"Фантастика 2024-67". Компиляция. Книги 1-22

— Старик, ты чудовище! — вырвался из моей груди сип.

А ведь я чувствовал подставу. Чувствовал, но только ничего не мог предъявить…

Я открыл глаза. Возле левой ключицы порхало знакомое синеватое свечение. Норобу водил ладонями почти по самой шее. Его черное кимоно закрывало обзор, но краем глаза я всё-таки зацепил циновку с кровавыми потеками, на которой лежал. Лежал на правом боку, голова покоилась на чьем-то снятом и свернутом пиджаке.

— Я знаю, Изаму. То ли ещё будет… Мастер Нагаи, вы готовы?

— Да, мастер Норобу, я её нащупал, — раздался ещё один старческий голос.

На этот раз голос звучал со спины.

— Чего он там нащупал? Эй, не надо там ничего щупать. Я девочек люблю, а не мальчиков…

— Молчи, дурак, а то мастер Нагаи может пулю чуть ниже опустить. Тогда я на твоей урне с прахом напишу, что ты был самым отъявленным мальчиколюбом, — прошипел Норобу.

— Мертвые сраму не имут, — просипел я в ответ.

— Не слушайте его, мастер Нагаи. Приступим же…

В районе лопатки неимоверно зажгло. Там словно медленно вкручивали раскаленную арматуру. Медленно, смакуя каждую секунду боли. Я стиснул зубы, чтобы не застонать, потом начал загонять боль в подсознание. Туда, где она не побеспокоит, где не помешает выздоровлению.

Где-то мне попалось утверждение, что боль — неприятное сенсорное и эмоциональное переживание, связанное с истинным или потенциальным повреждением ткани или описываемое в терминах такого повреждения. Заумное разъяснение того, что нервные окончания орут мозгу о своих повреждениях. Эмоциональная боль другая, но от неё труднее избавиться. Зато и ту, и другую боль можно приглушить отвлечением.

Я начал разглядывать драконов на кимоно Норобу и представлять, как они сначала неторопливо разделывают старика на огромном блюде, а потом также со смаком пожирают. Боль отошла на второй, а потом на третий план.

— Вот она. Ух, еле достал, — раздался голос позади. — Теперь можно исцелять…

— Отличная работа, мастер Нагаи. Всегда восхищался вашим искусством.

Неужели Норобу кого-то похвалил? Вот уж точно где-то панда сдохла.

— Благодарю, мастер Норобу, вы тоже ни на грамм не растратили своё умение. Я наслаждался видом вашей работы.

— Ну что вы, Нагаи-сан, я лишь жалкое отражение вашей мудрости.

— Вы наговариваете на себя, Норобу-сан. Я искренне завидую вашему мастерству.

Вот уж прямо как в басне Крылова: «Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку». Ох уж эти церемониальные восхваления. Вот наши хирурги в курилке после трудной операции что скажут? «Семен Валентинович, всё заебись». «Да уж, не хуёво!» — подтвердит второй и оба затянутся сигаретами.

— Вы ещё поцелуйтесь, — прошептал я тихонько.

Недостаточно тихо, так как в моё ухо прилетела ракета «земля-дурная голова». На целых полминуты я оглох.

За это время меня подняли на руки два здоровенных охранника и куда-то поволокли. Кимоно Норобу сменилось красивым потолком беседки, потом чистым небом, а затем деревянным расписным потолком. Уже здесь меня положили на пол, аккуратно раздели до набедренной повязки и велели не двигаться.

Я и не двигался. А куда мне было спешить? После пулевого ранения особо не набегаешься. Правда, надо было что-то решить с Окамото — узнать, что с Масаши? И вообще — я же не поклонился, придется извиняться или нет?

Повернул голову и скосил глаза на циновку, на которой лежал — крови не было. Похоже, что два старика сумели достать пулю и заживить рану. Молодцы какие…

Через пять минут лежать без движения надоело и я решил чуть оглядеться. Принесли меня в небольшую пустую комнату с традиционными раздвижными стенами. На рисовой бумаге стен красивой каллиграфией выведены мудрые изречения и цветистые хокку. Я чуточку почитал, проникся и попытался сам что-нибудь этакое сочинить.

У меня получилось только вот это:

Тихонько с гейши

Слез довольный самурай:

— Банзай! Не проснулась!

Хрень какая-то в голову лезет при пулевом ранении. Никогда стихи не сочинял, а уж тем более хокку.

— Как тут наш герой? — раздался знакомый голос. — Тебе нужно полежать полчаса, а потом можешь идти на все четыре стороны. Так как у тебя дела?

В поле зрения попался пухлый старик с венчиком седых волос на голове и унылой козлиной бороденкой. Похоже, что это и был мастер Нагаи. Он принес поднос, на котором стояло семь пиал с порошками различного цвета. Ещё парочка пустых пиал и мерная ложечка находились чуть обособленно.

— Да вроде бы нормально. Как там Окамото-младший?

— С ним всё хорошо. Он…

— Мастер Нагаи, позвольте мне задать несколько вопросов этому юному хинину? — в комнату вошел Окамото-старший.

— Да, он полностью пришел в сознание и готов отвечать, — с легким поклоном проговорил старик.

Сам мастер взял пустую пиалу и опрокинул в неё четверть ложечки красного порошка. Интересно, что это такое?

Окамото сел возле меня на колени и уставился немигающим взглядом. Я посмотрел в ответ. Через минуту игры в «гляделки» я моргнул. Возможно, у «императора» было больше опыта в таких играх.

Мастер Нагаи зачерпнул тем временем зеленый порошок и желтый. Начал их размешивать с видом игрока в шахматы, думающего над победным ходом.

Молчание затягивалось. Я лежал. Окамото смотрел. Нагаи мешал. Все были предельно заняты.

— Введите стрелка! — скомандовал Окамото-старший спустя три минуты тишины, нарушаемой только легким скрипением песка в пиале.

Тут же одна из дверей с рисовой бумагой отъехала в сторону. Два охранника ввели в комнату невысокого щуплого человека. Я бы сказал азиата, но раз уже сам азиат и свыкся с тем, что кругом одни азиаты, то назову его просто человеком.

Вошедший был одет в светло-коричневую с зелеными лоскутами одежду. С плеч свисала мохнатая накидка из тонких зелено-коричневых полосок. Что же, весьма неплохо для того места, которое он выбрал для стрельбы — на верхушке сосны сливался со стволом.

Руки стрелка скованы за спиной светящимися красным наручниками. Один охранник нес снайперскую винтовку. С первого взгляда узнал «Howa HCR». Не очень дорогая дьявольская игрушка. В своё время видел такую у одного американца в Афганистане. Пусть земля ему будет пухом.

Ничем не примечательное лицо стрелка украшали синяки и ссадины. Он их получил или при падении с дерева, или же при транспортировке сюда, когда сам падал на кулаки охранников.

— Ты знаешь его? — Окамото продолжал сверлить меня взглядом.

— Первый раз вижу, — пожал я плечами и тут же поморщился от боли.

Всё-таки пожимать раненым плечом было плохой идеей.

— А ты знаешь его? — Окамото перевел взгляд на стрелка.

— Я не якшаюсь с мерзкими хининами, — процедил тот в ответ.