"Фантастика 2024-67". Компиляция. Книги 1-22

— Что именно тебя пугает?

— Все, пожалуй, — Верховный задумался, пытаясь четче сформулировать мысль. — Допустим… Владыка Копий склонен применять силу. Он самолюбив. И самоуверен. Он не дрогнувшей рукой свернет мне шею, а потом вполне искренне будет раздирать себе грудь на похоронах. Но отбери у него его злость и его силу. Разве останется он собой?

— Возможно, что и нет. Но он не убьет тебя. И не предаст. Разве не лучше жить в мире, где люди одинаково добры друг к другу? Участливы?

— Лучше. Но когда они добры сами. И по собственному выбору. А не потому, что кто-то влез им в душу и изменил её сообразно своим представлениям о том, что есть правильно.

— Возможно… мы неверно поняли друг друга. Принудительная психокоррекция применялась лишь в отношении преступников и по приговору суда. То есть редко. А все остальное — исключительно по желанию. И дело отнюдь не только в ограничениях. Бывало и наоборот. Скажем, индивид желает расширить границы восприятия и получить новый опыт. Он выбирает модуль и дополняет свою личность.

Звучало все одно донельзя странно.

И страшно.

— Боги каждого одарили по-своему, — возразил Верховный. — И один, вдохнув божественного дыма, научился складывать слова так, чтобы отзывались они в душе. Другой — слышит музыку мира и облекает её в звуки инструментов. Третий становится великим воином, ибо и тело его, и дух подобны звездному железу…

— А четвертый просто выбирает заданные параметры. И становится по желанию поэтом, музыкантом… да кем угодно. В сочетании с возможностью трансформации биологического носителя, возникают весьма удивительные комбинации. В моей памяти сохранены файлы инфрамузыки, доступной для восприятия с помощью модификантов.

— Это…

— Нормальный человек со стандартным слуховым аппаратом ничего не услышит. А вот измененное тело воспримет мелодию. А вот какую — зависит от типа модификации.

Спорить бесполезно.

И говорить о том, что душа, данная богами, не должна перекраиваться, как… как старое платье. Верховный осознавал, что его стенания будут звучать по меньшей мере смешно.

Или глупо.

— Были и те, кто думал примерно так, как ты сейчас, — Маска был снисходителен. — Они отказывались от принудительной модификации разума, а многие — и тела, делая исключение лишь медицинских манипуляций…

Он замолчал.

— Процесс практически завершен.

— Я все еще ничего не чувствую.

Маска будто не услышала эту жалобу. Или не сочла её достойной внимания? Верховному даже стыдно стало. Ему предоставлена такая удивительная возможность, узнать о том, что было до… а он жалуется на то, что не чувствует старого больного тела.

— С возможностью переноса сознания и его модификации вне биологического носителя дальнейшая эволюция пошла по пути изменения именно этого сознания в искусственной среде.

— Люди утратили тела, — сказал Верховный.

— В каком-то роде. На самом деле уход в искусственную реальность, которая во многом отражала и развивала уже существующую, изменил многое. Содержание биологических носителей требовало существенных ресурсов. Питание. Одежда. Лекарства. Жилье…

— Душа в этом не нуждается.

— Именно.

— И… тогда исчезли все? Селяне, которые выращивали зерно и скот, охотники и рыболовы? Те, кто выделывал шкуры и ткал полотна? Те кто шил, те кто торговал…

— Последние не исчезли. Сменили сферу. Но в остальном ты прав. Физическая сфера воздействия общества на мир существенно сократилась. Тогда было принято решение об утилизации ряда объектов. Процесс происходил согласно запущенной программе, с привлечением механомов. И контролировался искусственным разумом. Впрочем, оказалось, что от некоторых объектов физического мира отказаться невозможно. Это станции хранения информации. Связи.

— Как… эта?

— Малое хранилище. Скорее даже дополнительное, резервное.

— А большие…

— Отклика нет, но во многом, подозреваю, в силу нарушения и разрушения самой связывающей сети.

— Что… — Верховный задал вопрос, который мучил его давно. — Что случилось?

— Сбой, — ответила Маска. — Глобальный сбой системы.

Глава 38

Глава 38

Миха

Джер медленно поднял руку, касаясь короны. Потом уставился на другую, в которой пульсировал алый шар света. И у Михи появилось подозрение, что эта, все ускоряющаяся пульсация, ни к чему хорошему не приведет.

— Брось его, — сказал он.

Но мальчишка покачал головой, медленно так, затем губы его шевельнулись.

— Он… прирос, — и пальцы-таки разжал. Шар лежал на ладони, пробив эту самую ладонь насквозь. С другой стороны выглядывали полупрозрачные иглы.

И главное, крови не видно.

— Больно?

Выглядело это жутко.

— Нет. Нисколько. Странно только. И тут, — Джер потрогал венец.

А Михе подумалось, что если такие вот иглы пробили и голову, то парень должен был бы умереть. Длина-то приличная.

— А голова как?

— Мутно. Как… как будто много пил. Такое вот…

По виску поползла капля крови.

— Когда еще не дурно, даже хорошо, но перед глазами все кружится… кружится…

— Дыши ровнее.

Что ему сказать, если про иглы спроси? Парень ведь не дурак. Далеко не дурак. Сидит… качается со стороны в сторону. И вопроса не задает, хотя должен бы. Миха вот точно не удержался бы.

Миару, которая опустилась рядом, Джер отталкивать не стал. Правда и Миара не рискнула прикасаться к шару. Она развернула другую, свободную руку мальчишки ладонью вверх. И сдавила запястье.

— Опасных для жизни повреждений не чувствую, — сказала она спустя пару мгновений. — Так… слегка ускорено сердцебиение. Но это нормально. Не нормально, что он еще жив.

— Тебе стоит поработать над чувством такта, — заметил Миха.

— Ничего. Лучше пусть правду говорит, — Джер повернулся к магичке. — А то тот, который при папеньке… он всегда говорил много, красиво. И теперь понимаю, что отец путался в этих словах. Что слышал совсем не то, что ему говорили.

— Случается, — Карраго все еще сидел, не делая попыток приблизиться. — Великое искусство речи…