"Фантастика 2024-161". Компиляция. Книги 1-29
Шрифт:
Однако на самом деле Вере была не столь важна рыба (тоже нелишняя, но ее и в других местах получить можно), и не тем более геотермальная энергия. И даже не распространение мультивалютной международной платежной системы: все же этот островок слишком мал, чтобы достаточно серьезно на нее влиять. Всё это было и полезно, и интересно — но Веру Исландия интересовала лишь как инициатор (причем очень заметный на мировой арене) изменения международного морского права. А если Исландии немного помочь, причем без ущерба для собственной экономики, и продвинуть их по пути инициации пересмотра международных законов чуть пораньше, то Советский Союз, будучи тут «вообще не причем», получит существенные экономические преимущества. А в обозримой перспективе — и преимущества очень даже материальные…
Однако вернувшись домой, Вера узнала, что за время ее отсутствия заболели сразу все дети: вероятно, Женька принес домой корь из садика. Так что следующие
После проведенной товарищем Сталиным «разъяснительной работы» товарищ Мао всерьез занялся механизацией своего убогого сельского хозяйства и ударными темпами начал строить сразу три тракторных завода. Тоже дело хорошее, однако тракторам-то топливо требуется — а вот с нефтью в Китае было не особо хорошо. Но еще хуже в Китае было без нефти — и чтобы трактора все же могли поля пахать, пришлось уже химическим организациям (советским и в большей степени германским) налаживать там выпуск солярки из угля. Хорошо еще, что угля в Китае было очень много — но много было только угля, а вот специалистов, которые могли бы этот уголь превратить в жидкое топливо, там вообще не было. Поэтому в СССР таких специалистов начали ускоренными темпами обучать (на уже действующих заводах в Благовещенске, Райчихе и в только что запущенном заводе в Нерюнгри), а Вера лично занялась разработкой новых схем получения из угля жидкого топлива, применение которых не требовало бы большого количества высококвалифицированного персонала.
Один из проектов, который с сильно переменным успехом внедрили еще в СССР из «прошлой жизни», как раз и отличался практически полным отсутствием «высокотехнологичного оборудования» — и, по мнению Веры, очень подходил для Китая с его огромными запасами самого паршивого бурого угля. Экономичность технологии, конечно, оставляла желать лучшего настолько, что в «прошлом» Советском Союзе работающую установку отправили в металлолом, не дав ей проработать и года — но пока что речь об экономичности и не шла. Зато все было исключительно просто: в огромную (в меру огромную) стальную бочку засыпали доверху хорошо просушенного бурого угля, затем эту почку просто грели в пламени другого угля, примерно сутки грели — а когда бочку остужали и открывали, то в ней оказывалось примерно четверть по весу от загруженного угля бурой жидкости, близкой по составу к нефти. То есть не очень близкой, но после несложной доработки жижи ее можно было заливать в обычные колонны термокрекинга и получать на выходе из колонны процентов пятьдесят жидкости довольно прозрачной — и вполне пригодной для заливания в баки дизельных тракторов.
Очень простая технология, да и бочку, выдерживающую давление в пять сотен атмосфер изготовить было не особо сложно. Однако подобрать простенькие и недорогие катализаторы, превращающие уголь в жидкость, было не очень просто: в угле же очень много всякого, в том числе и много каталитических ядов. Но и эту задачу Институту высокомолекулярных соединений АН СССР решить удалось, как раз уже в феврале сорок четвертого. А Вера в очередной раз удивилась разнице менталитетов китайцев и корейцев: китайцы к работе подходили творчески, заранее считая, что всякие начальники в работе ничего не понимают — и буквально решением низовых партъячеек легко меняли технологические процессы, в лучшем случае срывая все производственные планы, а в худшем — ломая и даже взрывая оборудование. А корейцы работу просто выполняли — а если им что-то не нравилось или они считали, что придумали «лучший способ», то они собирались (строго во внерабочее время), обсуждали возникшие идеи, тщательно и излагали на бумаге — и оправляли на рассмотрение начальству. Причем о том, будет ли начальство вообще их писульки читать, они в принципе не волновались и продолжали работать как и прежде до тех пор, пока не получали новые указания.
Вот только корейцы считали, что слушать нужно только своих, корейских, начальников — а всякие иностранцы им вообще не указ. Китайцы же наоборот своих начальников считали априори идиотами, а вот то, что им говорили иностранцы (причем любые!) воспринимали как истину в высшей инстанции. И это весьма сильно помогало советским специалистам хоть что-то построить и запустить в Китае, а в Корее по приказу товарища Кима к каждому советскому специалисту был приставлен кореец, который транслировал указания своим рабочим. Тоже действенный способ, но из-за него работы все же прилично так отставали от планов.
От корейских планов, поэтому Вера за них особо не переживала. Переживаний ей добавило новое изменение все той же «международной обстановки»: с помощью британских империалистов итальянские (и греческие) коммунисты свергли Муссолини — после чего в Италии британцы коммунистов аккуратно так отодвинули на обочину. В Греции они коммунистов отодвигать не стали, и коммунистические греки радостно побежали
«освобождать от болгарских захватчиков» Солун и Фракию. Впрочем, болгарская армия (при существенной поддержке советских войск под руководством маршала Толбухина) быстро объяснили грекам их неправоту — но в процессе проведения разъяснительной работы бойцы Толбухина интенсивно применяли различную ракетную технику и реактивную авиацию, и уже в начале марта Лаврентий Павлович снова предложил Вере «вернуться к разработкам более совершенного оружия»:— Есть мнение, что греков на Болгарию британцы натравили специально для того, чтобы образцы нашего орудия захватить. Те же ракеты — они, бывает, и не взрываются, и есть сведения, что греки отступили после того, как получили и УПС, и ракету с зарядом объемного взрыва.
— От последней для них толку никакого, там система самоликвидации примитивна, но ее и сломать невозможно: если заряд не взорвется, то через пять минут в нем газа уже не останется.
— Я уточню, но все же нам нужно теперь в любом случае что-то более совершенное иметь.
— Попробуем сделать. А что известно про американскую ядерную программу?
— Кое-что известно, там у нас товарищ один… участвует в ней немножко. Новости пока хорошие: денег они в программу вбухали немерянно, а урана у них пока даже на самый простенький реактор не хватает.
— Добудут…
— Да, вроде в Канаде уже начали добывать его. И, если им никто не помешает, примерно к следующему лету… к лету сорок пятого, у них будет урана уже тонн десять. Что на это скажешь? Я в плане чем им помешать приступить к работе над бомбой.
— Если вы о том, чтобы туда, где они реактор такой построят, бомбу нашу сбросить, то я пока против. А если…
— Что?
— Думаю пока. Спрашивается вопрос: нам нужно всех победить в войне или обеспечить вечный мир?
— Есть разница?
— Есть. Существенная, и вы во втором варианте можете сильно делу помочь.
— Уже бегу помогать, но сначала скажи, чем.
— Я еще подумаю. Но обязательно скажу. И скажу очень скоро…
Глава 24
Пообещать «иностранным партнерам» можно было что угодно, а вот обещание выполнить было несколько сложнее: Вера, говоря о рыболовецких судах для Исландии, имела в виду все же главным образом верфи Данцига и Штеттина, и немножко — Хельсинки (последнюю — именно немножко, финская верфь была сильно загружена постройкой рыболовецких суденышек для советских рыбаков в Балтике). И имела она в виду эти верфи потому, что в Европе производственные мощности судостроителей были, мягко говоря, избыточными: в преддверии войны Германия нарастила производственные мощности (причем в расчете на массовый выпуск подводных лодок, то есть небольших по габаритам суденышек), а вот делать на этих верфях после завершения войны стало нечего. То есть совсем нечего: на небольших стапелях большое судно было просто не построить, а на маленькие спрос был, но недостаточный для загрузки всех таких верфей. И Вера об этом знала — но кое-чего она все же не учла. Не учла того, что строящиеся в Германии рыболовные кораблики (небольшие, водоизмещением по двадцать — двадцать пять тонн) снабжались немецкими дизелями около двухсот лошадок мощностью — но такие были годны лишь для Балтики, в океане они выглядели бы печально. А большие, тонн на сто двадцать суда с двумя шестисотсильными двигателями уже не вписывались в параметры подписанного Верой соглашения. В Хельсинки строились и вполне себе даже «океанские» суденышки, тонн на пятьдесят водоизмещением, с германскими холодильными установками на борту — но им уже одного двухсотсильного мотора было маловато, и на них ставили так и не пригодившиеся пока для танков «авиадизели», хотя и дефорсированные до трехсот пятидесяти сил — но они под такой (очень небольшой по размерам) двигатель и проектировались, и воткнуть вместо него чугунный (и очень габаритный) немецкий судовой двигатель в шестьсот тридцать сил возможности просто не имелось.
А исландцы, получив независимость (и «бесконечный», по их мнению, кредит на развитие рыбной промышленности), буквально уже подпрыгивали от нетерпения этот кредит побыстрее истратить: им успели до конца года перегнать восемнадцать ранее выстроенных для мурманских рыбаков траулеров, а они успели их проверить в деле в первую же зиму «независимости», так как сезон ловли трески как раз в январе и начинался. И оказалось, что даже при использовании совершенно традиционного способа ловли трески «на удочку» каждое суденышко успевало в день привезти в порт тонны две с половиной, а то и три ценного улова. Очень ценного: в договоре с Советским Союзом была установлена цена в одну исландскую крону за килограмм трескового филе, и суденышко (даже если не считать потенциальных доходов от селедки, пикши и прочих рыб, которых можно было добывать в межсезонье) обещало полностью окупиться за год-полтора, а дальше только чистую прибыль приносить. Вообще-то цена только казалась небольшой: ранее продаваемая за рубеж треска шла по две, а то и две с половиной кроны за килограмм — но раньше-то продавалась-то треска сушеная, а рыбка в процессе сушки становилась аж впятеро легче.