"Фантастика 2024-40". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Оказалось, что присутствующим данный исторический эпизод известен, но они готовы без конца слушать старые и новые версии тех событий. И это при том, что двое мужчин сами участвовали в походе. Такие имена, как Чаяк и Кирь, были известны, но их роль в победе определена как-то неясно. Богатырей — «сильных» людей, которые бились с русскими, — было довольно много, и эти двое — из них. Делать акцент на своих заслугах Кирилл не стал, а рассказал, что был ранен в битве, а потом участвовал в благодарственном жертвоприношении Тгелету. Данный демон, однако, жертву не принял, а велел таучинам сражаться или спасаться, поскольку на землю их кочевий идёт войско менгитов во главе с могучим непобедимым воином по кличке Худо Убивающий.
На этом рассказ надолго прервался, поскольку присутствующие стали делиться информацией — кто что видел или слышал о зверствах русских и мавчувенов. Кирилл не мог не отметить, что в
— Мы с Чаяком приехали в стойбище, мы стали гостями хороших людей. Мы ели мясо в пологе и говорили, когда показались упряжки русских и мавчувенов. Я сказал Чаяку: «Друг, мы не можем уехать, потому что враги нас заметят и от злобы убьют всех людей стойбища». Я сказал Чаяку: «Друг, мы не можем с ними сражаться, потому что их много, и те, кто останутся в живых, от злобы убьют всех людей стойбища». Я сказал Чаяку: «Друг, давай обманем врагов, давай притворимся трусливыми и слабыми. Они поверят нам и уйдут. Может быть, тогда они не убьют всех людей стойбища». — «Нет, — ответил Чаяк. — Мы — воины и должны сражаться! Хотя мне, конечно, очень жаль всех людей стойбища». И тогда я сказал: «Чаяк, я больше не назову тебя другом, если ты станешь сражаться и погубишь всех людей стойбища». — «Ладно, — ответил могучий Чаяк. — Пусть будет так, как ты хочешь».
Он остался в одном шатре, а я в другом. Русские стали убивать и мучить жителей. Я очень старался притворяться слабым. Но не смог. Не выдержал. И стал сражаться. Менгитов было много, и они убили меня. Что стало с Чаяком, я не знаю. Наверно, он тоже ушёл в «верхнюю» тундру. Или, может быть, он остался здесь и имеет «злое сердце» на меня, ведь я ушёл без него — бросил друга...
— О-о, — сказали слушатели, — так ты и правда был воином Кирем?!
— Ну, да, — немного растерялся Кирилл. — Можно сказать, что «был». Но и остался.
— Мы знаем — все знают! — что случилось потом на том стойбище, — разом загомонили присутствующие. — Я, я расскажу! Нет, я!
Версий, как оказалось, было несколько, но различались они в основном в деталях. В целом же очередная легенда уже сформировалась. Когда враги покинули злополучное стойбище, выяснилось, что Кирь откочевал в «верхнюю» тундру, а Чаяк... По-таучински это объяснялось одним-двумя словами, и все понимали, а вот по-русски подобрать аналоги было трудно. Суть в том, что демон мести Ньхутьяга не то чтобы вселился в Чаяка, не то чтобы воин стал им одержимым, а... Ну, в общем, они стали как бы единосущными, один стал воплощением другого или наоборот. То есть сам Чаяк как бы никуда не делся, но он теперь Ньхутьяга. Демону же ничто не мешает оставаться тем, чем он был и раньше, хотя он теперь Чаяк. Все, чьего сердца коснулась его рука, тянутся теперь к нему, собираются вокруг него. В общем, произошло событие, отдалённым аналогом которого может быть христианское «Пришествие», только для таучинов оно не было «Первым» — память народная хранила смутные воспоминания о чём-то подобном, случавшемся ранее. Это не воспринималось как всеобщая беда или, наоборот, удача. Это явление того же плана как запоздалая или слишком ранняя весна, как слишком холодное или жаркое лето, как ураган или мёртвый штиль — в общем, нарушение однообразия жизни, причём скорее интересное, чем страшное.
За всеми мистическими «наворотами» Кирилл смог разглядеть цепочку реальных событий. «Свихнувшийся» Чаяк собрал по разорённым стойбищам несколько человек, образовав подвижный отряд. До самого конца похода он сопровождал русское воинство, шугая мавчувенов и атакуя мелкие группы служилых. Им удалось отбить довольно много оленей, но они не заботились о сохранении добычи — передавали другим таучинам, если они оказывались поблизости, или просто разгоняли по тундре. Последний факт Кирилла насторожил: «Для Чаяка такое поведение совсем несвойственно, неужели у него, и правда, „поехала крыша"? Хотя, с другой стороны, все остальные действия вполне логичны. Самое главное, он, похоже, избегал столкновений с „основными силами“, что очень правильно».
Прежде чем перейти к дальнейшему рассказу о своих злоключениях, Кирилл решил прояснить странное поведение хозяев при встрече гостей: убивать пришельцев, даже не вступив с ними в контакт, никак не вписывалось в традиции таучинов.
Хозяева охотно объяснили происшедшее. Присутствие в «нижней» тундре воплощённого демона означает определённую «размытость» границ бытия, допускает изменение и даже нарушение некоторых нравственных норм. Сами они с Ньхутьяга-Чаяком ещё не встречались, но тундру облетела весть, что демон требует убивать менгитов, где бы их ни встретили. То есть, увидев русского, надо
попытаться его убить, даже если потом ты обязательно погибнешь. Не хочешь погибать — не встречайся с чужаками, держись подальше от мест, где они кочуют. От них — от пришельцев — исходит скверна. С ними нельзя говорить, нельзя есть их еду, пить их питьё. Нельзя прикасаться к их вещам — от них исходит скверна. Все предметы «менгитского» происхождения — у кого какие есть — должны быть уничтожены или выброшены. Пользоваться вещами или оружием менгитов могут лишь люди Ньхутьяга: они и так по уши в скверне, им хуже не будет.Кириллу понадобилось время, чтобы выцедить из витиеватых рассказов рациональную суть, а потом её осознать. Вывод получился двоякий: либо среди таучинов завёлся псих, либо... всё очень серьёзно. «А сам-то я — кто? » — мрачно подвёл он итог своим рассуждениям. Этот вопрос на самом деле риторическим не был. Предстояло определить и оформить своё новое «я».
Из участников беседы по крайней мере двое знали прежнего Кирилла в лицо, но узнавать его не спешили, хотя и в самозванстве не обвиняли. Тщательно отслеживая реакцию слушателей, провоцируя их на подсказки и догадки, учёный слепил новую формулу себя. В русской «транскрипции» она получилась такой: воин Кирь умер (переселился в «верхнюю» тундру), но через некоторое время воскрес (вернулся в «нижнюю»). Предки и ещё не рождённые потомки отправили его обратно с единственной целью — истреблять менгитов. Для этого ему дали много полезных вещей, которые он и везёт с собой.
Версия была слушателями принята «на ура» — в ней не содержалось ничего из ряда вон выходящего. Дискуссия, однако, всё же возникла, но по неожиданному поводу. Груз, который доставил Кирилл, везли менгиты, они прикасались к вещам, возможно даже, они их изготовили (Кирилл это подтвердил). Так могут ли ими пользоваться все люди или только «неприкасаемые», то есть избранные Ньхутьяга?
Учёный честно признался, что не знает, и предложил вместе подумать над этим философским вопросом. Часа полтора-два ушло обдумывание и обсуждение, после чего консенсусом было принято решение: простым людям без нужды с магией и всякими сквернами лучше не связываться. А посему груз надо доставить самому Ньхутьяга-Чаяку — пусть он и разбирается. Это вполне выполнимо, так как известно, что данный человеко-демон собирался отправиться (или уже отправился) на побережье в посёлок Угынот — там у него семья и хозяйство.
Кирилла такой расклад, конечно, вполне устроил. Тем более что хозяева обещали помочь людьми и продовольствием. Собственно говоря, несколько местных мужчин в любом случае собирались отправиться к морю. В тундре летом жизнь не сахар, а там... В общем, ходят слухи, что этим летом должен быть большой поход на байдарах — кого-нибудь бить и грабить.
Учёному оставалось лишь мысленно улыбаться: он уже знал, как собираются таучинские ополчения или пиратские армады. Какой-нибудь таучин между делом поделится с гостями соображением, что хорошо бы собраться там-то и там-то и пойти воевать с теми или этими. Его слова будут множество раз пересказаны на всевозможных посиделках — с небольшими искажениями, конечно. А потом они к нему же и вернутся, но уже в виде вполне конкретной информации о месте и времени сбора.
День спустя караван тронулся в дальнейший путь. Его целью теперь был приморский посёлок Угынот, но маршрут предполагался не прямым, а зигзагообразным — с посещением полудюжины стойбищ. Людям нужно было обменяться новостями и забрать попутчиков — этот район русское нашествие не затронуло, и желающих повоевать хватало.
Берег приближался, хотя в рельефе это и не чувствовалось. В последние дни Кирилла мучил странный глюк — он вдруг начинал узнавать местность, против воли добавляя воображением недостающие элементы и стирая лишние. Разум твердил, что это неправда, что до посёлка ещё далеко, что, скорее всего, Луноликой на месте нет, так что нечего переживать, но... Но он уже был с ней, уже обонял её запах, уже целовал глаза, уже говорил с ней...
Одна напасть сменилась другой — однажды Кирилл попытался в деталях представить, смоделировать её реакцию при встрече. Попытался и... Он никогда не считал себя красавцем — просто нормальным парнем, который если и нравится девушкам, то уж всяко не своим ангельским личиком. Но теперь... «На ощупь сплошные бугры и ямы, какие-то рубцы. К тому же поломаны зубы... Наверное, я выгляжу просто монстром!» Разум подсказывал, что это — ерунда, что внешности мужчины таучинские женщины придают очень мало значения, что здесь в цене совсем другие качества. Всё это учёный понимал, но тем не менее не мог пропустить ни одной лужи — всматривался в отражение и с мазохистским удовлетворением констатировал: да, урод каких ещё поискать!