"Фантастика 2024-181". Компиляция. Книги 1-27
Шрифт:
— В школьной делегации поди участвовал, меня где-то встречал.
— В Алма-Ате! — с надеждой на лице энергично покивал фарца. — Я сам оттуда, там мама с папой остались и…
— Сядь и заткнись! — скомандовала Вилка, и оратор плюхнулся на задницу.
Вошедший за нами дядя Герман скинул со стула коробку с носками и пододвинул мебель Никите Сергеевичу. Тот уселся и навис над задержанными, глядя на них сверху вниз и тоном «педагогический осуждающий» спросил:
— Вот так, значит, за счастливое детство благодарим — спекуляцией?
— Это кооперативный товар! — пискнула девушка.
— Неправда, — усевшись
Девушка начала плакать, а парень скукожился и отвел глаза, залившись краской.
— Стыдно! — удовлетворенно заметил реакцию допрашиваемого Никита Сергеевич. — Рассказывайте откуда меха и все остальное, и пи*дуйте на все четыре стороны под честное слово устроиться работать на завод.
Дядя Витя приготовил папочку с ручкой, и парень выдал нам имена, адреса, условные стуки и фарцовочного «бригадира» — мужика с дивным прозвищем Батон.
— Поехали к Батону, — хрустнув шеей, Хрущев поднялся на ноги, Виталина сняла с фарцы наручники, и мы, пропустив вперед «дядей», вышли в подъезд, где встретили смешанную группу КГБ-БХСС, которая будет описывать имущество и отпускать спекулянтов под «честное слово».
Тут открылась соседняя дверь, и на нас (ладно, на Хрущева — я на его фоне почти незаметен), открыв рот и хлопая глазами, вылупилась пожилая женщина славянской наружности, в халате, платочке и тапочках:
— Н-н-никита С-с-сергеевич?
— Здравствуйте, товарищ! — широко улыбнулся ей Хрущев. — Сигналы по этой квартире отправляли? — указал на поглощающий силовиков дверной проем.
— А как же! — оживилась бабушка. — Всем домом и писали — ходют тут всякие, стены матами исписывают!
Справедливости ради кроме былинного «х*й» около почтовых ящиков никаких надписей в подъезде я не заметил, но преувеличивать и сам люблю, потому — не осуждаю.
— От лица партии и правительства СССР выражаю вам благодарность, — торжественно пророкотал Никита Сергеевич, и, вынув из кармана шоколадку «Вдохновение», вручил бабушке. — А это вам от меня лично!
— Ой, спасибо, Никита Сергеевич! — обрадовалась дама, они с Хрущевым расцеловались, и мы спустились вниз.
— Я вот, Сережка, по миру поездил, — по пути вещал пришедший в благостное расположение духа бывший Генеральный. — И прямо скажу — такого народа как у нас в мире больше нигде нет, — вздохнул и перевел тему. — Вот представь — когда я маленький был, у нас на всю губернию один автомобиль был, на него все глазеть бегали, а шофер — шакал барский — нас прутом стегал, грязные мол, технику ценную попортим. А потом бах — электрификация, бах — индустриализация, бах — победа в самой страшной войне в истории. А там и вообще в космос полетели! До коммунизма, казалось, рукой подать, а оно вон как, — указал рукой назад и вверх по лестнице и приуныл. — Тряпки буржуйские дороже Родины.
— Зря вы так, Никита Сергеевич, — попытался я его утешить. — Можно и тряпки любить, и Родину. За забором трава всегда зеленее кажется, а яблоки соседские — слаще.
— Ух и сладкие были в саду у купчишки! — ностальгически зажмурился Никита Сергеевич, вернул себе душевный покой и оптимистично заявил. — Ерунда, победа коммунизма все равно неизбежна!
— Именно так,
Никита Сергеевич! — поддакнул я.Лет так через двести-триста, с активным привлечением генной инженерии и Бога-машины.
Забрались в Волгу — Хрущев спереди, мы с Вилочкой и дядей Германом — сзади, за рулем — «дядя Степан».
— А тебя как угораздило-то к пацану на побегушки? — обратился Хрущев к дяде Герману.
— Приказы не обсуждаются, Никита Сергеевич, — нейтрально улыбнулся тот.
— Знакомы? — проснулось во мне любопытство.
— А как же! — охотно поделился инфой бывший Генеральный. — Таких ликвидаторов на весь мир раз-два и обчелся. Да он в пятьдесят девятом прямо посреди Рима…
— Никита Сергеевич, такого допуска у Сергея нет, — перебил бывшего Генерального удивительных, судя по всему, дарований КГБшный киллер.
— Жаль, я бы послушал, — вздохнул я. — Очень рад, дядя Герман, что Родина выделила мне сотрудника экстра-класса. Клянусь соответствовать.
Клянусь не сильно сопротивляться, когда ты будешь сворачивать мне шею, человек с улыбчивым лицом, но без «ледяных глаз убийцы» — обычный взгляд приятного в общении мужика.
— Он тебя пальцем тыкнет — ты и не заметишь, как тебя не станет, — без нужды — и так все понятно — добавил Хрущев.
— Хорошо, что я не собираюсь давать поводов, — пожал я плечами. — Никита Сергеевич, я понимаю гораздо больше, чем кажется, и в плюшевость нашего мира не верю от слова «совсем» — не идиот же. Давайте лучше поговорим о том, почему вы, развенчав культ личности товарища Сталина, не запретили сажать борщевик.
— Вот клещ, а! — не без одобрения крякнул Хрущев. — Пристал со своим борщевиком. Я что, каждый сорняк в каждом огороде сам должен был выполоть?
— Таковы особенности нашей великой Родины, — развел я руками. — Человек на самом верху должен разбираться вообще во всем и ничего не пускать на самотек. Делегировал — проверяй как оно получилось, и, желательно, без героического размаха — в порядке эксперимента, чтобы в случае чего можно было аккуратно свернуть, а не как у нас принято — сразу с максимальным напряжением сил и как можно масштабнее.
— Где ж ты раньше был такой умный? — обиженно буркнул Хрущев.
— Извините, раньше родиться не вышло, — покаялся я.
Фарцовщик Батон в это время дня обычно изволит «обкашливать вопросики» в «Столовой №32». Пропустив вперед дождавшуюся нас здесь группу товарищей в штатском, вошли следом и осмотрели экспозицию — двое молодых людей студенческого возраста, помятый работяга и две пенсионерки. Помимо них — наша цель в виде рыжего здоровенного усатого хмыря «под тридцать». С ним за столом — бледненький студент-блондин в импортных джинсах. Сам товарищ Батон у нас любитель маскировки, поэтому принципиально ходит в ширпотребе.
— Товарищи работницы общественного питания, а какие у вас супчики нынче особенно удались? — ловко воспользовался возможностью восстановить силы Никита Сергеевич, пока дяденьки-силовики проверяли у присутствующих документы.
Помятый дяденька был оставлен доедать оладушки с извинениями — отпахал ночную смену, подкрепиться зашел, под «закон о тунеядстве» не попадает. Бабушки тоже остались — свое отработали, на пенсии сидят. А вот «левых» студентов пришлось упаковать — учебу прогуливают, несознательные такие.