"Фантастика 2024-167". Компиляция. Книги 1-26

Ноги ломать не хотелось.

В Корпсе было тихо, только выла ледащая псина, забытая хозяевами во дворе. Мы стучали в двери хибар, пытаясь найти хозяев — но, похоже, местные покинули свои жилища, почуяв дыхание войны.

— Они контрабандой промышляли в большинстве своем, принимали товары мимо порта и таможни. Вот — выкопали свои кубышки с червонцами да и подались куда подальше… Я бы тоже подался, да у меня, почитай, кроме квартиры на Седьмой улице и сестры с племяшками и нет ничего на свете… — посетовал невысокий горожанин в пиджаке с протертыми локтями.

На прикладе его винтовки было четыре зарубки. Присмотрелся к оружию ополченцев повнимательнее — зарубки были у многих. Это у них вместо скальпов? Дурной тут народ, гордятся количеством убитых… Я снова вспомнил про свои ордена и скрипнул зубами.

— Рассредоточиться! — скомандовал я, но поймал непонимающие взгляды, и тут же объяснил: — Прячьтесь и сидите тихо! Желательно залезть поглубже — если придется вызывать огонь артиллерии, на точность не рассчитывайте.

Ополченцы разбежались по Корпсу, мы с Адгербалами и Шпаком засели в дренажной канаве на обочине тропы, по которой мы добирались до поселка. Позиция была хорошая— отсюда было видно и пологий пляж, и причал— если тучи не закрывали луну.

Шумел прибой, кричали ночные птицы, со стороны предместий Сан-Риоля доносились редкие выстрелы — больше не было слышно ни звука.

— Кхм… Господин офицер? — прокашлялся Шпак.

— Да?

— Я давно спросить хотел… Ну, бумагу, предположим, я видел, и понимаю, что у вас свои приказы, но скажите — вот то, что мы тут делаем, и то, за что Федорыч голову сложил — это политические игрища или и вправду — на благо Империи?

Ответ пришел сразу:

— Грэй лоялистов лично вывозил с Севера. И уполномоченные сейчас тренируют для него армию в пятьдесят тысяч человек, и муштруют городское ополчение — в десять раз больше. А еще — напрямую заявил мне при личной встрече, что ненавидит всё, что олицетворяет собой Новая Империя…

— Вот оно как! — протянул Шпак.

— А еще я бы хотел вернуться к этому разговору, когда мы попадем в Наталь. Напомните мне, пожалуйста, хорошо?

— Хорошо, господин офицер… А мы попадем в Наталь?

— Или в Наталь, или на небеса, Шпак. Третьего пути у нас нет!

* * *

Тарахтенье парового двигателя и лязг металла послышался ровно в тот момент, когда веки стали предательски тяжелеть, а голова — клониться на колени.

— Всё-таки к нам! — прошептал преторианец, — Надо оповестить людей!

И ужом скользнул в темноту. В свете луны из канавы я рассмотрел паровой катер на винтовом ходу, забитый вооруженными людьми. Это были зуавы — лучшие солдаты из тех, которыми располагала Федерация на данный момент. Штыки тускло поблескивали в ночи, ветер трепал дурацкие кисточки на фесках.

Катер тащил за собой еще две шлюпки — тоже с людьми. Они могли пристать все одновременно! Осадка кораблика позволяла ему подойти к деревянным причалам, а люди в шлюпках взялись за весла в тот самый момент, когда машина начала работать вхолостую, и силой инерции буксируемые лодки обогнали катер.

Послышались негромкие команды, и обе шлюпки двинулись к линии прибоя — они решили высадиться прямо на берег. Очень, очень грамотно — рассредоточить силы, чтобы не попасть под вражеский — наш — огонь одновременно. Они ждали засады, но мы сидели тихо, дожидаясь, пока выгрузятся зуавы с катера.

Федералистов было гораздо больше, чем нас. Человек семьдесят, не меньше. Солдаты из шлюпок попрыгали прямо в воду, высоко подняв руки с оружием над головой, и, вымокнув до нитки, вышли на пляж, выстроились цепью и двинулись к хибарам Корпса. Я благодарил Бога за полнолуние — иначе мы бы могли прицелиться разве что на расстоянии вытянутой руки.

На почерневшие доски причала тоже ступили солдатские сапоги — и тут у кого-то из наших не выдержали нервы. Гавкнул первый выстрел, а потом весь поселок разразился беспорядочной стрельбой, причем каждый ополченец выбирал цель покрупнее — конечно же, паровой катер, который оказался просто изрешечен пулями в первые же минуты боя. Ну да — он большой и хорошо виден, и стоит на месте у причала — почему бы не пальнуть по нему разок-другой? А зуавы — они маленькие, плохо видны и мечутся туда-сюда, хрен попадешь!

Неудивительно, что первыми и практически без потерь в Корпс ворвались солдаты с пляжа. Мокрые и злые, как тысяча чертей, они с адским ревом набросились на риольских ополченцев, ловко орудуя прикладами и штыками, и тут же заняв позиции в двух крайних домишках и за лодочными сараями, вырезав засевший там десяток горожан.

Кто-то из ополченцев рванул из поселка, но был остановлен командным рыком Шпака, кто-то отступил в нашу дренажную канаву.

— Беглый огонь, ребята! Просто стреляйте, заряжайте и опять стреляйте! Раненые — заряжайте винтовки и передавайте их стрелкам! — наша канава глубиной в половину человеческого роста живо напомнила мне окопное прошлое., — Санитары у вас есть? Кой же черт вы на меня пялитесь? За работу, за работу!

Отряд с пляжа вел заградительный огонь, заставляя риольцев прятать головы и стрелять реже. Я так и не вычислил командира этой полусотни ополченцев, и это было странно. С другой стороны, наблюдая хаотичные действия союзников, я подумал, что человек этот, должно быть, безынициативный и невзрачный, раз не удосужился даже представиться и теперь допускает такой разброд и шатание.

— Джонсон всё, — сказал давешний ополченец в фетровой шляпе, приземляясь в грязь на дне канавы прямо на колени, — Убит наповал. Нет у нас теперь командира.

— Фамилия!

— Что?

— Фамилия твоя как?

— Так это… Джурай!

— Теперь ты командуешь полусотней, Джурай.

— Э-э-э…

— Вариантов у нас нет, помнишь? Командуй — занять оборону в канаве и стрелять по каждому, кто сунется из Корпса. Берег мы просрали, но дальше их не пропустим! Они не пройдут! Ни шагу назад! — подогрел я его лоялистскими нарративами.

— Они не пройдут! — кивнул Джурай, и посмотрел на меня уже более осмысленно, и побежал, пригибаясь, вдоль канавы, что-то говоря своим товарищам.

Оставалось только подхватить винтовку из рук еще одного риольца, кулем свалившегося мне чуть ли не на голову и тут же обмякшего на дне канавы. Он был мертв и больше не мог участвовать в бою. А вот его оружие и патроны — могли, и я хладнокровно обшарил его подсумки и карманы, и принялся выцеливать туловища в ментиках.

Я не был гемайном и не владел бинокулярным методом, и не питал иллюзий по поводу своих талантов как стрелка, и потому следовал правилу — голова маленькая и твердая, а тело — большое и мягкое. И я уж точно не собирался делать зарубки на прикладе…