"Фантастика 2024-39". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Башня стремительно рванулась вниз. Нет, правильнее сказать, освободившийся от бренной оболочки дух профессора взлетел, словно почтовый голубь. Если представить себе голубя, способного летать ночью…
Внизу остались здания университетского городка, улицы и площади блистательной Аксамалы. Как на ладони стали видны развалины Верхнего города, непривычно пустынная гладь бухты, окаймленная маяками, крепостная стена, цепочка костров, указывающая на расположение войск, осаждавших город. И где-то там, среди скопления вооруженных до зубов людей, коней, телег, приблудных, везде сопровождающих армию, котов, пульсировал мягким светом огонек надежды. Слабый, как будто зажатый со всех сторон болью и грязью, ненавистью и похотью.
Что это? Ответ на заданный вопрос? Новая загадка, преподнесенная светилами? Зародыш грядущего спасения или самообман, порожденный отчаянием?
Мэтр
Ближе, ближе…
Вот уже видны покрышки обозных телег, составленных вагенбургом. Видны неказистые стреноженные кони, лениво бродящие между костров люди, одетые в кольчуги и бригантины…
Откат!
Неведомая сила отбросила разум профессора, как отбрасывает цепь рванувшегося сторожевого кота. Закружила. Поволокла, болтая из стороны в сторону, над сжатыми полями Вельзы, над свинцово-серой гладью Арамеллы, над лесами Тельбии, испещренными там и сям проплешинами сгоревших сел и городов, над уныло ползущими колоннами имперской пехоты, лишившимися единого командования, живущими каждая своей жизнью, как конечности припадочного. Над горами Тумана, кишащими свирепыми дроу, над Барном и Северной Гобланой, дороги которых сплошь покрывали стремящиеся на юг беженцы…
Швырнула вниз, к наполовину разрушенному мосту через безымянную речку.
Картинка вдруг стала ясной. Здесь был бой. Беспощадный, неравный…
Трупы людей и остроухих смешались на маленьком клочке земли. Особняком выделялось утыканное стрелами тело великана из Гронда, в последнем усилии навалившегося на толстую жердь.
Гольбрайн недоумевал. Что хотят сказать звезды? Предостерегают или втолковывают непонятную истину?
Среди смерти и крови стояли и вели церемонную беседу двое. Первый – пегий, бородатый кентавр с орлиным пером в волосах. Откуда здесь конелюди? За тысячи миль от родимой привольной степи? Второй – уродливый карлик, раскрашенный белыми и черными полосами, на голове которого красовалась шапка из шкуры, целиком снятой с головы молодого оленя, даже рога остались. У их ног лежало безжизненное тело человека. Его лицо и одежду покрывала кровь, но что-то неуловимо знакомое мелькнуло в светлых, затоптанных в грязь волосах.
Антоло? Студент-непоседа, сперва угодивший в армию, после дезертировавший и приставший к отряду наемников. Ошибки быть не может. Да примет Триединый… Впрочем, аура табальца еще светилась. Неровно, едва уловимо, но светилась. Значит, мальчишка жив.
А как же его спутник, обладатель невероятных магических способностей?
Да. Черноволосый парень тоже был здесь. И тоже еще не умер, о чем свидетельствовала его аура, тускло мерцающая из-под груды тел.
Гольбрайн вздохнул и отпустил Силу.
Потом долго сидел, привалясь спиной к ледяному парапету, ограждающему верхушку башни, и размышлял.
Само собой пришло знание (или звезды подсказали?), переросшее в твердую уверенность, что судьба Сасандры и всего мира висит сейчас на волоске, а вернее, на кончике ножа любого из дроу. Уйдут навсегда эти двое – и затеплившейся надежде не суждено будет исполниться. Ибо без них не суждено засиять в полной мере и огоньку, таящемуся под стенами Аксамалы.
Мир застыл в зыбком равновесии, как валун на вершине холма. Куда он покатится? В заросший лозой и репейником овраг или сметет поселок на склоне?
Вниз мэтр Гольбрайн спустился, постарев на добрый десяток лет, и никому свои видения не пересказывал. У молодежи хватает и своих забот.
Владислав Русанов
Стальной дрозд
Часть первая
Могильщики империи
Глава 1
Серое небо навалилось на верхушки разлапистых сосен, словно медведь на загривок косматого лесного быка, давило их книзу, так и норовило согнуть и сломать медово-желтые хребты, вцепиться в загривки, топорщащиеся по-осеннему иглами. Ворочались темно-серые, грязные тучи, словно мускулы под мохнатой шкурой лесного разбойника. Моросью холодного пота оседал на одежде и конской сбруе обложной дождь.
По обе стороны от дороги – собственно, и не дороги вовсе, а лесной тропы – бесновалась толпа карликов-дроу, топая костлявыми ногами с шишковатыми коленями и неестественно большими ступнями – хоть без лыж по снегу зимой бегай. Круглые головы, водруженные на узкие плечи, поражали выпуклыми совиными глазами с
вертикальным зрачком, скошенными подбородками и проваленными переносьями. Осенняя промозглая сырость – как-никак месяц Ворона на дворе, еще немного, и пойдут первые заморозки – заставила их надеть кроме обычных кожаных юбочек еще и меховые безрукавки: рысьи, куньи, беличьи. Безбородые лица покрывала боевая раскраска. Охра, красная глина, перетертые в порошок лазурь и малахит, белые полосы мела. Узоры на щеках и лбах свивались в письмена и клановые знаки – клан Остролиста и клан Бука, клан Граба и клан Можжевельника, клан Горной Сосны и клан Бересклета…Воины пронзительно вопили и потрясали короткими копьями, палицами и топориками, ножами и кулачными щитами, мощными дальнобойными луками, которые прославили племя низкорослых стрелков далеко за пределами гор Тумана.
Седоволосые вожди и суровые жрецы одобрительно кивали головами.
Улыбался и человек, поглядывающий на дроу с высоты седла. Судя по опавшим бокам вороного красавца, они преодолели не одну сотню миль, пробираясь сюда, в дремучие леса, покрывающие склоны гор на границе Гобланы и Барна. Но наездника дальний переход, казалось, нисколько не утомил. В отличие от трясущегося рядом изможденного слуги, он выглядел свежим, веселым и готовым в любое мгновение как разразиться хохотом, так и схватиться за рукоять меча, свисавшего с роскошного пояса – широкого, из тисненой кожи, усыпанного золотыми бляхами на дорландский манер.
Внимательного наблюдателя, знающего толк в обычаях народов, населяющих Империю и западные королевства, осмотр гостя остроухих скорее озадачил бы, чем удовлетворил любопытство. Тяжелое золотое кольцо в ухе указывало на уроженца Фалессы. Бородка клинышком – на благородного вельсгундского барона, эдакого фон Берген-Фраттера. Шляпу с неширокими полями украшали перья заморской птицы, обитающей лишь в пустынях на южных границах Айшасы. Правда, из трех роскошных белых опахал в целости и сохранности осталось лишь одно, изрядно потрепанное и намоченное непрекращающимися в последний месяц дождями, а о прежнем существовании остальных напоминали два обломанных черенка. Да и укрывающий плечи всадника плащ – даже на первый взгляд дорогой, вышитый золотом, несомненно имперской работы – кое-где покрывали подозрительные пятна и подпалины, заставляющие задуматься об искрах от походного костра. А если бы человек открыл рот и представился, то легкое, но все же ощутимое пришепетывание на звуках «с» и «з» позволило бы заподозрить в нем лотанца, хотя назвался бы он бароном Фальмом из Итунии.
Имя барона не было широко известно в землях Сасандрийской империи (ну, разве что в самых верхних кругах тайного сыска), но на западе он прославился как непримиримый и несгибаемый борец с Империей Зла и Тюрьмой Народов, как называли Сасандру многочисленные ревнители свободы. Он поспевал везде, где только семена недовольства имперской политикой пускали ростки вражды и ненависти. Вот уже двадцать лет ни одно восстание дроу не обходилось без его участия. Конечно, сам барон не стрелял в людей из лука, не мчался с обнаженным клинком впереди толпы свирепых остроухих, но зато руководил переброской через перевалы обозов со стальными наконечниками стрел (взамен распространенных среди кланов кремневых и костяных), с зерном и солониной, с лекарственными снадобьями. Он умел подобрать нужные слова и для самолюбивых вождей дроу, уговаривая их не бросаться на сасандрийские полки поодиночке, и для дорландских князей вкупе с фалессианскими торгашами и вельсгундскими банкирами, убеждая их уделить толику доходов делу борьбы с сасандрийскими конкурентами. Барон Фальм появлялся там, где имперское влияние за жителей запада материка становилось, по его мнению, слишком велико. И здесь он не щадил ни денег, ни жизней политических противников. Не приведи Триединый, на престоле одного из королевств окажется монарх, сочувствующий Сасандре!
Кое-кто поговаривал, дескать, видел барона в краю Тысячи озер, где в болотах и бесчисленных рукавах нижнего течения Арамеллы живут зеленокожие гоблины, и на бескрайних просторах Великой степи в гостях у вождей «незамиренных» кентавров, и даже на остове Халида, дающем приют самому разнообразному сброду, пиратствующему в Ласковом море. Оспорить трудно. Почему бы и нет? Лишь бы не врали, что появляется в двух местах одновременно. Отдельные злые языки болтали, мол, приплачивает – и хорошо! – его милости король Айшасы, обеспокоенный ростом влияния Сасандры. Что ж… Этих умников после часто находили со сломанными шеями, вырванными глотками или с кишками, намотанными на шею. Постепенно клеветники успокоились – если не из уважения к барону, то хотя бы из страха за собственную жизнь.