"Фантастика 2024-40". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
— Да-а, — отреагировали слушатели, — это очень трудная и важная задача. — Неужели ты был в пути целый год?! А как ты кочевал летом?
— Очень просто, — пожал плечами аспирант. — Я летел сюда на железной птице.
— О-о, на железной птице!
— Только она устала и села на землю далеко отсюда.
— Далеко отсюда?!
— Да, далеко! Тогда мой «друг» Иван Петрович запряг для меня железного оленя, который громко рычит на бегу и никогда не устаёт.
— О-о, Питровись! — очень оживились слушатели. — Питровись — хороший человек! Как поживает его сын Серь-га? Здоровы ли его внуки? Родились ли новые?
Звон в Кирилловой голове усилился, окружающая реальность начала расслаиваться и как бы троиться. Учёный глубоко вдохнул
— О, да! Недавно у него родился шестой внук. Чтобы вы разделили его радость, Петрович передал вам подарок — сейчас я принесу его!
Вещи были сложены в холодной части шатра, где возле костерка женщины готовили очередную порцию еды для мужчин. Кириллу этого показалось мало, и он, как был в трусах, выбрался наружу. Немного постоял на морозе, вдыхая чистый воздух полной грудью. Потом отошёл чуть в сторонку, помочился, нагнулся и сунул два пальца в рот — к основанию языка. Его обильно стошнило, и в голове вроде бы прояснилось. Кирилл пожевал снег, чтобы очистить рот, и вернулся в шатёр. Из груды барахла под стенкой он вытянул мешочек с колотым сахаром. Хотел было отложить себе хоть пару кусков, но мысленно махнул рукой: «...Потерявши черепушку, плакать, что ль, по волосам?!»
Если чай для этих тундровиков был чрезвычайной редкостью, то сахар — продуктом легендарным. В том смысле, что о белых камушках удивительного вкуса рассказывались легенды, но никто их в глаза не видел и не пробовал. Пока шла дегустация и обсуждение, у Кирилла оказалось достаточно времени для размышлений. Он запретил себе строить версии и гипотезы, а попытался составить план извлечения из присутствующих необходимой информации. Реализовать его удалось лишь отчасти, но информации было получено немало — и какой!
Родов, кланов и племён у кочевых таучинов нет, и никогда не было, что бы ни говорила об этом марксистская догма. Основной хозяйственной единицей является семья. Семьи же образуют неустойчивые объединения, группируясь вокруг «сильных». Такое объединение — стойбище — обычно скреплено лишь слабыми узами родства, дружбы, необходимостью совместного выпаса оленей или угрозой нападения врагов. Так вот: в пределах ближайших тысяч километров люди всех стойбищ знают, что в горах Уюнкара имеется волшебное место. Когда-то давно оттуда пришло много незнакомых таучинов вместе со своими оленями. Некоторое время пришельцы сражались с местными, но постепенно подружились, породнились и рассосались, утратив память о том, где они были до того, как оказались здесь.
Данное же место как было волшебным, так и осталось. Через два года на третий те, кто кочует поблизости, собираются в определённое время возле жилища Тгелета и устраивают праздник с песнями, плясками и жертвоприношениями. Помимо обычных жертв — оленей — туда принято приносить зимние шкурки разных животных: лис, песцов, горностаев. Годятся также шкуры медведей, волков и росомах. Их добывают по случаю — когда подвернётся, иногда получают от соседей, которые не хотят или не могут сами участвовать в мероприятии. Если всё будет сделано правильно, если праздник (или массовое камлание) получится, то через перевал Уюнкара к жилищу Тгелета на железном олене приедет «хороший человек». Он всегда приносит людям очень ценные подарки — большие ножи. При этом он радуется, если ему самому дарят те самые шкуры — для него-то их и собирают. Старики рассказывают, что раньше приходил отец Питровися, которого звали Сипаныч. Железного оленя у него не было, и он ездил на собаках, словно береговой таучин. А ещё раньше появлялся отец Сипаныча, но никто уже не помнит, как его звали. Почему именно ножи, причём не хозяйственные, а боевые? Потому что так было всегда! Никому и в голову не приходит желать от пришельца чего-то другого.
«Угу, — мрачно размышлял Кирилл, — а наши специалисты гадали, откуда у таучинов брались эти тесаки до начала активного товарообмена
с русскими. Сошлись на том, что их поставляли икуты — единственный сибирский народ, освоивший выплавку и обработку железа до прихода „белых“ людей...Чёрт побери, что-то тут не сходится! Кто чего куда поставлял?! Чушь какая-то! Можно подумать, что я угодил в прошлое или в какую-то «параллельщину»! Ну да, а между теми сопками находится портал, дверь, дырка между мирами?! Господи, да я про такую фигню даже книжки от „Крылова” давно не читаю! Уф-ф... Нет, это нужно мусолить на свежую голову. Сейчас бы понять, почему „один к трём” и „как это делается”».
Самое смешное, что Кириллу охотно и доходчиво объяснили эти общеизвестные истины. Питровись, вообще-то, появляется в конце каждой зимы, просто там, где он кочует, она длится очень долго — здесь за это время снег успевает дважды растаять и выпасть снова. По бокам перевальной долины расположены две сопки с тагитами на вершинах. Под одним из них лежит камень, покрытый магическими узорами, который расколот надвое. Если одну половинку взять, отнести на соседнюю сопку и засунуть под другой тагит, то по долине между ними можно свободно пройти и проехать «туда, где кочует Питровись». И наоборот, разумеется.
«Так что же я тут сижу?!» — хотел завопить Кирилл, но сдержался, и, как вскоре выяснилось, поступил правильно. Из довольно пространных пояснений о том, в какую сторону надо поворачиваться, как и какие произносить заклинания, манипулируя с камнями, учёный сделал простой и, в общем-то, очевидный вывод: «открыть дверь» можно с той стороны, а с этой — нельзя!
«Однако... Ладно, допустим, я приму этот бред как реальность, данную мне в ощущениях. Допустим! И что же получится? Нет, Кирюха, ты не психуй, а честно скажи самому себе: что получится? Да, именно так: раньше, чем через три года, тебе отсюда не выбраться. Точка».
Вряд ли он осознал «до глубины души» весь трагизм случившегося. Да и не пытался он этого делать. Он просто принял сразу два мудрых решения. Во-первых, при любой возможности вернуться к тагитам и всё-таки попытаться прорваться в родную реальность. А во-вторых, до тех пор играть по местным правилам.
«Проверку сном» эти решения выдержали — утром у Кирилла возникли новые проблемы, но уверенность в том, что надо не вешаться, а приспосабливаться к реальности (или приспосабливать её для себя), осталась.
Легко сказать: приспосабливаться... Кирилл проснулся и обнаружил, что на засаленных шкурах полога он пребывает в полном одиночестве: «Там — снаружи — наверное, холодно, но, судя по голосам, жизнь идёт, причём активная, повседневная и совершенно заурядная: ну, приехали вчера гости, ну, посидели с ними... Это для меня открылись бездны, а для местных ничего экстравагантного не случилось: Чаяк привёз с собой странного чужака из каких-то «дальних людей». Вместе они смогли развеять скуку хозяев, нарушить однообразие их быта. За это, наверное, Чаяка и любят в тундровых стойбищах — он умеет развлечь людей, рассказать о том, чего никто не видел, показать что-нибудь новенькое. Вот только не устраивает меня роль клоуна, диковинки, которую демонстрируют для развлечения публики. Короче: надо встать, одеться, справить нужду и заняться выяснением, как и почему они здесь живут».
Так Кирилл и сделал. Примерно через полчаса он уже бродил по стойбищу, озирал окрестный пейзаж и тихо радовался, что вокруг него не собирается толпа зевак: «А что такого? Слава Богу, я никогда не любил яркие расцветки и обтягивающую одежду. Штаны, куртка и ботинки у меня, конечно, из материалов, которые местным и не снились, но они коричневые, серые и бурые. Всё болтается и свисает — как у них. Анорак канадского производства на два размера больше, чем нужно, но издалека он, наверное, похож на внутреннюю меховую рубаху туземцев. То есть я как бы хожу по холоду в „исподнем", но так поступают и все остальные, перемещаясь в пределах стойбища».