"Фантастика 2024-67". Компиляция. Книги 1-22

Нисколько.

От реки тянуло прохладой. И Верховный, спешившись — коня тотчас забрал и увел Акти — подошел к воде. Берег в этом месте был полог, а травяной ковер добирался едва ли не до самой воды, оставив лишь по краю узкую полосу песка. Лошади фыркали и вздыхали, трясли головами и то и дело поворачивались к воде, желая напиться. Но воины не спешили подпускать их.

Ицтли прав.

Лошадей надо расседлать и выводить. Растереть, избавляя шкуры от пота и мелкого сора, и уже потом, когда остынут они, напоить.

На берегу вспыхнул костер.

Императрица, сев на покрывало, что бросила на землю Ксочитл, смотрела в огонь. Взгляд её был неподвижен…

— Смотри, — хитрая женщина не упустила момента. Она упала на колени перед девочкой, протянув той пару раковин. — Красивые, правда?

Ксочитл, что-то втолковывавшая Ицтли, обернулась и нахмурилась.

И Верховный с сожалением отступил от воды.

— Я появилась на свет на берегу моря… ты видела море?

— Нет, — Императрица не спешила брать раковины, и женщина положила их на край покрывала.

— Оно большое. Огромное. Говорят, что у этой воды нет конца… что она протянулась от края до края мира. Море всегда разное. Иногда оно злится. Иногда…

Легла еще одна ракушка.

— Море приносит много всякого-разного. И дети ходят на берег собирать. Крабов. Ракушки. Их можно есть…

Императрица слушала.

— Иногда приносит что-то совсем иное…

— Почему ты думаешь обо всех плохо?

Этот вопрос, заданный спокойным детским голосом, заставил женщину осечься.

— Я?

— Тут, — девочка коснулась виска. — И тут…

Ладонь легла на сердце.

— Темное… ты думаешь обо всех плохо. И хочешь, чтобы им было плохо… ты злая. Почему? Красивая, но злая…

— Прошу прощения, я…

— Нет, — тон изменился. — Ты пришла ко мне говорить. Я буду говорить. Сядь.

Беспомощный взгляд, брошенный за спину.

И насмешливая улыбка Ксочитл.

— Я злая… потому что и они недобрые.

— Кто-то из них причинил тебе боль? — Императрица склонила голову и коснулась ракушки. — Мне говорили, что ты умерла. Но Верховный Жрец сотворил чудо и вернул тебя к жизни. Разве это плохо? Твой мужчина нес тебя на руках. Я видела…

— Он не…

— А твои глаза ищут другого. И все равно ты злишься. Почему?

Верховный остановился в нескольких шагах. Если женщина захочет причинить вред Императрице, он её убьет. Хотя, пожалуй, вряд ли она сможет, даже появись у нее подобное желание.

И сейчас её лицо исказилось.

Злоба?

Ненависть?

— Хочешь знать, маленькая девочка, почему я злюсь? Потому что… потому что я жила на берегу моря. С матерью. С отцом. С сестрами и братом. Я собирала ракушки и делала из них бусы. Я ходила на рынок, меняя бусы на всякие пустяки и была счастлива. В нашей деревне все были счастливы, пусть и не имели золота. зато у нас был жемчуг. И этого оказалось достаточно. Однажды пришел корабль. Он принес свирепых воинов, которые многих убили, отобрали жемчуг и сожгли дома. А кого не убили, тех согнали на корабль. Моему отцу обещали, что отпустят нас, если он принесет больше жемчуга. И он, и другие мужчины, раз за разом спускались ко дну морскому. Они принесли много. Но когда силы их иссякли, те люди лишь посмеялись. И отобрали самых сильных… хотя слабых уже не осталось. Потом мы плыли. В духоте. Тесноте. Мы болели и задыхались. И моя сестра умерла у меня на руках. Потом был рынок. И хозяин. Другой хозяин, который решил сделать из меня рабыню для утех. Меня учили… рассказать, чему?

— Тому, что сожгло твою душу.

— В первом доме, в который я попала, я пыталась привыкнуть. Забыть. Приспособиться… но я была не одна. И оказалось, что внимание хозяина стоит того, чтобы предать… тогда я поняла, что этому тоже надо учиться. Что, если я хочу выжить, я должна…

Она запнулась.

— Что? Убить? Ты убила своего хозяина?

— Хотела. Ему меня подарили. И я сумела понравиться. Я была такой, как ему нужно… я взошла на его ложе и вошла бы в его дом.

— И убила бы тех, кто мешает?

— Да. Я знала… как смешать травы, чтобы его первая жена заболела. Потом заболели бы и дети. А я бы родила здорового сына.

— Но тебя поймали.

— Женщина… мужчины глупы и слепы. Они позволяют своим желаниям затмевать свой разум.

— И поэтому ты ищешь нового мужчину.

— Не обязательно. Возьми меня к себе. И я буду тебе служить. Верно…

— Вряд ли, — девочка разом потеряла интерес. — Верность для тебя — это слишком сложно.

— А для тебя, маленькая девочка? — рабыня подалась было вперед. И Ицтли с Ксочитл шагнули, хотя Императрица вскинула руку, останавливая. — Ты… ничего не видела в этой жизни… ничего не знаешь… не понимаешь… живешь в золоте и сытости…

— Золото здесь. — Императрица произнесла это с легким упреком и указала на Верховного, — у него. И у тебя. Но у тебя только на коже. А внутри все черное.

Она чуть задумалась.

И добавила.

— Когда черного станет слишком много, я скажу тебя убить.

Прозвучало буднично.

— Думаешь, послушают?

— Думаю, что тебе надо сделать так, чтобы черного стало меньше. Тогда ты перестанешь ненавидеть.

— Зачем?!

— Затем, чтобы жить.

— Я…

— Ты не живешь. Тебе просто кажется… — Императрица потянулась и взяла-таки раковину. Провела пальцем по гладкой поверхности и, вздохнув, протянула её женщине. — Возьми… тебе ведь они нравятся.

И женщина взяла.

Прижала к груди.

Поднялась…

— Если ты еще раз приблизишься к ней без дозволения, — Ксочитл умела двигаться быстро. И, схватив соперницу за волосы, рывком заставила её запрокинуть голову. Острие клинка прижалось к коже. — Я сниму кожу с твоего лица. И тогда посмотрим, чего будут стоить твои чары.

Красная капля покатилась по золотому горлу.

А Верховный вздохнул.

Только страстей им сейчас и не хватало.

Глава 23

Ирграм

Роза постепенно приспособилась сама переставлять ноги. Пусть стопы её загибались друг к другу, а колени, наоборот, не разгибались, но тело худо-бедно держалось в вертикальном положении.

И само эти, вывернутые, ноги переставляло.

Дорогу Роза как раз знала, что было несомненным преимуществом. А вторым — её неспособность говорить. Она пыталась, но стоило произнести пару-тройку фраз, и голос срывался, а тело сотрясал кашель. Ирграм и после первого приступа замолчал бы. А эта… то ли упертая, то ли не очень умная.

Мысль поразила его в самое сердце.

А и вправду, с чего он решил, что если Роза — Древняя, то сразу и умна? Будь они все умными, как принято считать, небось, не сгинули бы безвестно. Да и само общество, в котором все умны, показалось Ирграму слишком уж… нереальным.

В общем, так и дошли, каждый со своими мыслями, до двери, вывернутой наружу.

Она поразила Роза настолько, что та отпустила плечо и сама сделала пару неловких шагов. Покачнулась, упала бы, но выставила руки, вцепившись в остатки двери.