"Фантастика 2024-54".Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
– Да не в этом дело! Ясно, что хотели как лучше. Но почему ты ничего заранее не сказала мне? Ведь что-то ты знала? Лена, я никогда не расспрашивал тебя о работе, и не особенно интересовался. Но я же математик и вижу логику событий. Если ты в курсе таких вещей, то и допуск у тебя высок, пусть ты всего лишь доверенный исполнитель, – генералиссимус снова не спрашивал, а утверждал свои выводы. – Ты должна была поставить меня в известность. Понимаешь? Должна!
– И что бы это изменило?? – Лена обиделась и вспылила, стараясь все же подбирать слова, чтобы не слишком задеть генералиссимуса:
– Ты опять бы стал писать и посылать проповеди Дружникову? Уговаривать от греха? Или бегал бы с плакатом у Лубянки: «Не меняйте президента! Вся власть «ОДД»!» Что? Что бы ты смог и что можешь теперь? Ты бредишь, мой дорогой, и сам себя сводишь с ума!
– Если бы я знал заранее, я не допустил бы тебя до встречи с Дружниковым. Никакого письма
– Никакого торга теперь не будет, Леночка. А если и будет, то это выйдет смертельная ловушка и обман. Ему сейчас не нужны торги. На тропе войны не торгуются, но убивают врага. А у нас мало, очень мало времени. До той поры, когда процесс станет необратим. Видишь ли, Дружников отныне начнет действовать быстро и виртуозными, непредсказуемыми способами. Если он исковеркает мир до невозвратной степени, его собственная смерть уже не умалит причиненного несчастья.
– А что будет с Аней? Значит, мы рисковали зря? – спросила Лена, и голос ее предательски задрожал. Генералиссимус говорил такие ужасные вещи, что они отказывались укладываться даже в ее видавшей виды голове.
– С Аней? С Аней станет то же, что и со всеми нами. И может, ей лучше будет умереть от руки Стража, чем жить в преображенной Дружниковым человеческой вселенной.
Лена только охнула. Испуганно, по бабьи, недостойно майора федеральной службы. Но ничего поделать не могла. Утешило ее слегка то обстоятельство, что хуже все равно не будет, если Вилли знает, о чем говорит. И она заново набралась смелости.
– Ты тоже скрываешь от меня нечто ужасное. То, что ты видел в картинах папы Булавинова. Если это по силам вынести нашим крестоносцам, то по силам и мне. Расскажи всю правду, обстоятельно и подробно, а не в общих чертах. Расскажи, чтобы я стала с ними вровень, и клянусь, я не Илона, я не испугаюсь того, что услышу.
– Ну, Илоне, я положим, ничего подобного не рассказывал. Не успел. Не дошло до этого, – генералиссимус усмехнулся, будто вспомнил нечто забавное. – Но если ты так хочешь, изволь…
Волна холодной и отчаянной злобы накатила во всей неохватности с его личного дозволения. Видения проносились одно за другим, некоторые он удерживал и заставлял повторяться вновь и вновь, смакуя собственные грядущие планы с отдельным наслаждением. Все так и будет. Или он не Дружников, грядущий владыка мира, которому мало и десяти царств. Он создаст новый Рим на семи холмах и новый закон, который нужен ему. И этот закон станет естественным законом. Хватит морочить людям головы и утруждать их жизни ненужной моралью. Право сильного, опороченное и затуманенное дешевыми болтунами, засияет при нем во всей красе. Он же пребудет первым и всесильным среди всех. Соберет в новой и нерушимой Вавилонской башне сокровища мира и установит единую власть, и разделит между слугами своими по усмотрению. Тогда все увидят и поймут, что впереди их ожидает подлинное счастье. Не станет пустых надежд на мифическую долю справедливости, и раб будет знать свое место, а господин свое. И каждый несогласный в страхе промолчит и не смутит умов, потому что иначе вместо отпущенного счастья поймает собственную смерть.
О да, ему, конечно, придется еще много убивать и воевать. Не нужно больше колебаний, лишние человеки должны быть без жалости истреблены. Сколько же можно строить козни и терпеть? Пусть пока радуются его враги. Пусть очередной «петрушка» сидит на троне. Пусть не будет выборов. Он на время затаится и исподволь, не медля, начнет убивать и вербовать. То тут, то там. В одной своей воле. А в подходящий момент затянет петлю. Всего-то и нужно несколько военных генералов, один министр, самых важных, внутренних дел, да пара политиков погорластей. Двигатель защитит и поможет. Подготовить и ударить. И тогда «организация» сама поймет, как была неправа, а куда денется? Ей Дружников тоже даст долю сокровищ, хорошую, жирную долю. Чтоб не было обидно. Иначе кто же станет держать в повиновении рабов? А свободы ни к чему, не нужно свобод. Только все запутают и без толку источат мозги. О чем темный смерд не ведает, о том и голова не болит.
Убить его никто не сможет, не по зубам. Это хорошо. Узкий круг вблизи его особы не весь и двигателю стоит поручать. Кого можно просто купить, кого напугать, кто и сам не дурак. И следить в оба глаза. Нечеловеческие здесь потребны силы. Но лучше он сдохнет на финише от истощения, чем оставит свои страсти и мечты. Лагеря тоже глупость. Их большевики придумали от бессилия. У него все будет по-иному. Каждый губернатор от него станет иметь в своих землях рабов, менять, покупать и продавать, но только с его позволения. И крепкая, страшная, сытая армия должна присутствовать вблизи под рукой, а генералов ее – время
от времени оглушать повелением двигателя. Конечно, будет ропот, будут и казни. Но очень скоро все успокоятся и привыкнут, как и всегда на Руси привыкали ко всему. Опять же, некогда особенно им выйдет предаваться бунту и скрежету зубовному. Потому как руки и умы он займет войной. Как же иначе? Все малахольное и придурковатое «демократическое сообщество» пойдет на него с топорами и вилами. Да, на их беду, далеко не дойдет. Президенты и военные министры тоже люди, и, стало быть, начнут гибнуть как снулые мухи. По его верховному велению. И пребудет в рядах врагов смятение и горькая разруха. Война случится быстрая и короткая. Добрые восточные фанатики поддержат его мудрую стратегию всей душой. Их Дружников тоже вознаградит и приблизит. И править будет в долголетии и славе и передаст наследство своему сыну. Тому единственному, любимому, которого невольно и неминуемо сделает сиротой. Но Дружников явит себя не только лучшим на свете отцом, но заменит как-нибудь и мать, и друзей-приятелей, и воспитает себе достойного приемника.Возможность грядущих ядерных атак в его видениях нисколько будущего владыку мира не испугала. До него, авось, не долетит, править он был согласен и половиной планеты. В пустыне и в смерти так даже сподручней. После из американских штатов всех выселить в Антарктиду! Пусть там нефть копают, если выживут. И будет на земле благодать.
Главное, не отступать и все делать, как задумано. Пока ничего не ведомо в «организации» о Мошкине Вилиме Александровиче. Но вот как поступить с последним, Дружников еще не знал. Смутные тревоги и подозрения бродили в его подсознании, но готовились созреть и явить наружу решение, в существовании которого Дружников был уверен. А Ленку Матвееву побоку. Надо же, простой пешки испугался. Поводить на крючке, обмануть и погубить. И ничего не давать. Расскажет Мошкину? Не успеет. Фирма гарантирует. А что прознает о страховке «организация», так поживем– увидим. Если осуществятся его планы, разве будет в завещании Матвеевой хоть малый толк? Но как же обидно! Проклятый Мошкин одной внутренней силой смог девять лет назад развернуть ход истории и опрокинуть в канаву тяжеловозную государственную телегу. Он же сам, в свою очередь, получается разве жалкой копией в сильно уменьшенном исполнении. И Аню он отныне вынужден удерживать каждодневным, насильственным вторжением в ее суть. Которое неотвратимо ведет к смерти. В то время как паутина удачи, питаемая Мошкиным, ранее справлялась с той же задачей проще и конструктивней, действуя в своей мощи лишь от случая к случаю. Ненависть к бывшему другу вдруг вспыхнула в нем с невозможной оглушительностью и совершенно выжгла из памяти тот факт, что много лет назад Валька Мошкин перевернул с ног на голову целую империю именно ради того, чтобы дать свободу некоему Олегу Дружникову. Во имя любви к последнему и справедливости.
Но тут же Дружников, оставив самоуничижения и сожаления, укорил сам себя в малодушии и трусости, в том, что разнежился и ослабил хватку в борьбе. И не заметил, как плавно перешел от апокалипсического морока собственных фантазий к их действительному и программному осуществлению. Паранойя его мании величия атомным грибом разрослась и раскинулась крыльями теней в реальном, ни в чем не виноватом перед ним, человеческом мире.
Картины, описываемые генералиссимусом своему верному начальнику штаба, возможно, не были столь красочными и умалялись некоторым бытовым косноязычием, но, по сути, в точности повторяли параллельной прямой видения «ОДД». Все же генералиссимус уступал в даре элоквенции литератору Эрнесту Юрьевичу, но от языкового упрощения его знание только выигрывало. Потому что простота в описании невольно добавляла ужаса в восприятие слушателя.
– Теперь я понимаю. Отчего ты молчал. От примитивного «Дружников захочет мирового господства» до твоих «картин» по меньшей мере, простирается бездонная пропасть. Я, кажется, в легком шоке, – Лена попробовала пошутить, но голос ее предательски сорвался петухом и не удержал испуга. – Как может живой человек хотеть всего этого?
– Не знаю. Видимо, как-то может. Были же на свете Гитлер и Сталин, Тамерлан и шах Надир. Теперь время делает новый виток. И новые зверства приходят людям на ум, – спокойно, будто читая лекцию в клубе, предположил генералиссимус.
– Какой там Гитлер! Младенец был твой Гитлер! Да наш «ОДД» ему сто очков вперед бы дал! – сморщилась Лена, как будто вот-вот собиралась расплакаться.
– Может быть, и дал. А может быть, и нет. Кто знает? Вечный двигатель есть только у него. Вот от этой печки нам и предстоит плясать. Понимаешь теперь, какой несвоевременной помехой стало наше письмо? В колеса этой машины палки не сунешь. Она кого хочешь, в пыль готова перемолоть. И ныне стала очень опасна для нас. Знаешь, давай на время забудем, что письмо и встреча вообще были. Вдруг повезет, и Дружников забудет тоже. У него сейчас, наверное, множество своих хлопот.