"Фантастика 2024-76". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
— А других особ королевской крови с нами нет, — то ли с издевкой, то ли с сожалением закончил ее речь архидруид и развел руками — кружка в одну сторону, желтоватая пресная лепешка — в другую.
Сиххё перенесли удар стойко, не поведя и бровью.
Наверное, после стольких веков непрерывной надежды, когда надежда действительно мелькнула на горизонте, уже нет сил ни радоваться, ни огорчаться, сочувствуя, подумал царевич.
А у нас?..
— А мы?.. — с замиранием сердца, словно прочитав его мысль, робко спросила гвентянка. — Мы, люди… сможем отсюда уйти?
— Ведь проникали
— Нам очень надо! Причем срочно! — умоляюще взглянул Иван на королеву.
Та перевела взгляд на Аеда. Аед — на Дагду, Дагда — на Амергина, тот снова на королеву, как на истину в последней инстанции…
Она неохотно качнула головой.
— Не знаем…
— Вряд ли…
— Я никогда не слышал о людях, которые попав сюда, вернулись бы в Аэриу…
— Боюсь, что нет…
Воспрянувший было духом Огрин снова поник бородой.
— Значит, королева Арнегунд, не только вы, но и мы, люди, застряли в этом отвратительном месте?
— Сумрачный мир вовсе не отвратителен! — выступил на защиту приемного дома, ставшего родным, старейшина Дагда. — Он дик, большей частью непригоден для проживания сиххё, опасен, непредсказуем, но отвратительным я бы его никогда не назвал!
— Он красив, — согласно кивнул Амергин.
— Как красив старый воин, покрытый шрамами, — поддержал его Аед.
— А ты, случайно, не поэт? — улыбнулась невольно хозяйка старику.
— Нет, — усмехнулся тот в ответ. — Я всего лишь хорошо слушаю старые баллады.
— Баллады?.. Я люблю баллады, — утирая рукавом намокшие глаза, прошептала Эссельте. — Как хотелось бы услышать какую-нибудь еще… Если бы кто-нибудь из нас мог играть и знал такие слова, мы бы спели вам что-нибудь свое, что поют люди, когда им грустно и страшно и хочется домой…
— На сегодня баллад хватит, девочка, — припечатав свирепым взглядом к месту Друстана, уже было потянувшегося просить хозяйку разрешения взять айволу, непререкаемо произнес друид. — Надо спать. Неизвестно, что будет завтра.
— Так и проспите последнюю в жизни ночь, — колко проговорил Амергин, от которого не укрылся демарш старика (Если Друстан всё никак не мог — или не смел — обидеться, его новый знакомый решил сделать это за него). — А я бы тоже не прочь послушать, какие звуки сейчас разносятся над Светлыми Землями, когда нет нас…
— Амергин, — предупреждающе нахмурила брови королева, и воин с видом «ну, что я могу поделать против такого», капитулировал.
— А что гайны? — встревоженно вернулся мыслями из древней истории чуждых держав ко дню сегодняшнему Иванушка.
— Не волнуйся, — успокаивающе кивнул Дагда. — Наши патрули следят за тем берегом неотрывно. Незамеченными они сюда не попадут.
— Будем ждать, пока попадут замеченными, — оптимистично пробормотал друид и, засунув в рот оставшуюся лепешку, с кряхтением стал подниматься с жесткого земляного пола.
Несмотря на дневную карусель событий и встреч, скачек и усталости, сражений и купаний, Иванушке упорно не спалось.
Сначала он был не одинок в своем полуночном бдении: с дальнего конца отведенного им гостевого
домика, где расположились гвентяне, то и дело доносились приглушенные обрывки горячей ссоры:— …сделай сейчас!..
— …потом, когда…
— …зачем ждать?..
— …какая теперь разница?..
— …вот поэтому я и говорю…
— …а я говорю…
— …расскажу ей!..
— …не посмеете!..
— …раньше надо было думать…
— …нет сердца…
— …нет мозгов…
Потом препирательства прекратились, спорщики уснули, отвернувшись носами к разным стенам, а Иванушка всё равно не мог, как ни силился.
Сначала он посчитал овец.
Потом овцы в Лукоморье и сопредельных державах, занимающихся этим видом промысла, закончились, и он принялся считать лошадей.
Когда закончились лошади — кур.
Куры не хотели быть сосчитанными, постоянно разбегались, перемешивались в пестрые бестолковые кучи, перелетали с забора на завалинки и обратно, кричали петухами, и царевичу это, в конце концов, надоело.
Бесплодно прокрутившись на матрасе, набитом свежими листьями и духовитыми травами в общей сложности часа три, лукоморец капитулировал перед превосходящими силами бессонницы и тревоги, поднялся, оделся, и тихо ступая, чтобы невзначай не потревожить беспокойно ворочавшегося и постанывавшего во сне Друстана и редко, но болезненно всхрапывающего Огрина, вышел наружу.
Если бы не фонарное дерево со странными светящимися оранжевыми плодами размером с огромный арбуз, возвышающееся посреди деревенской площади и подпирающее своими изогнутыми ветвями тяжелое мрачное небо, под густой сенью крупной округлой листвы было бы совсем темно.
«Как настоящей ночью,» — не успел подумать Иван, как откуда-то из-за соседнего домика к нему подошел высокий сиххё с настороженно-любопытным взглядом и нейтральной, но постоянно соскальзывающей в вопросительные, улыбкой.
В одной руке его был то ли крендель, то ли бублик.
«С маком и кокосовой стружкой», — отчего-то подумалось Иванушке.
В другой — фонарь, сделанный из такого же оранжевого плода, как на дереве, только поменьше.
«Размером с дыню», — подыскало дотошно подходящее сравнение подсознание царевича, и желудок его тоскливо вздохнул: непривычная пища сиххё по нраву ему, похоже, пришлась не слишком.
— Добрый вечер, — вежливо прошептал царевич товарищу по бессоннице, и тут же оглянулся на только что покинутый домик: не разбудил ли его уход остальных.
Но всё было спокойно.
— Хорошей тебе ночи, человек Иван, — уважительно склонил голову сиххё и сделал радушный жест свободной от фонаря рукой. — Хочешь прогуляться? Я могу проводить тебя, показать деревню…
Только теперь Иванушка заметил, что то, что он поначалу принял за бублик, был закрученный колесом рог.
У пояса его, в ножнах из прессованной кожи, висели меч и кинжал.
Ночной сторож!
— Нет, что вы, спасибо! Не отвлекайтесь из-за меня от своих дел, — виновато улыбнулся лукоморец. — Я не хотел никого беспокоить. Просто не спится… что-то… Думал, может, если вы не возражаете, посмотрю на ваше поселение, на лес, подышу свежим воздухом, может, и засну?..