"Фантастика 2024-197". Компиляция. Книги 1-36
Шрифт:
А ещё существует сословное разделение, когда даже дети купцов и посадских людей заметно ограничены в получении знаний. При этом лучшие русские умы вроде Нартова или Ломоносова, происходили из третьего сословия. Плохо, что мне не удалось пообщаться с болеющим Михайло Васильевичем. Но на запрос о посещении великого учёного, мне отказали. Теперь вот и учебники не хотят издавать.
— Профессор, я постараюсь изыскать средства для издания книг, — после моих слов круглое лицо математика просветлело, — Только вы никоим образом не покажете, что принимали участие в их составлении. Берите кого-то из своих учеников, пускай он доработает мои сырые предложения и становится
— Но как же?
Степан Яковлевич попытался возразить, но наткнувшись, на мой взгляд, сразу замолчал и кивнул. Я привлёк к себе излишне много внимания. Помощь тому же Румовскому или Сёмужникову могут воспринять как блажь наследника, играющего в господина. Но если станет известно, что азбуку придумал вчерашний узник, юродивый и вообще дурачок, то хорошего лучше не ждать.
— И стали они жить наживать, да добра наживать, — заканчиваю очередную историю.
Вроде готовился, но встреча и последующее ознакомление присутствующих со сказками, неожиданно дались мне трудно.
Я воспользовался приглашением Щербатова и посетил его литературный кружок. Надо заметить, что собрание происходило во дворце князя. А среди участников сего действа оказались такие персоны, как Сумароков, Тредиаковский, Мелиссино, Елагин, Лукин, Трубецкой, отец прекрасной Екатерины, и Шувалов. В огромной зале оказалось не менее тридцати человек. Более всего меня смутило присутствие фаворита покойной императрицы. Оказалось, что Иван Иванович действительно увлечён литературой, искусством и наукой. То же самое касалось князя. Но Пётр Никитич имел самое непосредственное отношение к литературе, ибо увлекался изящной словесностью и даже писал стихи. А ещё Трубецкой подтвердил, что ждёт меня в гости, на очередное собрание их салона.
Народ собрался весьма необычный. Присутствующих мало волновали свежие сплетни и мелкие столичные интриги. Судачили больше о последних новинках русской и европейской литературы. Ещё обсуждали какую-то театральную постановку. В общем, публика приятная, но говорящая со мной на разных языках. Так и есть, ведь многие господа предпочитали изъясняться на французском, к которым у меня пока неважно. Вот немецкий язык мне удалось освоить быстро, что немудрено. Во-первых, в раннем детстве именно на нём со мной разговаривали родители и один из надзирателей. Во-вторых, мы взяли за правило часть времени беседовать по-немецки с семьёй. Получалось забавно, а Антон Ульрих часто нас поправлял. Здесь же чувствуется уклон во французскую культуру.
Меня это сильно смущало, ведь мы собрались обсуждать русские сказки. Само собрание происходило излишне неторопливо и скучно. Благо, что обошлось без обеда. В противном случае оно могло затянуться до утра. А дон Алонсо весьма ревностно относится к нашим занятиям. И если я вернусь домой за несколько минут до обычной побудки, то всё равно придётся вставать.
Наконец, настало время сказок. Надо учитывать, что я не бродячий сказитель и требовать у меня выступление — весьма глупая затея. Щербатов осторожно обошёл этот вопрос, втянув присутствующих в обсуждение русских сказок.
Надо заметить, что собравшиеся знали немало историй и былин. Вот только они далеки от той завершённости и отточенности, сказок из будущего, которые я имел наглость присвоить себе. Когда я рассказал несколько небольших историй, у большей части публики пропал скепсис. А далее, они слушали меня внимательно и даже удивлённо. Я не мифическая птица Гамаюн, поэтому решаю остановиться на шести рассказах. Тем более что
большая их часть уже записана князем.— Очень необычно звучит. Язык явно новый, на который изрядно повлиял Ломоносов, — вынес свой вердикт Сумароков, которому первому предоставили слово, — Насколько я понял, Михаил Михайлович записал гораздо больше историй? Значит, мне необходимо ознакомиться со всеми сказками.
Забавно, что поэт в разговоре смотрел на Тредиаковского. Щербатов накануне собрания сообщил мне, что в литературном обществе ведётся непримиримая борьба между Ломоносовым, Сумароковым и Тредиаковским. Её суть заключалась в определении правил русского стихотворства. Не знаю, кто победил в этой битве. Но Александр Петрович иронично посматривал на Василия Кирилловича. Последний же не скрывал своего отношения, презрительно фыркая на слова оппонента. Будь здесь Ломоносов, то мог заехать в глаз обоим коллегам. Думаю, Щербатов шутил, когда описывал нрав и поведение поморского гения.
— Господа, у меня мало времени, так как большую часть дня я учусь, — судя по едва заметной усмешке, Трубецкой знает о моих дополнительных занятиях с графиней, — Поэтому предлагаю вашему кружку вынести вердикт. Если вы считаете сказки приемлемым, то мне нужна ваша помощь в их публикации. Вернее, я смогу издать их своими силами. Но мне потребуется помощь в доведении историй до ума. Ведь моё изложение сильно отличается от существующего русского языка. И только ваша образованность и знание литературы позволили понять мои потуги.
Решаю добавить немного лести. Мне не жалко, а людям приятно. Судя по всему, я угадал. Но сказки для меня не главное. Их мы будем издавать с Антоном, заодно получим хоть какую-то прибыль. А вот учебники гораздо важнее.
— Прошу вас выслушать профессора Румовского. Многие из вас знают этого блестящего математика и наставника. Он преподаёт точные науки и мне. В одном из разговоров Степан Яковлевич сообщил удивительные вещи. Оказывается, в России нет хороших учебников. И это касается даже преподавателей, которые вынуждены полагаться на свою память и записи, сделанные во время собственного обучения. Впрочем, профессор расскажет всё сам.
Вообще, Румовский меня поразил. Буквально за две недели после состоявшегося разговора, профессор смог составить черновой образец азбуки и учебника по арифметике. А ведь я передал ему только смутные описания моего видения учебника. Но это не помешало Степану Яковлевичу и его учебникам.
Понятно, что при составлении азбуки Румовский отталкивался от работ своих предшественников. Ведь первый учебник для облегчения изучения языка был издан Карионом Истоминым ещё семьдесят три года назад. Мы же просто его усовершенствовали, добавив цифры и написание слов, для лучшего освоения языка. Вернее, это сделал не я.
Что касается учебника по арифметике и набросков будущего задачника по математике, то здесь строго моя заслуга. Понятно, что далее всё перешло Румовскому и его ученикам. Но большую часть работ проделал именно ваш покорный слуга.
И вот почтенная публика изучает новую азбуку и задачник. Большая часть присутствующих оказалась весьма слаба в математике. Зато сегодня собрание посетили два офицера артиллериста и коллега Румовского по Академическому университету. Вот они смогли оценить проделанную работу по достоинству. И если большая часть собравшихся, начала бесконечный спор, у какого букваря заимствована идея, то люди математического склада ума, сразу оценили предложенный задачник. А когда я написал вопросник с задачами в шутливой манере, «математики» были сражены.