"Фантастика 2024-3". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Графиня тщетно силилась представить многовековой запой. Не для смертной женщины эта история.
Прапорщик же закруглялся со своей проповедью:
– Мы в полку своем, конечно, комики те еще. Смеется кто-то всегда над нами. Мол, все не как у людей. Порядки другие, понятия перпендикулярные. А ты, Хельгуша, представляешь, как иногда хочется побыть нормальным, простым человеком?..
Страхолюдлих захлестнуло сопереживание: ах, эта неизъяснимая грусть бессмертного, который в бездонном одиночестве своего сверхсуществования желает стать простым смертным, но не может!.. Из глаз графини потекли слезы.
– Не плачь, мать, – Палваныч поцеловал ее в лоб. – Я вот с тобой сижу, откровение тебе подаю, а сам, не поверишь, рвусь всеми жабрами души своей обратно! Домой хочу нечеловечески!.. Ты все же щелкни пальчиками. Но только бутылочку.
К чести расчувствовавшейся парочки, были выпиты только две бутылки. Прапорщик попросил графиню рассказать о себе.
Она поведала о ведьминском детстве, колдовском отрочестве, боевой магической юности под предводительством легендарного Дункельонкеля.
– Хочешь, я твоему Всезнайгелю морду набью? – предложил Палваныч.
– Да! – Хельга вскочила и закружилась в вальсе.
Годы забвения не сломили молодую колдунью. Она работала над собой, вернула традиции шабаша. Не зря все затевала! На последнем явился прапорщик… А колдунья уровня Хельги способна с первого взгляда определять, из этого мира существо или нет…
«Все хренотень, – думал Дубовых. – Шабашить она бросит, это возрастное. Я тоже по молодости на танцы бегал и хари пацанам из другого района чистил. Откуражил. И она успокоится».
Палваныч отчего-то считал графиню много младше себя. Она, естественно, выглядела отлично, но здравый смысл…
– Девонька ты моя, Хельгуленочек, – прошептал прапорщик на ухо даме. – Хочешь, я тебя с собой заберу? В свой мир? А?
– Спасибо! – зарделась от счастья женщина. – Конечно, хочу.
– Пропащие мы с тобой душонки… Спой мне, – попросил прапорщик.
Слуга принес лютню, и Хельга запела древнюю песню, передаваемую из поколения в поколение женщинами рода Страхолюдлих:
Моя история грустна, как ведьма на костре, Моя история стара, как муть на серебре. И ты, вкушающий ее, задумайся чуть-чуть, Слезинкой капни, е-мое, и дальше счастлив будь. Виляет руслами река, зовут русалки рыбака, Развязка сказки далека, завязка будет нелегка. Взрывает небо грустный гром, в пещере мокнет гнусный гном, Он умывается вином и попивает крепкий ром. Да, он таков – жуир, расстрига, в его кармане мегафига, Сакральный жезл и чудо-книга, в которой все о тайнах ига. А в королевстве, где цветы, где не напрасные труды, Где ивы плачут у воды и травы молоды, Живет принцесса. Краше нет. Сплетет венок, нарвет букет, И – за конфетами в буфет! А ей семнадцать лет. К ней принц приехал под балкон, поет немножечко не в тон, Идет к папаше на поклон и сватается он. Король доволен: парень мил, принцессу также он пленил, Силен, галантен, не дебил, короче, убедил!.. Но режет громом небосвод, и пасмурная нежить в гуще Тягучей тучей солнце плющит, да не унять паденье вод. Принцессу похищает гном, и в шею мерзостно кусает, И кожу белую пронзает, – теперь она волчица! О! Принцесса-оборотень спит в тиши сырой, в гробу хрустальном. Горбун смеется ненормальный, от вожделения сопит. А принц не ест, а принц не пьет, грустит все сутки напролет, Он помнит, как ей песнь поет: ночей благих черед, Мансарда, тонкая рука цветок бросает из горшка, Он кактус ловит, счастлив он, как будто сам он был рожден В семействе мопсов и ослов; он бредит, не находит слов И может лишь куплет допеть, хотя был на ухе медведь… Рассвет и колокольный бой. Седлает поутру герой Коня в попоне огневой и едет воевать с судьбой. Герой, к пещере подходя, обиды сердца бередя, Растит магический заряд, перуны-молнии ловя. Вот он спускается ко злу во цитадель – к тому козлу, Который гадко-мерзкий гном. Стучит, пророчит метроном! Сверкает сталь, искрится сталь, мат подземелье оглашает, А наверху гора ветшает, да дует жалостно мистраль. Здесь нас покинет здравый смысл, отсель грозить мы будем смыслу, В той битве разумы зависли, как дуги радуг-коромысл. Да, коромысел. Но не суть! Герой дубасит злого буку, А тот, надеясь на науку, задумал подло улизнуть. И заклинание плетет – бумага ни фига не стерпит! — И бороденку ручкой треплет, и жезл сакральный достает. Червонный жезл огнем блестит, он подавляет пониманье, Овладевает он вниманьем, – уснуть рассудок норовит! Но и герой не лыком шит: закрыв глаза, вперед бежит. Сейчас он к гному подбежит и тыкву размозжит! А гном, панически дрожа, рожает третьего ежа, Но не бежит. Последний бой. Картина – хороша: Принц из последних сил… Бабах! Хыдыщ! Дыдыщ! Бубух! Шарах! И победил герой врага! В лепешку! В бублик! В прах! Ослаб герой, ему осла б. Принцессу ищет он средь баб. Бессильно ползает, как краб… Вот спрятал, блин, сатрап! Находит принц хрустальный гроб, и пробудить принцессу чтоб, Разбил хрусталь с разбега, – хоп! – тараном выбрав лоб. Уста касаются чела… Принцессе как бы и не спится… О, ужас! Стала вдруг волчицей и принца в клочья порвала! Пришла в себя… А это – он! Тот, кто любил и был любимым. «Я проскочила счастья мимо!» – и, выпив яда, вышла вон. Моя история грустна, как ведьма на костре, Моя история стара, как муха в янтаре. И ты, вкусивший эту песнь, задумайся чуть-чуть, Хоть ненадолго нос повесь и снова счастлив будь!– Эвон как… – тихо проговорил прапорщик Дубовых, когда в сводах смолкло эхо. – Печальная сводка событий… Значит, эта песня передается в твоем роду из поколения в поколение?
– Так точно.
– Надо думать, в этой истории из ваших был принц или принцесса, да?
– Нет, горбун-карлик.
– Опаньки!.. Ну, в семье не без урода…
Выпили за упокой душ участников песенной драмы. А тут и вино кончилось.
Распорядившись, чтобы ранним утром приготовили карету, разбудили и накормили, графиня проводила прапорщика в спальню, где у них все получилось в высшей степени удачно.
Поутру, трясясь в карете, морщась от головной боли, Палваныч сказал столь же трагически выглядевшей Хельге:
– Вот ведь странная штука – человеческое тело. Казалось бы, такое совершенное, а к похмелью не приспособленное…
«Ну, ничего, – ободряла себя Страхолюдлих, – в мире товарища прапорщика наверняка все иначе…»
Тут она, конечно, жестоко заблуждалась.
Карета катилась к Стольноштадту, а за ней летел черный ворон. Он выполнил задание хозяйки в срок.
Глава 22
Маг и чародей, или Неприметный гонец в штатском
Тилль Всезнайгель бережно убрал волшебное зеркало и уставился на Колю Лавочкина долгим немигающим взглядом.
– Так, Николас, давайте-ка подробнее. Где и как вы вытащили из хитреца Клауса куриную клятву?
– У вас в доме, в комнате, где я ночую, – сказал солдат. – Вы, помнится, запретили мне выходить. Он пришел сам. Предложил путь домой в обмен на бой со Шроттмахером. Я был зол на вас и согласился. Попутно решил поприкалываться: взять с этого хлюста клятву. Думал заодно проверить на честность. Если врет, то либо откажется, либо обязательно дрогнет, повторяя мою белиберду. А он и глазом не моргнул…
– Вы всерьез верили в действенность своей проверочки? – все так же глядя на парня в упор, спросил Тилль.
– Ну, сглупил, каюсь. Я полагал, все эти заморочки с честью, клятвенной мистикой, рыцарскими штандартами…
– Стоп! – поднял руку мудрец, словно ловя ускользающую леску. – При чем тут рыцарство?
– Ну, я ему сказал, мол, держись за мое знамя… – улыбнулся Коля, вспоминая нелепую сценку: взрослый мужик в камзоле сидит, касаясь полкового красного знамени, и произносит клятву на Курочку Рябу.
– Несите его сюда.
– Клауса?
– Р-р-р! – зарычал Всезнайгель. – Подцепили мою болезнь, шутить изволите. Знамя, знамя несите!
Парень спустился на первый этаж, увидел в гостиной маркизу Знойненлибен. Подбежал к ней:
– Маркиза, простите, я вас заставил ждать! Разговор со Всезнайгелем, похоже, будет длиться вечно.
– Ах, Николас, оставьте! – Занна поднялась с кресла. – Вы уезжаете. А я зашла попрощаться. Удачи вам!
Маркиза взяла Колино лицо в руки и подарила пареньку долгий нежнейший поцелуй, от которого он впал в счастливый ступор и очнулся, лишь когда хлопнула входная дверь.
Знойненлибен ушла.
– Чего это я?.. – почесал макушку солдат. – Ах, да, знамя!
Он схватил штандарт и вернулся к мудрецу.
– Похоже, маркиза успела с вами попрощаться, – рассмеялся Всезнайгель.
– Помада? – парень стал вытирать губы.
– Нет.
– Магия, да?
– Нет, не магия. Просто у вас такое счастливо-глупое выражение лица…
Солдат покраснел.
А мудрец уже занимался знаменем. Осмотрел полковую реликвию, закрыв левый глаз. Потом отрыл маленькую подзорную трубочку и с минуту пялился на материю через этот прибор. Раздраженно забросил трубку обратно в кучу научно-магического хлама. Пошел к полкам, достал толстенную книгу, полистал, разочарованно захлопнул. Дотронулся до знамени пальцем, взялся за древко, потрогал полотнище рукой. Пожал плечами: