"Фантастика 2024-6". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Перед прыжком Старшой растопырил руки и ноги, зажмурил глаза, но вместо борьбы с восходящими потоками воздуха почти сразу столкнулся… с землей.
Отчаянного экстремала приняла мягкая ярко-зеленая трава. Чем-то она напомнила парню ковыль, но низенький и нежный. Запах у нее был точно такой, какой дембель помнил с детства, когда ездил на лето в деревню, – богатый насыщенный аромат свежей зелени и теплой земли. Подняв голову, парень зажмурился от яркого света. Здешнее Ярило жарило похлеще того, что было в Яви. Глаза привыкли, воронежец рассмотрел поле. Во все стороны. Будто бесконечное. Даже как-то жутковато стало,
Не такой, совсем не такой видел Старшой Потусторонь в прошлый раз. Голая, вытоптанная в пыль земля, вместо солнца – черная дыра, всасывающая свет, и полчища четырехруких монстров. Еще была пламенная река Смородина.
Дембель встал на ноги и разглядел-таки на горизонте реку. Только не огненную – настоящую.
– Ладно, допустим, Навь имеет несколько уровней, – пробормотал Иван, отряхиваясь. – И уж если мне сказали искать водяного, то, видимо, надо топать к воде.
Зашагал к реке.
Интересно, что вокруг не было ни кустика, а впереди, за синей полоской, высилось воистину исполинское дерево, по сравнению с которым дуб, охраняемый котом Баюном, казался простым саженцем. К восхищению дивным гигантом подмешивалось расстройство: судя по всему, путь должен занять чуть ли не весь день – слишком далеко росло дерево.
Но Потусторонь жила по собственным законам. Через полчаса Емельянов-старший уже стоял на берегу. Тень огромной кроны падала даже сюда, хотя, по прикидкам парня, ширина реки составляла не меньше двухсот метров. Мировое Древо, а Иван был уверен, что это оно, обосновалось на острове. Возле мощного ствола лежал здоровенный камень. Больше на островке суши ничего не было.
– Негусто, – отметил дембель. – Никаких предпосылок к развитию туристического бизнеса. И ни одного водяного, блин.
Он спустился с небольшого возвышения к кромке воды. Бережок был песчаным, почти белым. Иван, ополоснув руки, удивился скорости течения. Редкая горная речка могла бы похвастаться такой мощью потока. А тут равнина! Впрочем, здесь все было особенным.
Сев на песок, воронежец откинулся на травку. Небо было голубое и высокое-высокое. Парень зевнул раз, другой и вскоре задремал.
Ему приснился капитан Барсуков. Бывший командир имел суровую мину лица и тяжелый, как жизнь дневального, взгляд. Иван стоял перед Барсуковым на плацу, радуясь, что находится на территории части, а не в какой-то там Потусторони.
Было морозно. Серое небо роняло на плац крупные хлопья снега. Кругом царила абсолютная тишина, какая случается именно в безветренный снегопад.
Капитан Барсуков пожевал губу, покачался, перекатывая ступни с каблука на носок и обратно. Иван терпеливо ждал, когда командир разрешится речью.
– Ну, ешта, старший сержант Емельянов, – разверз рот капитан, – допрыгался кузнечиком стрекозлиным?
Рыло Барсукова нависло над парнем, буравя его взглядом вечно похмельных глаз. Дыхание тоже выдавало питейное хобби командира. Да и вообще, вояке следовало бы чаще дружить с зубной щеткой.
– А что случилось, товарищ капитан? – аккуратно поинтересовался Иван.
– Он еще спрашивает! – не по уставу взвизгнул Барсуков, стирая с лица налипшие снежные
хлопья. – А ты в курсе, что сейчас, согласно календаря, июль?– Июль?! – Воронежец даже не заметил речевой ошибки капитана. – Так это… Ядерная зима, что ли?
– Нет, ешта, не ядерная. А межмировая. Ты, поганец, допустил в Эрэфии внештатное потепление. Это привело к сверхсрочному похолоданию на территории Российской Федерации и прилегающих к ней государств вплоть до распоследней Гватемалы. Ты хоть понимаешь, какую общечеловеческую катастрофу ты учинил?
– Так это ж не я! – обалдел парень, непроизвольно делая шаг назад.
– Смирна!!! – гавкнул командир. – Это ты своей мамке в первом классе мог такие оправдания рапортовать: «Это не я описался, это меня описало!» Ты – служащий вооруженных сил. И ответ будешь держать по всей строгости военного времени.
Парень начал замерзать, но, когда услышал следующую реплику Барсукова, его стало колотить еще и от страха.
– Старший сержант Емельянов! Трибунал приговаривает тебя и твоего брата, которого мы еще выявим и обязательно поймаем, к высшей мере наказания – казни!
– Эй, не имеете права! – запротестовал Иван. – Я демобилизованный!
Капитан был непреклонен:
– Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Из ближайшего к плацу барака вышел палач. Голый по пояс мускулистый мужлан в красном колпаке, скрывающем лицо, нес на плече огромный топор и напевал примерно следующее:
У меня на топоре Надпись: «Счастье детворе». И еще он при ударе извлекает ноту «ре»…Старшого, который и насмотрелся всякого, и сам мышью успел побывать, не слишком удивила адская смесь армейской реальности и явно средневекового персонажа. Палач смотрелся посреди зауральской базы словно Белоснежка в публичном доме. Это непостижимым образом успокоило дембеля. Ну, не может быть настоящей такая казнь!
Внимание Ивана притягивали сапоги на меху. Заплечных дел мастер чувствовал себя комфортно, и парень, чьи зубы уже начали колотить чечетку, ему позавидовал.
– Последнее желание есть? – спросил капитан Барсуков.
– Унты бы сейчас… – Приговоренный Емельянов показал на ноги палача дрожащим пальцем.
Капитан пожал плечами, дескать, воля казнимого закон. Здоровяк положил топор на заснеженный асфальт и снял сапоги. Старшой торопливо натянул их, избавившись от холодных ботинок.
Ногам стало тепло, Иван заулыбался, но тут некое чувство опасности вдруг выдернуло дембеля из сновидения, и он резко сел, одновременно осознавая себя на берегу реки Смородины, а не на военной базе.
Распахнув глаза, Старшой мгновенно понял, почему его ногам сделалось тепло. Дело в том, что они по колено лежали в раскрытой зубастой пасти.
Иван закричал и совершил беспрецедентный прыжок, которому позавидовал бы любой акробат. В ту же секунду верхняя челюсть неведомого хищника резко пошла вниз, и зубы громко клацнули.
– Ни хрена себе – крокодил, – прошептал дембель, каракатицей ползя в поле.
Поведя плоским вытянутым рылом, чем-то напоминавшим лик капитана Барсукова, пресмыкающееся обиженно заурчало и двинулось за Старшим. И проворно, надо признать, двинулось!