"Фантастика 2024-83". Компиляция. Книги 1-16

* * *

Никита Демидов отхлебнул чая и приятно поморщился.

Горячий.

В меру.

Ароматный.

Вкусный.

Слегка терпкий…

Он перенял эту моду царевича пить не чистый чай, а всякие сборы на его базе. С фруктами сушеными, ягодами, листиками всякими, корешками. Сам не выдумывал, подсматривал в кофейне московской, где бывал. Специально расспрашивал о составе наиболее понравившихся ему вариантов. И у себя — в Туле — заводил обычай пить их.

— Что кривишься? — спросил он у собеседника.

— Не могу смотреть на тебя. Испоганился. Бесовской напиток пьешь.

— Отчего же бесовской?

— Ваньку то не валяй.

— Ну не сказано о нем в Святом Писании. И что? Там и о клюкве твоей любимой не сказано, и о груздях соленых, которые мы с тобой оба уважаем… да и много еще о чем.

— Это пустое. — отрезал собеседник.

— Отчего же пустое? Как сказано в символе веры? Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого. Так что ли?

— Так, — хмуро кивнул собеседник.

— Творца всего видимого и невидимого. То есть, всего, что ни на есть. И чая, и кофия, и табака, и клюквы, и груздей и прочего иного. Али ты думаешь, что Святое писание… как его… а — анциклопедия? И там все сущее и должно перечислятся? А? О другом там.

— Где же ты набрался этих слов иезуитских?

— Так в чем слова то мои не верны?

— В сути!

— Ой ли? — усмехнулся Демидов. — В сути. Так ты поправь. Сказано — творец всему. Значит всему. Разве не так?

— Оставим это…

— Ну оставим так оставим, — пожал плечами Демидов. — Ты вот отведай. Чай сей недавно сам только познал. С сушеными кусочками персика и айвы. Персик ты знаешь, а айва — это такая штука — вроде нашей груши или яблока. Только другая. Так есть — упасти Господь. Вяжет зело. А вот ежели немного и в отвар — дело славное.

— Ты же знаешь, я сей бесовской напиток не пью.

— Так ты скажи — отчего бесовской то. Молчишь? А коли молчишь, то стало бы меня не уважаешь. Брезгуешь угощением. Так что ли?

— Ты дурь то не говори!

— Тогда отведай. — с нажимом произнес Никита.

Собеседник поморщился.

Встретился с Демидовым взглядом.

Побуравили они друг друга недолго, но гость, увидев решимость нешуточную у Никиты, тяжело вздохнул и потянулся за заварным чайничком.

— Ты на палец заварки наливай в чашку. А потом кипяточку из самовара.

Тот нехотя послушался.

Сделал как просили.

И было потянулся к блюдцу, чтобы в него этот напиток вылить, но Демидов его остановил.

— Так нынче не делают. Обсвинячиться можно. Просто подуй и маленькими глоточками отпивай как я — сразу из чашечки. Вот. Да. Как? Это вкусно? Вкусно? Если скажешь, что нет, то ты будешь моим кровным врагом.

— Это лишнее, — усмехнулся собеседник и нехотя добавил: — Напиток действительно вкусный.

— А теперь немедленно вот это, — указал Никита на одно из лакомств в блюде, — немного. Большой кусок даст слишком сильный вкус, но если взять чуть-чуть…

Собеседник усмехнулся и отведал угощение.

Потом еще отхлебнул чая.

— Ну вот и ты перешел на темную сторону, — фыркнул Демидов от чего его визави чуть этим глотком чая не подавился. — Да шучу я, шучу. Видишь — ничего дурного не произошло. Вкусный напиток. Не более. А ты сколько шума вокруг этого развел? Будто тебя заставляют душу заложить самому Сатане.

— Шуточки у тебя…

— Да я что? Вот Алексей Петрович бывало что-нибудь скажешь, так хоть стой, хоть падай. При крайнем визите, я к нему захожу. Он уставший. Весь в бумагах. Да и я после долгой дороги. Ну он глянул на меня да возьми и скажи: ах, это ты, переходи уже на сторону зла, у нас есть печеньки.

— Что, прости? — захлопал глазами визави.

— Печеньки. — расплылся в улыбке Демидов. — И рукой указывает мне на вазочку. Откушал. Весьма необычные. С изюмом, но их сила в каком-то странном тесте. Изюм же только оттеняет вкус.

— И часто он так шутит?

— Так? Не часто. Но бывает. Он вообще уважает шутки-прибаутки. Хотя сам же от того и страдает иногда.

— С такими остротами сие не удивительно.

— Слышал ли, что Наталья Алексеевна, сестра царева, замуж поначалу не хотела?

— Как не слышать? О том всем было известно. Ведь клинья к ней многие подбивали.

— Вот. После того года, что Софью и многих иных побили, осталось Романовых всего трое — царь, сын его да сестра. Вот он и стал Наталью Алексеевну подбивать уже выйти замуж да детей нарожать. Ну сынок и пошутил тогда, на ушко ей шепнул, как отца смутить. Она и рада. Стала Петру Алексеевичу рассказывать, как негру хочет большую в мужья. Отвадила его тогда. Говорят, царь наш государь после того разговора крепко напился. Думал — она помешалась. Да только ненадолго отступил. И нашел он подход к сестре. Ну и ей стыдно стало за свой поступок.

— Шутничок… — фыркнул собеседник. — Вот уж точно бесенок.

— Ты думай, что говоришь, — резко посерьезнел Демидов.

— Так-то прозвище ему такое дали. Али не слышал? Он даже перед стрельцами не стал от него открещиваться.

— Коли головы лишиться не желаешь — забудь о нем.

— Неужто донесешь?

— Я — нет. Но ты ведь и не только мне ляпнуть такое можешь. А Ляксей Петрович он многоухий. Усвоил ли?

— Усвоил.

— Ну так вот. Слушай далее. С Натальей Алексеевной вышло все ладно. Отшутилась она. Брата смутила негрой. Он и отстал. А потом и не требовалось. Вот царевич и сам решил также.

— А ему зачем?

— Ну а то ты не знаешь? — оскалился сально Никита. — Он то хотел до брака хранить чистоту. Но… настояли. Да и сам слышал — слухи о нем дурные стали распускать. То о том, что он кормилицу свою пользует, то о том, что солдат.

— Голову тому болтуну уже сняли.

— Так ты ведаешь о том?

— Он и ко мне приходил. Подсобить уговаривал. Но в такую грязь я ввязываться не стал. А потом узнал, что исчез он. Словно и не было. Ну и, погодя, людишки его исчезли, через которых он по кабакам шепотки пускал. Тут великого ума не нужно, чтобы понять, чем его болтовня закончилось.