"Фантастика 2024-181". Компиляция. Книги 1-27

Соечка стояла неподалеку от нашего ДК, в джинсах и серой кофточке. Янтарный кулончик на шее в наличии, равно как и сережки с тем же материалом — недавно ушки проколола, показать, что уже большая. На плече — изящная «взрослая» югославская сумочка.

— Привет! — радостно помахал я ей.

Не ответив, она чеканя шаг подошла ко мне, и, глядя исподлобья, огорошила:

— Я от тебя ухожу!

Чтооо?!!

— Почему? — и это все, на что меня хватило.

Саяка грустно улыбнулась:

— Потому что ты не остановишься.

Это еще что за херня?! Стоп! Я понял!

Взяв Сойку за руку — вырвалась, больно ударив в самую душу — спросил:

— Тебе кто-то сказал так сделать? Родители?

Надменно фыркнув, она смерила меня уничижительным взглядом:

— Видишь? Ты уже чувствуешь себя стоящим на вершине, и тебе даже в голову не приходит, что кто-то не хочет с тобой туда.

— Точно родители, — облегченно вздохнул я и криво улыбнулся. — Спорим я не сдохну?

Губы Саяки задрожали, она красноречиво ткнула пальцем мне на грудь и сустав.

— Мелочи, — улыбнулся я уже лучше.

Переживает за меня.

— Писатель и композитор меня устраивает! — жалобно протянула она. — Но ты… — яростно вытерла наклюнувшуюся слезинку. — Тебе мало! Тебе нужна долбаная власть! Нравится, когда вокруг все на цырлах бегают? Я только когда домой с Третьяковки пришла, поняла, что ты делаешь! Ты министра МВД как медведя за нос дергаешь! Да у тети Наташи на свадьбе члены Политбюро были, у меня маму с папой до сих пор трясет! — набрав воздуха в грудь, она быстро протараторила. — Я хочу нормальную семью с нормальным мужем, а не провести всю жизнь вдовой с детьми! Не ходи за мной!

И она направилась в сторону своего дома.

— Стой!

— Уйди! — обернувшись, рявкнула она. — И жратву больше не шли!

«Папа Гурама притащит»? — застрял в горле жалкий невыпущенный упрек. Ты же взрослый, Сережа, а она — не заслужила. Родители? А может сразу, бл*дь, Генеральный секретарь ЦК КПСС?! Лично пришел, лично запугал. Бросай внука, а то ух я вам! Бред — он не полезет. Ну не полезет и все тут! Почему? Потому что иначе это совсем невыносимый пи*дец!

Пнув попавшуюся под ноги бутылку — свиньи ё*аные! Самим же ходить! — пошел в сторону дома.

Власти хочу? Ха, не в бровь, а в глаз! Дали попробовать — ой вкусно! И ведь права, не остановлюсь. Не хочу — увы, путь уже выбран, и теперь либо на самый верх, либо наоборот — вниз, на два метра. Умна Соечка, все поняла и приняла решение, что ей оно не надо.

Сглотнул ком в горле — решение-то непростое, вон как слезки бежали. Но понимала — либо сейчас, либо никогда. А самое грустное, что и я все понимаю. А как вообще будущая жизнь в моих глазах выглядела? Просто сказка: дома Соечка, детей растит, а мы с агентом Вилкой занимаемся всяким интересным. В какой-то момент к детям полуяпонским должны были добавиться дети русские — от Виталины, ясен пень. Сойка, разумеется, как хорошая японская жена была бы не против сидеть дома еще и с ними, а Вилка — продолжать бегать за мной по всему СССР. А потом мы с ней оба сдохнем!

Истерично гоготнув, поднял бутылку и донес до урны. Че, так трудно самим за собой убрать? Обезьяны х*евы! А сам-то типа лучше — вон, эта девочка в гарем попадает сразу, вторая, которая агент — «на вырост». А где две, там и третья, и четвертая. Так и вижу себя лет через десять в телеке: «Всех люблю, товарищи! Ну разве я не заслужил специальный указ о разрешении Ткачеву легализовать гарем через ЗАГС?». Проклиная себя за "обезьянство", погоревал и по «потерянному лицу» — нас все вместе видели, а теперь я, получается, «слит». Получается — слабость! Вот это точно «мимо», это я о себе до*уя возомнил, а остальные-то неиронично видят во мне ребенка. Ну с одной девочкой погулял, ну с другой — какая разница? Дело молодое!

— А не сильно ли чмошно я выгляжу в глазах других обезьян? — издевательски задал я себе вопрос.

Все к лучшему — дай Саяке бог мужа хорошего и долгую, счастливую жизнь. Такую, с которой я совершенно несовместим. Но выжить все-таки постараюсь.

Вот поэтому в главы государств молодежь и не берут — гормональный фильтр, так сказать. Ух я бы сейчас навел шороху, чтобы остальным жизнь тоже медом не казалась!

Мёд… Сам не понял, как ноги принесли меня к дому Вилки. Давай, потерпевший сокрушительный крах малолетний Казанова, зайди. Безотказный товарищ лейтенант обязательно вытрет вот эти жалкие слезы и не менее жалкие сопли. У нее ведь приказ такой — меня нянчить.

Нет уж, пойду домой, а в гости к Виталине потом схожу, как положено — в нормальном расположении духа и с цветами, Акифов племянник уже проводит соответствующие опыты. Пусть лучше она терпит меня веселого и легкого на подъем, чем унылого и жалкого.

— Хорошо, когда гарантированный «запасной аэродром» есть, да, Сережа? — спросил я себя и пошел домой.

Будь я настоящим пацаном, было бы хуже. А так чего мне? Первый раз чтоли? Но оплеуха прямо вкусная — вот тебе урок, который нужно запомнить как минимум до следующего перерождения: вокруг — живые люди, и им Сережа Ткачев может и не подходить. Глупо — боялся, что Вилку отберут (потому что вот это вот «пока не захочешь уйти» — банальный костыль для совести, такие без приказа не уходят), а в итоге «отобралась» Соечка. Вот уж макнула мордой в лужу так макнула!

— Оригато, Саяка-сан! — низко поклонился я в сторону Сойкиного дома, вызвав удивленные взгляды играющих в «Домино» за деревянным столиком неподалеку дедов.

Спасибо за урок! Очень полезно огрести именно сейчас, когда начал отрываться от земли, но ничего фатального еще не произошло. В сказку поверил — а кто бы нет? На тебе уберксиву, на тебе средства производства по первому требованию, вот неограниченное «телефонное право» — играй, сказочный мальчик, в рамках аккуратно подготовленного всемогущим (условно) дедом полигона. Но я бы предпочел еще пару пуль отхватить — мясо-то регенерирует…

— Серый, ты как? — остановился рядом со мной черный «Москвич», и в окне показалась знакомая рожа.

— Я вас девятый раз вижу, — заявил ему вредный мальчик. — Плохо работаете.

Говорил, что буду на таких жаловаться, но где справедливость, если я половину Москвы в лицо помню? КГБ старается, и меняет наружку по сложному, лишенному закономерностей графику, но какой к чертям график, если память абсолютная, и львиная доля московских КГБшников там надежно зафиксирована? А теперь в память добавилась по-настоящему тяжелая сцена. Очень неприятно, когда бросают. Придется с этим жить.

Мужик посмурнел.

— Но никому не скажу, — пообещал я. — Нормально, домой иду, и останусь там до завтра.

— Дел не натворишь? — строго спросил он.

— Никакого членовредительства, — вздохнул я. — У меня очень удобная причина спокойно жить дальше есть — вон дел сколько, разве могу людей подвести?

— Молодец! — одобрил он. — Все зло от баб.

— Вся радость от них же, — грустно вздохнул я. — До свидания.

— До свидания, — послушно «упаковался» в машину он.

И как в таких условиях с бутылкой на берегу Москвы-реки сидеть, угробленную первую любовь оплакивать? Кровавый режим, что с него взять. Пару раз запнувшись на лестнице, открыл дверь своим ключом. Бубнит телевизор, все еще пахнет вареньем. А вот маме поныть можно, ей только приятно будет. Но это — чуть позже.