"Фантастика 2024-49". Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
Его прервал телефонный звонок. Профессор снял трубку, но Шерман глазами указал на устройство громкой связи. После секундного замешательства профессор включил его.
— Довгер у телефона.
— Виктор Генрихович, — послышалось из динамика, — срочный вызов по первой линии.
— Иду. — Профессор вернул трубку на аппарат и щелкнул тумблером.
— Что за первая линия? — спросил Шерман.
— Санкт-Петербург. Немногие имеют право пользоваться первой линией, да кроме них и техников, никто и не знает о ее существовании.
— А нельзя ли переключить разговор сюда?
— Нет,
— Мы пойдем с вами, — заявила Ника. Шерман метнул в ее сторону суровый взгляд, но кивком подтвердил ее требование.
— Это невозможно. Вас туда просто не пустят. Никого не пустят, кроме меня.
— Даже по вашему приказу? — осведомился Шерман.
— По моему приказу, конечно, пустят… Но вы здесь и так на особом положении. А если вы будете сопровождать меня везде вплоть до туалета, да я еще начну отменять ради вас установленные порядки…
— Вы тут главный, — сказала Ника.
— Да, но я тут не один. И вам, и мне невыгодно привлекать внимание к вашей миссии. Это может выйти боком… Да и в чем, собственно, дело? Вызов по первой линии — не ахти какое из ряда вон событие.
— Ладно. — Шерман махнул рукой. — Вернетесь и расскажете.
— Может быть, — холодно произнес Довгер, — вам стоит ввести утренние аудиенции, на которых я буду докладывать вам о каждом своем шаге?
— Может быть. Это смотря какие шаги…
Уничтожающе взглянув на Шермана, Довгер вышел.
— Зря ты не настоял, — проговорила Ника. — Мало ли что…
— Да ведь он в принципе прав. Нам неплохо бы сидеть тут потише, пока я не сделаю то, ради чего мы сюда приехали…
— А кстати, из-за чего мы сюда приехали? — Ника прищурилась, закуривая новую сигарету.
Шерман отодвинул лежавший перед ним чертеж:
— Послушай…
— Что «послушай»? Не пора ли тебе быть более откровенным со мной? Я просила тебя рассказать о проекте «Мельница», просила рассказать о цели нашей поездки и что получила?
— Просто я еще не решил…
— Ну да? В постели ты был намного решительнее.
— Во-первых, все сказанное в этом кабинете наверняка записывается на пленку…
— Не думаю, раз Довгер так с нами говорил. Если записывается, то самим Довгером или теми его людьми, кто в курсе. И что такого неизвестного им о проекте «Мельница» ты мог бы мне сообщить?
— Ничего, но… Чем меньше разговоров…
— Здесь? Ну пусть… А раньше? Как надоели эти тайны мадридского двора, в которых ни для кого, кроме меня, нет никаких тайн!
— Я беспокоюсь только о тебе. Есть вещи, которые…
— Которые не надо знать легкомысленным, болтливым девчонкам?
— Перестань. Вещи, которые лучше бы никому на Земле не знать…
«Кроме тебя, великого и неповторимого», — собиралась уже съязвить Ника, но эти слова так и не были произнесены. Они остались несказанными, потому что Нику поразила искренняя, глубинная боль, прозвучавшая в голосе Шермана.
8
Диана вытащила видеокассету из плеера так брезгливо, будто держала дохлую крысу, и с отвращением
швырнула на стол.— Какая тоска, — по-немецки пожаловалась она Фолкмеру. — От этой подводной жизни я лишусь рассудка.
— Вам ли плакать? — невесело усмехнулся тот. — Вам доставляют все, что вы заказываете: кассеты, диски, книги, журналы, деликатесы, шампанское… А вскоре вас ждет свобода.
К наружной стене комнаты или каюты, где перебрасывались репликами Диана и Фолкмер, был притиснут узенький диванчик, не шире спальной полки в вагоне поезда дальнего следования. Присев на его край, Диана втолкнула в плеер новую кассету. Под романтические рулады саксофона Кении Джи на экране сменялись восхитительные ландшафты видового фильма «Наша планета Земля».
— Скажите мне, Йохан, — задумчиво произнесла Диана, глядя на проплывающие кадры горных вершин, — вот сейчас, когда все ваши планы рухнули…
— Вы уверены, что они рухнули? — живо отреагировал Фолкмер.
— Ну, ведь этот загадочный англичанин…
— А почему вы решили, что он англичанин?
— Он назвался Джоном Шерманом. Англичанин или американец, но я стою за англичанина. В его внешности, манере держаться есть что-то такое… лондонское.
— Лондонское! — повторил Фолкмер так, словно услышал о Лондоне впервые в жизни. — Англичанин, который владеет немецким лучше меня, а русским, подозреваю, не хуже вас…
— Вы находите что-то необычное в знании нескольких языков?
— Да нет, но… Вы видели, как он отобрал у меня пистолет? Я во многих переделках бывал, приходилось и подраться, и пострелять. Выигрывал и проигрывал, но такого не помню. Ничего похожего. У этого парня буквально сверхъестественная реакция.
— Вы думаете, Йохан, — улыбнулась Диана, — что в лице Джона Шермана мы столкнулись со сверхъестественной силой?
— Не знаю, что и думать, — признался Фолкмер. — Этот Джон Шерман, или Комлев, или как там его зовут… Может быть, он и англичанин, но я бы не удивился, узнав, что он прибыл из Атлантиды или мистического королевства Шангри-Ла.
— Йохан, вы допускаете типичную ошибку перспективы, и она вызвана вашим ущемленным самолюбием. Когда вы терпите поражение, вам лестно наделить противника демоническими свойствами. Не так обидно, не обычный же человек вас переиграл…
— Это вы ошибаетесь, — возразил Фолкмер, озираясь в поисках сигарет. — Вы забыли, что тот парень в Штернбурге тоже сумел выхватить у меня оружие, и тем не менее никаких демонических свойств я ему не приписываю. Ситуация была такова, что я попросту зевнул. Что же тут постыдного? Никто не совершенен. Но уж с этим Шерманом я не зевал, не сомневайтесь. Да еще как не зевал… А он даже с интонации не сбился!
Диана потянулась, как кошка:
— Довольно… У меня нет желания говорить о Джоне Шермане, кем бы он ни был, я совсем о другом собиралась вас спросить.
— О чем же?
— Чего хочется сейчас вам самому, Йохан? Помимо ваших планов, рухнувших или нет, помимо любой целеустремленности, помимо всех добровольных и навязанных ролей — вам самому, человеку Йохану Фолкмеру?
Озадаченный Фолкмер уставился на огонек своей зажигалки.
— Кажется, — пробормотал он, прикуривая, — я не вполне понимаю…