Куски хлеба - сложная смесь дикорастущих зерен, собранных хоб, перемолотых и испеченных караваем. Вкус не как у чёрного хлеба моей молодости, но очень близко. Ну, и последнее - сало. Прожилочки мясные, чесночный шпик, перчик. Отдельно лучок стрелками…

– У-ур… - оскалился Рамзес, - Да тут целый ритуал, похоже!

– А то! Не чайная церемония, но для понимающего человека не менее сакральная…

Вот держи, - я сунул ему трезубую серебряную вилку в руку, - Значит, запоминай! После "слова" стукаемся чарками! Это называется - чокаться! Затем опрокидываешь её в пасть и обязательно занюхиваешь хлебушком! Далее накалываешь на вилку, что приглянулось и закусываешь. Заостряю внимание, это, - я указал на тарелки, - не еда!

– Не еда?
– переспросил удивлённый Рамзес.

– Не еда! Это - закуска!

– Да? А очень похожа на еду…

– Закуска! Её не едят, ей закусывают. Сейчас сам поймёшь.

– Ладно…

– Ну, - я поднял стопку, - Чтоб у нас всё было, но ничего за это небыло! Давай…

И влил в себя алхимический раствор! Занюхнул хлебушком и отправил в рот хрустящий грибок! Ах! Как мягко пошла…

Рамзес, копируя меня, проделал все манипуляции практически зеркально. Только в пасть закинул пластинку сала. А занюхал так, что хлеб к носу присосало!

– Хм-м… - протянул шакалоголовый, прислушиваясь к внутренним ощущениям.

– Как оно?

– Оч-чень интересно…

– Давай, - я опять наполнил стопки ещё раз, - Для закрепления материала. У нас говорят, между первой и второй перерывчик небольшой!

Хлопнули!

– А знаешь, брателло, изрядно. Тепло такое внутри образовалось приятственное, мягкое. И закуска, да! Осознал! Не еда - закуска! По третьей?
– глянул на меня Рамзес вопросительно.

– По третьей! Однако, и по последней. Во-первых, само по себе не стоит частить. Обычно, между второй и третьей уже начинаются неспешные разговоры обо всём. Что постепенно перерастают, соответственно количеству опрокинутых чарок, в "разговоры задушевные"…