"Фантастика 2024-82" Компиляция. Книги 1-21

Глаза у седого инженера, казалось, всматриваются в нечто загоризонтное.

— Можем помочь, но есть условия, — последовала многозначительная пауза. — первое из них: банка килограммовая. Меньших просто нет.

— Мы на любую согласны, — радостно отреагировал строитель.

— Вы не дослушали. Еще у нас нет масляных шприцев, насколько мне известно, — это было правдой: на "складе" их и вправду не было. — Наконец, передачу этой банки оформим по всем правилам.

— Так нас это устраивает.

— Хорошо. Этот вентиль вы исправите быстро, я уверен. Как насчет подключения силового кабеля к трансформатору?

— День! Еще день и сделаем дело. И еще один на отводы от трансформатора.

— Будка?

— Уже есть, и вместе с шиной! Не сомневайтесь, товарищ, это я говорил, и все есть.

Сказано было не очень связно, но убедительно.

— Хорошо. Я буду завтра с утра с солидолом… хотя нет. Кажется, у моего шофера такая же банка была, ее отдам вам, а он с утра получит другую. Сэкономим время на этом. Пишите расписку в получении.

Разумеется, банка была взята со "склада", но бумажная этикетка на ней отсутствовала, ибо могла вызвать неуместные вопросы.

Жильцы подъезда не преминули полюбопытствовать. Двери квартир открывались, оттуда выходили люди и делали вид, что проглядывают содержимое почтовых ящиков.

На последний этаж поднимались двое военных: он и она. Он при ромбах, она со шпалами. Оба летчики, а этот род войск считался престижным. Особые эрудиты из любопытных узнавали комбрига в лицо: это был герой испанской войны Рычагов. Женщину никто не узнал. Ее всесоюзная слава была еще впереди.

Хозяин квартиры был радушен:

— Рад вас видеть. Шинели можно повесить вот сюда, — вешалка была нестандартной: не прибитая к стене, а в виде отдельной стойки, к тому ж сделана была из дефицитного алюминия. — Руки мойте вон там. Плов сейчас будет.

Хозяин квартиры легко узнал Марию Петровну Нестеренко по фотографиям. Она была совершенно не во вкусе Рославлева: мужеподобная, неулыбчивая, с суровым (если не сказать хуже) выражением лица. Про себя инженер решил, что ни за что бы на такой не женился, но…

Первое впечатление у летчиков о квартире могло бы выразиться одним словом: минимализм. Обстановка была крайне скудной, если не считать письменного стола. Вот тот оказался невиданно обширным, да еще в виде буквы "Г". Впрочем, на нем не было даже письменного прибора, не говоря уж о бумагах.

Впрочем, пройдя в столовую, супруги дружно решили, что у товарища коринженера паек по какой-то особенной норме. Наркомовской, не иначе, ибо там было все. И рыбка четырех сортов, и икорка, и колбаса разных цветов, конфигураций и степеней твердости, и артдивизион бутылок. Салаты тоже выглядели необычно.

— А этот из чего?

— Креветки, они в Чером море водятся. Рис. Морковка.

— Похоже, тут соус "майонез", — заявил эрудированный Рычагов. Такой он пробовал в Испании.

— Почти угадали, Пал Василич, чуть другой состав, но близок. На выбор, гости: водка, ром испанский, коньяк армянский? Или вино? Сразу же скажу: лично мне коньяк, больше ничего доктор не рекомендовал.

— Так ром же кубинский, — удивился опытный комбриг.

— Верно, но приобретен не на Кубе.

Рычагов решил, что намек понял.

— А мне беленькой, я уж как-то привыкла.

После первых двух рюмок гостеприимный хозяин на правах старшего предложил перейти на ты, хотя и по имени-отчеству.

Во время обеда по молчаливому уговору беседа касалась лишь еды.

— Хлеб необычный, — нейтральным голосом заметила Нестеренко. Она имела в виду нечто другое: будучи свежим, хлеб показался ей не особо вкусным.

— Марья Петровна, на больное место наступаешь. Я ведь в этих краях человек новый, и не знаю даже, где лучше бы хлебушка купить. За это прошу прощения. Плов сию же минуту будет. Сам делал, кстати; меня человек из Ташкента научил.

Про себя Нестеренко не поверила, что Александров только что приехал в Москву. Очень уж характерный у того был выговор, с чуть заметными просторечными словечками и интонациями. Чисто московский.

Салаты дружно одобрили, хотя те и на вкус показались необычными.

Плов получил наивысшую оценку, хотя Рычагов вслух удивился:

— Да это не баранина!

— Точно заметил, Пал Василич, курятина это. Так ведь из любого мяса и даже рыбы плов можно сделать. И масло всякое годится, к нему лишь приспособиться нужно. И вместо риса хоть макароны бери, все равно можно вкуснейшее блюдо сделать. В плове, чтоб вы знали, лишь три незаменимых вещи есть, — эффектная пауза. — Огонь. Казан. Соль.

— Укормил, Сергей Василич, — чуть кокетливо сказала Нестеренко, очистив перед тем тарелку, — Я ж так в истребитель не влезу.

Лицо коринженера вдруг стало насквозь серьезным.

— А вот об этом и поговорим. И о многом другом. Но только после чая.

Тортик гости даже не доели, будучи насытившимися до предела всем предшествующим.

Нестеренко выразила желание помочь с уборкой и мытьем посуды, но Александров со всей вежливостью пресек эти разговоры:

— Марь Петровна, я как хозяин и как старший по званию запрещаю вам даже прикасаться ко всему этому.

Гости расселись рядом с письменным столом.

— А теперь серьезные вопросы. — С этими словами инженер достал из кожаного портфеля листик с напечатанным текстом. — Ознакомься с планом, Павел Васильевич. Только прочти до конца.

Умная Нестеренко чуть отодвинулась.

По мере чтения лицо Рычагова заметно бледнело. На бумаге рублеными, чуть ли не протокольными фразами читался его и жены будущий приговор. В конце текста крупно была напечатана фраза: "Вслух скажи, что не согласен с планом".

Именно это комбриг и произнес.

— Павел Васильевич, — Нестеренко тут же отметила, что простонародность в речи хозяина квартиры начисто пропала, — все же на бумаге лишь наметки. Давай я тебе расскажу чуть подробнее. А ты записывай возражения, если найдешь такие, потом их обсудим. Вот вам обоим блокнотики и карандашики. А насчет тебя, Мария Петровна, тоже будет разговор, но отдельный. Итак: существующий парк более-менее современных истребителей (И-15 к ним не отношу) требует очень хорошей квалификации от летчиков. А так как это профессия массовая, то и должна быть накоплена масса пилотов с хорошими умениями, знанием тактики и всем таким прочим. Отдельные мастера, вроде тебя, Смушкевича, Серова или Чкалова, погоды не сделают. Уж против этого не станешь возражать?