"Фантастика 2024-176". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
А еще Яша ощутил, что ему стало легче. Словно сказанные слова имели вес, и он наконец-то сбросил его со своих плеч.
– Я всё хочу обнять ее после, а она не дается, – высказал он то, что сводило его с ума. – Это нормально? Я просто подумал, вдруг в этом мире такое не принято, и я ее этим оскорбляю.
На самом деле Яков думал не только об этом. Еще о том, что, возможно, он неприятен Злате, и она сторонится его прикосновений. Но это уж совсем никак не укладывалось в происходящее.
Взгляд у Яры стал едва ли не жалостливый.
– Малыш, тебя имеют.
– Что?
– Да так, забудь. Я просто хотела сказать, что обняться после – это самая естественная вещь в любом из миров. Ну, только если у человека нет
И она улыбнулась.
Яша повторил про себя сказанное. Оно не то чтобы противоречило тому, чему учил отец и чего хотел он сам. Уважать. Доверять. Заботиться друг о друге. Не причинять другому боли. Значит, эти правила продолжали работать и здесь. И они, возможно, были куда важнее, чем выбрать себе одного человека на всю жизнь. Последнее в его мире было призвано защитить женщину и сделать так, чтобы ничего плохого с ней не случилось. Но если в этом мире за подобное женщина не подвергалась поруганию и могла не опасаться того, что ей косу отрежут да дверь дегтем вымажут…
Это нужно было обдумать.
– Дедушка как-то сказал, что все Соколовы – однолюбы, – решился озвучить еще одну беспокоившую его вещь Яша. – А я, кажется, в нее совсем влюбился… Я как-то уже думал, что влюбился, но в этот раз всё совсем по-другому…
Глупо прозвучало, конечно, особенно в свете всего сказанного. И вообще, всё это глупо. Но Злата напоминала ему блуждающий огонек. Знаешь, что он заведет тебя на болото и пропадет, но всё равно идешь за ним и взгляда оторвать не можешь, веришь в чудо…
Яра кивнула.
– Знаешь, что я думаю? Сама по себе любовь – наша или чья-то к нам – ни к чему нас не обязывает. А вот дальше ты делаешь выбор. Принимаешь решение – быть тебе с человеком или нет. И именно этот выбор налагает на тебя ответственность. Но если уже в самом начале ты понимаешь, что всё пошло куда-то не туда, не стоит закрывать на это глаза, следует признать это и решить для себя: ты или этот человек. И ты вправе выбрать себя, а не его. И чем раньше ты это сделаешь, тем лучше, потому что потом будет куда сложнее: чем дальше, тем больше ответственности. Но позволять себя обижать – это плохой выбор, Яш. Просто поверь мне.
Они помолчали.
– Слушай, а как ты так легко о с… об этом говоришь? – все же решился спросить Яша.
– Поживи пару месяцев с моей мамой, и не так запоешь, – снисходительно улыбнулась Яра.
– А можно еще один очень личный вопрос?
– Попробуй.
– Ты уже год замужем за Гришей, а у вас нет детей. Не получается?
Яра в ужасе округлила глаза.
– Сплюнь, а! Какие дети? Мне двадцать четыре. Спасибо, я на вас нагляделась.
–
И Гриша не против?– А вот здесь, Яш, и правда начинаются отличия вашего мира от нашего. Ребенок – это решение двух взрослых людей, которые к этому готовы. А Гриша меня любит и не станет настаивать, потому что я не готова.
– То есть так можно? Жить в браке и без детей? И никто не…
– Ну не то чтобы совсем «не». На живот мой смотрят все и постоянно. И от вопросов папы о том, когда я уже рожу ему внуков, я скоро взлечу в воздух. Как будто бы у него вас нет. Нет же, надо от каждого по кому-нибудь. Но это всё равно остается нашим с Гришей личным делом. Как и все остальные вопросы, которые касаются только нас двоих. Вот и всё.
– А чем ты занимаешься без детей и хозяйства? – спросил Яков, осознав, что ни разу до сего момента не интересовался этим. Наверное, потому, что хоть и знал, что жизнь женщины в этом мире устроена иначе, чем в его, так и не поверил этому до конца, пока не попал сюда.
– Работаю, – засмеялась Яра.
– А на работе что делаешь?
Яра обвела рукой комнату.
– Примерно вот это. Оформляю пространство. Только не в квартирах, а в магазинах, например. Сейчас, правда, больше работаю с витринами. Кстати, та, что ты видел в булочной, – это мое творение. В процессе подсела на их выпечку, теперь только туда хожу.
– Витрина… Подсела…
Иногда Якову начинало казаться, что он тонет в темных водах слов, которые не знает.
– Подсела – это… Ну, то есть так нравится, что уже без них не могу. А витрина – это место за окном магазина, – подсказала Яра, и он с изумлением понял, о чем она говорила.
– Подожди… Вот это всё, что там в окне было, – это всё ты повесила и разложила?
Яра смущенно улыбнулась.
– Ну, это далеко не лучшее, что я делала…
– А как увидеть другое?
Тетя выпрямилась, лицо ее просияло тем, что в этом мире называли энтузиазмом, и принесла то, что назвала ноутбуком. И показала ему свои работы. В результате, когда Яша опомнился от восторга и поинтересовался временем, выяснилось, что он уже давно должен быть в общежитии.
К своей комнате Яша подошел задыхающийся и взмыленный. Он бежал от самой остановки и лишь перед входом в общежитие позволил себе перейти на шаг, чтобы перевести дыхание и постараться не вызвать лишних вопросов. По пути пытался придумать оправдание, но ничего подходящего в голову так и не пришло, и он решил, что разберется по ходу дела. Разговор с Ярой вселил в него уверенность. Она не сочла его переживания пустыми. И подтвердила, что он не одинок в своих желаниях. В этой ситуации могла быть права не только Злата. И у него было право отстаивать свою позицию.
В общем, он не сошел с ума, и далеко не все правила оказались ошибочными.
И теперь у него был план.
Потому что поговорить – это ведь тоже план, да?
Вооруженный всем этим, Яков открыл ключом дверь и поспешно вошел внутрь. И замер на пороге.
Злата спала на его постели. На неразложенной. В одежде. Уткнувшись носом в его подушку, которую, видимо, специально достала из-под покрывала.
Яков поспешно прикрыл рот рукой: собственное дыхание показалось ему слишком громким. Потом очень-очень осторожно, стараясь не произвести ни звука, закрыл дверь на защелку, разулся и тихо-тихо подкрался к кровати, ощущая себя так, словно приближается к дикому зверю. Дядька как-то раз водил его смотреть на медведицу с медвежатами. Мохнатые малыши резвились всего в десятке саженей от них, а медведица недовольно косила глазом на непрошеных зрителей, ворчала, но бросаться не спешила. Дядьку уважали и люди, и животные. А Яков запомнил испытанное тогда ощущение восторга, перемешанного со страхом. Одного удара медвежьей лапой хватило бы, чтобы вспороть ему грудь или проломить череп. И он старался не дышать… Прямо как сейчас.