"Фантастика 2024-42". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
– Вы предпочитаете фиктивный брак?
– Нет… Острову нужен наследник…
Мысли странным образом разбегались, и я сосредоточилась на танце маленьких оранжевых огоньков и медленно оплывающем на стол с длинных свечей воске. Разноцветные лужицы, расплываясь незнакомыми цветами, медленно светлели, застывая.
– Должен признать, это служит дополнительным аргументом в пользу вашего предложения. То, что фиктивным супружество не будет…
Удивленно выдохнув, коснулась его губ кончиками пальцев.
– Вы весьма привлекательны, сеамни, – заметил он, и я отшатнулась, отдернув руку и едва не свалившись с кровати. Впрочем, это приятно… услышать такое.
– Вы льстите мне, гость, – совладав с недоумением, стремительно поднялась,
– Делайте все, что полагаете подобающим.
Едва занялся рассвет, от узкого причала отвалила лодка и направилась к деревне. На веслах сидело двое стражников, которых этой ночью сморил сон, еще двое составляли им компанию. Они должны были доставить в замок старого Эрнэ, жреца, окольцовывавшего еще моего деда. Проследив за ними сверху, на миг зажмурилась, подставляя лицо солнцу, медленно выползающему из розовеющего моря на не менее розовое небо. А потом пошла вниз.
Все обитатели замка, включая повариху и сестру, были в шоке от моего решения, но мгновенно, стоило напомнить о грядущей смене владетеля бусины, признали за мной право. И подчинились. Мартэ, бросив утирать слезы краем так и не намотанной на темные волосы грады и неожиданно обретя самое радужное настроение, окунула меня в обрядовые заботы с головой: в ее сундуках чего только не было. Длинное светло-синее платье свободного кроя, легкое черное покрывало, серебристая кружевная сеть на волосы, дабы скрыть их неподобающую длину. Самое главное – облачение. Но и ароматная ванна, смягчающие кожу притирания, масла и полировка для ногтей… в восемь рук Риин, Мартэ и две служанки вертели, крутили, щупали и наряжали. Сестра, неожиданно вспомнив что-то, стремительно умчалась вниз по ступеням. По башне разнесся перестук каблучков и короткое резкое слово, когда она, резко развернувшись, зацепилась краем светло-желтой туники за косяк. Назад примчалась, бренча серебряными венчальными браслетами.
– Это старая Илишша отдала – велела передать, что это ее родителей. Не сочти за наглость, сестра, разреши мне подать их? – протараторило счастье мое.
– Конечно, дорогая. Скоро и ты замуж выйдешь! И счастлива будешь, я обещаю.
Я крепко обняла девушку и коснулась губами ее щеки. Утерла слезинку, сбегающую по щеке. Все наладится, правда…
Тут две девушки-рыбачки налетели на меня, вплетая в короткие волосы тонкие разноцветные веревочки, делая их зрительно длиннее. Они так безжалостно дергали пряди, что стало не до разговоров и даже не до размышлений о том, правильно ли я поступаю.
В конце концов, все остальные уверены, что сеамни не умеет ошибаться.
Комната в гостевой башне была прибрана, украшена светлыми шелковыми лентами и несколькими дюжинами свечей. Тихий шорох длинных светлых жреческих одеяний, почтительное молчание сестры, Мартэ и свидетелей в коротких серых туниках. Мелодичное звяканье длинных тонких цепочек, развешанных на потолке. К ним были прицеплены лампадки, фитили тихо тлели за ажурными решетками. Странная, застывшая атмосфера. Тяжелое, расшитое серебром одеяние, накинутое поверх платья и черного покрова, тянуло к земле. Чуть ссутулив плечи, я стояла посреди помещения, окруженная теми, ради которых я готовлюсь совершить… Нет, не глупость, скорее самопожертвование.
Мой будущий супруг, облаченный в синее, расшитое уже золотом одеяние, сидел, опираясь на подушки. Он внимательно, пристально вглядывался в лица присутствующих. Карие глаза перебегали с одного человека на другого, цепко задерживаясь на деталях. Обтрепанные по подолу накидки служек, тусклое, старинное серебро украшений, ожерелье Мартэ, наголовная сетка Риин, в которой рубины давно заменил более дешевый коралл. Это его будущие подданные…
И я, спокойная и собранная. Делающая, что должно, но тем, кажется, отрезающая себе дорогу назад. Почему?
Ну вот, началось. Служки, держа в руках тлеющие палочки санхайи [65] ,
медленно и величественно двинулись вдоль стен, окуривая присутствующих приторным ароматом. Их молодые лица сосредоточены, у одного на лбу залегла глубокая морщинка, второй, считая про себя шаги, прикусил губу. В комнату вступил жрец, резко откидывая тонкую шелковую занавесь. Сейчас он ничем не напоминал морщинистого, сгорбленного старика, усохшего и просоленного морем настолько, что был похож на вяленую рыбину не первой свежести. Полдюжины слоев тяжелой синей ткани скрывали немощь, плавные движения – изможденность, а в пронзительно-черных глазах сверкал ум. Он прошел, подметая подолами вытертый каменный пол, и замер между мною и кроватью. Протянул руку, и Мартэ с поклоном подала ему чашу, полную густого рубинового вина.65
Санхайя – ароматный кустарник со слабым наркотическим действием.
– Сегодня, – начал Эрнэ, пригубив чашу, – мы собрались здесь, дабы связать крепкой нитью в единое целое судьбы двух людей.
Служки замерли у дверей, завершив круг и опутав помещение дымным маревом. Где-то далеко остались свидетели и слуги, свечи и серые камни замка, скрытые гобеленами. И кажется, что в тумане, разгоняемом только тусклыми лампадками, есть только я, он и Голос, все набирающий силу.
– Согласен ли ты, – он на миг запнулся на непривычном имени, – вольник Кэрдан Лэсс Ромиш, взять в супруги сию деву, принять ее наследие и владение?
Чужак кивнул, кинув на меня острый взгляд из-под полуприкрытых век:
– Да.
– А ты, дочь Тьелегринов, добровольно ли предаешься в руки сего вольника и клянешься ли подчиняться его слову беспрекословно?
– Да. – Я передернула плечами.
Это прозвучало настолько… мерзко, что обрядовый дурман на миг отступил, приоткрывая панику, смешанную с отчаянным нежеланием делать то, что делаю я. Судя по расширившимся глазам почти супруга, у них это происходит несколько по-другому. Но отступать уже поздно…
Сестра качнулась вперед, отчего тихо звякнули стеклянные бусины, вплетенные в длинные косы, и протянула подушечку, на которой лежали расстегнутые браслеты. Жрец отдал чашу подскочившему служке, достал откуда-то из складок одеяния длинную тонкую позолоченную иглу, цепко перехватил онемевшую руку, которая невольно попыталась зарыться в накидку, и проколол кожу. От резкой боли сбилось дыхание, а Эрнэ сжал мою ладонь в своих холодных клешнях, и алая тягучая капля, сорвавшись с побелевшего пальца, упала на более широкий, сложного плетения обруч. Затем схватил руку Кэрдана и проколол смуглую кожу. Его кровь пропитала тонкий простой браслет. Мой. Затем Эрнэ соединил наши ладони – крепко, будто вплавляя плоть друг в друга.
– Отныне и навсегда вы – супруги, и все, что есть вашего, – теперь общее, – и ловко защелкнул замочки браслетов на запястьях, бормоча простенький наговор. Серебряные полоски нагрелись, почти обжигая кожу, и застежки вплавились в металл.
Все. Хотя… Вырвав руку, прикрыла лицо, судорожно растирая кожу.
Обернувшись, приказала резко, обращаясь к Мартэ и не обращая внимания на жреца, тихо отступившего в сторону:
– Поднесите домовой камень.
Двое стражей, замерших за порогом, медленно выступили вперед, почтительно внося внутрь широкую каменную доску, и опустились на колени передо мной. Тишина стала еще более тяжкой, сумрачной и дремотной. На доске лежал небольшой матово-черный, поблескивающий в свете лампад камень. По нему пробегали темно-синие волны. Казалось, этот поглощающий свет сгусток тьмы – живой, дышащий организм. Я подняла его, ибо только тот, кто плоть от плоти основателя рода, может коснуться домового камня. Покачав в ладонях, поднесла к губам, подышала на него, наблюдая за тем, как цвет меняется на светло-голубой.