"Фантастика 2024-39". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
А вот и Вильгельм!
Герцог Нормандии ехал на могучем гнедом коне впереди группы богато одетых и отлично снаряженных рыцарей. Ближняя свита. Из-под кольчужных сеток, защищавших не только шею и затылок, но и щеки, лоб и подбородок нормандцев, выглядывали и седые усы, и чернявые, и рыжие. Знамя с тремя золотыми львами гордо нес стройный юноша с тремя серебряными полосами на коротком плаще.
— Колдуй, ворлок, колдуй! — откуда-то издалека пробился голос королевы Маб.
Вратко набрал побольше воздуха в грудь и начал:
Молвил Бастард строгий: Сталь-де всех рассудит. Вей в ветрила ветер! Весла,Воины Вильгельма выстроились тремя колоннами. По флажкам и гербам словен не мог определить, где выходцы из Бретани, где из Фландрии, а где истинные нормандцы. Выбравшись на ежевичную поляну, рыцари сдержали коней, а потом и вовсе остановились. Вперед выдвинулась щитоносная пехота и лучники.
Увидав приготовления врага, саксы на холме разразились воинственными криками:
— Прочь! Прочь, трусы!
Тогда Вратко сказал вторую вису:
Вдоль ограды моря Скоро тропу торит Рать братоубийцы Ради честной брани. Сакс за палисадом — Псам войны помеха. Таны встали строем. Сталь пусть всех рассудит.Из строя нормандцев выехал невысокий рыцарь. Он больше походил на подростка, чем на взрослого мужчину, но прочие бойцы поглядывали на него с уважением.
Рыцарь сорвал с головы шлем и подшлемник, отбросил их в сторону, выказывая пренебрежение к опасности, и воздел к небу тонкое острие обнаженного клинка.
Обострившимся слухом Вратко различил песню, которую запел золотоволосый храбрец:
На бой наш император гордо скачет. Он бороду поверх брони спускает. Весь полк в сто тысяч так же поступает. Теперь узнать француза можно сразу. Минует рать холмы, минует скалы, Мчит по долинам и ущельям мрачным… [247]247
«Песнь о Роланде». Перевод со старофранцузского Ю. Корнеева.
Рыцарь поскакал вдоль нормандского строя, высоко подбрасывая меч. Подобно ледяному искристому крестику, оружие взлетало к небу и как по волшебству возвращалось в ладонь золотоволосого.
— Равнина широка, простор безмерен. На шлемах золотых горят каменья. Щиты и брони нестерпимо блещут, Значки на древках копий гордо реют, И трубы оглашают всю окрестность, Но Олифан всех труб звончей и резче. [248]248
То же.
Саксы за палисадом ответили древней песней, такой же дикой и неукротимой, как и сердца мужчин их народа:
Шла дружина мужей доспешных к побережию, и сверкали на воинах сбруи ратные, кольцеокованные. Страж прибрежный следил с утеса, как и прежде; дивясь на воинство, потрясал он копьем… [249]Отважный нормандец вдруг направил коня прямиком на строй английского войска. Вверх, по склону, через колючие заросли. Он хохотал и, не переставая, играл мечом, выкрикивая то строки древней песни, то боевой клич:
249
«Беовульф». Перевод со древнеанглийского В. Тихомирова.
— Аой!
И вот наконец частокол. Скакун рыцаря заартачился, не желая бросаться грудью на колья. Всаднику пришлось изогнуться, чтобы достать кончиком клинка до ближайшего сакса. Хускарл поймал его меч на край щита, взмахнул в ответ топором. Лезвие скользнуло нормандцу по ноге, защищенной кольчужным чулком.
Поднимая коня на дыбы, рыцарь вновь замахнулся. В этот миг огненноволосый бородатый сакс, отбросив щит, перепрыгнул через изгородь и, сжав топор двумя руками, обрушил его на бедро нормандца. Певец пошатнулся, скособочился в седле. Следующий удар сбил его наземь.
Под радостные крики всего войска сакс воздел к небу окровавленный топор.
Нормандские лучники, щитоносцы и рыцари обиженно загудели.
Должно быть, поступок сакса показался им неблагородным. Вот если бы победил свой поединщик, тогда другое дело…
Герцог Вильгельм с искаженным яростью лицом вскинул вверх кулак, затянутый в боевую перчатку.
Догадываясь, что сейчас стрелы сорвутся в полет, как соколы, сброшенные с перчатки, Вратко торопливо сказал третью вису:
В громе дротов саксы Гордо выю держат. Щит прошить дубовый Тщетно лучник жаждет. Стрел метели вязы Встрече копий рады. Аль печаль к лицу им? Сталь пусть всех рассудит!Стрелы и граненые штыри, вылетающие из арбалетов, забарабанили по щитам саксов. Загудели, втыкаясь в колья. Наконечники стрел звенели, наталкиваясь на оковки шлемов и стальные бляхи доспехов.
Залп!
Второй!
Третий!
То здесь, то там падали воины Гарольда, но саксы не замечали потерь. Что значит десяток, другой погибших бойцов там, где сошлись в смертельном противостоянии многие тысячи?
Ополченцы, не защищенные шлемами и кольчугами, падали чуть чаще. Хускарлы же принимали несущуюся к ним оперенную смерть, как теплый летний дождь. Они хохотали и выкрикивали оскорбления в лицо врагам. Приглашали оставить трусливые игры и приблизиться для честной схватки.
От кучки всадников, окружавших Вильгельма, отделилось с полдюжины человек. Они поскакали вдоль рядов нормандской пехоты, очевидно передавая сотенным и полусотенным командирам распоряжения герцога. Что это за приказ, Вратко понял раньше, чем копьеносцы сделали первый шаг.
Весь длинный ряд пешцов, тянущийся вдоль всего холма от опушки до опушки, сдвинулся с места. От тяжелой поступи задрожала земля.
Нормандцы шли вверх по склону, проваливались по колени на берегах заболоченного ручья, наискось пересекавшего поляну. Их было очень много. Насколько словен мог оценить «на глазок», больше трех тысяч.
Но саксы не дрогнули. Выкрикнув ставшее уже привычным: «Прочь! Прочь, трусы!», они обрушили на головы вражеской пехоты град камней и сулиц.
Пращи!
Уж кому, как не пастухам и землепашцам, спешившим к Гарольду со всего юга и востока Англии, знаться с этим оружием. Отогнать волка от пасущихся овец, а коршуна от курятника должен уметь каждый. А уж попасть в верткого хищника куда как тяжелее, чем в неповоротливого из-за щита и доспехов, шагающего в строю по топкой и вязкой земле нормандца.