"Фантастика 2024-40". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Ивашка подошёл и безошибочно выхватил из поклажи мешок со шкурками — теми, которые служилые выторговали у промышленников за самогон и мясо.
— Соболь — вот! Кричать надо нет! Люди ругать надо нет!
— Не про то тебя спрашивают, гад! — вступил Мефодий. Он откашлялся и заревел, наливаясь дурной кровью ярости: — ГДЕ-Е НА-ШИ-И СО-О-БО-ОЛЯ-Я?!
Толпа отхлынула в стороны, все косились на предводителя. Ивашка в грязь лицом не ударил и заголосил не менее эмоционально:
— Твой соболь у ты есть! Ты промышленник торговать, вино давать — шкурка брать! Шкурка мешок лежать, мешок нарта лежать — чо от люди нада?!
— Остальные где, падаль?!
— Какой-такой стальные? Ты охота ходить нет, зверь ловить нет! Стальные быть от где? Торговать соболь есть! Ловить соболь нет!
— Отдай пушнину, а то хуже будет! Ведь по кочкам всё разнесём!
— Башка чужой брать нет! Ты
— Сучий выблядок, последний раз спрашиваю: добром отдашь или нет?
Увлёкшись созерцанием главных действующих лиц, Кирилл даже и не заметил, что толпа как бы окружила их. Дети и женщины оказались где-то сзади, а впереди в основном мужчины, причём копья их смотрели уже не вертикально в небо, а как-то наискосок. Всё это, вероятно, и придало смелости предводителю стойбища:
— Плохой слова говорить надо нет! Кричать надо нет! Мой люди давать всё! Мой люди брать чужой шкурка нет! Ты я верить нет, да? Тогда я ехать! Тогда все моя люди ехать русский начальник! Вместе все острог ехать! Все люди Перуцкий каптан говорить: соболь Кузьма Мефодий брать нет! Мы олень ловить сейчас сразу! Ехать острог все сейчас!
«Блеск! — оценил Кирилл тактический ход туземца. — Вот уж в чём мои „друзья” заинтересованы меньше всего, так это в том, чтобы в острог завалилась толпа ясачных мавчувенов и начала требовать справедливости. Толмачи там, наверное, найдутся. При любом раскладе Мефодию с Кузьмой мало не покажется. Мавчувены могут признаться, что украли соболей, а могут пойти в „отказ“ — в любом случае придётся объяснять, откуда взялось такое богатство. Даже если на служилых не „повесят“ гибель артели промышленников, им вломят за нелегальную торговлю спиртным! И в любом случае будет следствие — скорее всего, с пытками. Будь свидетелей один-два, дело, наверное, можно было бы спустить на тормозах, но если толпа... Даже если сам Петруцкий грудью встанет на защиту своих прихлебателей! Нет, ну каков Ивашка?!»
Усталые собаки едва переставляли лапы. На удары хлыстом они огрызались и норовили свернуть с колеи в снег, то и дело заступали свои потяги. В общем, на ночёвку пришлось остановиться, едва верхушки шатров скрылись из виду. Кирилл сознавал, что рискует жизнью, но удержаться не мог и сказал:
— Видать, тут святых отродясь не бывало. Тут, наверное, лишь чёрт рогатый бродил да поплёвывал. Тут, похоже, одни козлища да волки водятся — рогами друг дружку пыряют да глотки рвут. Если не ты, тогда тебя — иначе не бывает. Правда?
Молчание было ему ответом.
Глава 7
ОСТРОГ
Как выяснилось, «удары судьбы» подельники держать умели. В том смысле, что, обретя вожделенное богатство и в одночасье его лишившись, кидаться с ножами друг на друга или на Кирилла Кузьма и Мефодий не стали: Бог дал, Бог, как говорится, и взял. Наблюдать за этой парочкой учёному доставляло даже какое-то извращённое удовольствие. Со стороны они были похожи на закадычных друзей или близнецов-братьев: понимали друг друга с полуслова, вместе ели, пили, спали, даже нужду справляли на пару. При всём при том Кирилл прекрасно знал подоплёку такого поведения: быть вне подозрений со стороны напарника. То есть один другого не предаст и не обманет, только если не будет иметь для этого физической возможности или необходимости.
Так или иначе, но к вечеру следующего дня служилые с потерей как бы смирились и на стоянке уже вполне трезво — без лишних эмоций — провели «разбор полётов». Да, во время ночёвки в стойбище мешок с мягкой рухлядью несколько раз оставался «без догляду», правда, совсем не надолго. Виноваты в этом оба, но кто больше, выяснять не стоит. Хищение произведено быстро и чисто, значит, задумано было заранее, в исполнении, вероятно, принимали участие сексуальные партнёрши служилых.
Впрочем, всё это подельников уже не сильно волновало. Новый расклад порождал новые проблемы. Ясак в этом году уже собран — что мавчувены будут делать с таким количеством пушнины? Как объяснят её происхождение? Собственно говоря, после уплаты ясака разрешена «свободная» торговля — как со служилыми, так и с купцами, — но мавчувены, по дикости своей, торговлей «за наличные» пренебрегают, предпочитая брать товары хоть и втридорога, но в долг. Сбыть же шкурки надо как можно быстрее: они не обработаны, не подготовлены для длительного хранения. Этим обычно занимаются промышленники в тот период, когда промысел уже окончен,
а реки ещё не вскрылись и вернуться на «базу» не представляется возможным. И ясак, и торговля ведётся с туземцами на «сырые» шкурки, которые стоят, конечно, дешевле, но обрабатывать их сами они не умеют — только портят. Кроме того, род Ивашки давно враждует с родом Кулёмы. Этот Кулёма уж всяко не потерпит, если соперник разбогатеет, он обязательно поднимет «хай» — откуда да почему?! В общем, неясностей хватало.Кирилла, естественно, больше интересовало, зачем его-то везут в острог? Однако эту тему служилые не обсуждали, а задавать вопросы учёный не стал — из принципа. Ему пришла в голову простая мысль: что, собственно говоря, мешает убить Кузьму, и Мефодия, завладеть транспортными средствами и обрести свободу? Ответ оказался довольно интересным. Во-первых, действительно что-то мешает — внутри него самого. Наверное, он ещё по-настоящему не стал ни «козлом», ни «волком». И второе: а ведь служилые, при всей своей непринуждённости, держатся начеку и спиной к нему не поворачиваются — во всяком случае, оба сразу. То есть они вполне допускают возможность атаки с его стороны.
Почему-то учёному казалось, что рано или поздно они окажутся на какой-нибудь возвышенности, откуда можно будет обозреть знаменитый форпост Российской державы. Он даже решил, что потребует остановки и расспросит, где что там находится, дабы лучше ориентироваться, оказавшись внутри. Ничего похожего! Приближение жилья угадывалось лишь по большому количеству санных следов, которые, сливаясь и разветвляясь, вели в одном направлении. Местность была довольно ровной и лесистой. Не сразу, но Кирилл всё-таки сообразил, что древесная растительность тут в основном «вторичная». В том смысле, что весь лес вокруг — все приличные деревья — когда-то был срублен. Потом вырос снова, но уже с резким преобладанием кустарника. Теперь потихоньку рубят уже этот новый — стоит только какому-нибудь дереву дорасти до «товарных» размеров.
В конце концов санные следы слились в один, образовав прямо-таки столбовую дорогу. Некоторое время она вихляла туда-сюда по полянам и просекам и, наконец, привела к воротам. Ворота эти были в деревянном частоколе, высотой 4-5 м, который уходил в обе стороны и терялся из виду в зарослях ольхи и рябины. Похоже, стоял он на искусственном валу, кое-где достигавшем 1,5-2 м высоты. Ворота были обустроены с претензией на соблюдение правил фортификации. Высотой в рост человека (пропуск всадников, вероятно, не планировался) и шириной метра полтора, они открывались в четырёхметровый бревенчатый коридор, заканчивающийся ещё одной дверью. Все вместе это пропускное сооружение имело вид двухэтажной избы: на первом этаже коридор и сторожка охраны, а на втором, вероятно, помещение, из которого обороняющиеся при штурме будут стрелять и валить на головы штурмующих всякую гадость. И частокол, и вратная башня выглядели довольно убого — всё какое-то старое, полусгнившее, осевшее и покосившееся. А уж наличие кустов возле самых стен вообще не лезло ни в какие рамки с точки зрения безопасности.
У ворот имелась стража — двое служилых в оленьих тулупах до пят и с фузеями. Казаки, вероятно, должны были досматривать груз, ввозимый в форт, и брать с него пошлину. Однако досматривать они ничего не стали, а вместо этого полчаса, наверное, болтали с Кузьмой. Тот честно признался, что добычу везёт немалую, но — в виде долговых расписок. В ответ служилые подробно рассказали, кто что проиграл и выиграл за последнее время, кто с кем подрался и чем дело кончилось. Основной же темой, главной проблемой в жизни острога, как понял Кирилл, была весна. В том смысле, что запасы сырья подходят к концу и хозяева частных винокурен вздули цены до небес. При этом они продают такую гадость, что и помыслить нельзя: тот и этот, опившись с горя или с радости, чуть Богу душу не отдали! При этом к Кузьме обращались так, словно он может не только посочувствовать, но и как-то поправить дело. Кузьма и реагировал на это соответствующе — словно власть имущий. Наговорившись всласть и отведя душу, служилые пропустили внутрь не только упряжку Кузьмы, но и Мефодия — с Кириллом в качестве пассажира.
Как выяснилось, в остроге подельники обитали в разных местах: Кузьма — в длинном бревенчатом бараке, который назывался «казарма» и был, вероятно, предназначен для бессемейных. Мефодий, в противоположность ему, обитал в персональном «коттедже» — размером с деревенскую баню. Находилось строение на территории солидного частного владения, и Кирилл подумал, что Мефодий, наверное, снимает избушку за символическую плату или просто за пригляд — чтоб соседи на дрова не растащили. Хозяйские же хоромы представляли собой несколько сомкнутых построек и пристроек, разобраться в которых с первого взгляда было трудно.