"Фантастика 2024-87". Компиляция. Книги 1-20

Отец позвонил на второй день, нарисовал примерную схему моего возвращения на родину, которую я сообщил ротмистру. Также отец сказал, что написал письмо в консульство в Сиэттл, письмо должно оказаться на месте спустя несколько дней, и они тоже будут меня искать.

Ротмистр отпускать меня не спешил — как-никак, человеком я был явно нужным. На четвёртый день я заявился к ротмистру и устроил бунт.

— Я отработал уже втрое больше, чем стоят расходы на моё содержание. Мне жалко этих парней, но я не всесилен, и меня ждут более важные дела.

Неожиданно — это подействовало. В Руппертстауне я оказался двадцать пятого сентября, ехали вместе с Кохэна, который уезжал в краткосрочный отпуск. Добирался на перекладных, останавливаясь на две ночи — слух обо мне уже дошёл и сюда, и в предпоследнем селении меня потащили в коттедж, переоборудованный под госпиталь.

В Руппертстауне, городке на пару десятков тысяч жителей, уже царила вполне мирная жизнь с небольшими отголосками конфликта.

Здесь наконец-то я вырвался из цепких армейских лап и дозвонился в Сиэттл, в консульский отдел.

— Да-да, нам буквально сегодня пришло письмо, — ответил вальяжный голос. — Вы же сами приедете, да? Мы вышлем вам все расходы.

Сообщение здесь было только по зимнику и по железной дороге, а поезда в западном направлении ходили раз в пару дней. Разумеется, пока я ждал рейса, в управлении полка нашёлся госпиталь, в котором мне пришлось потрудиться пару смен.

И, разумеется, все эти дни я мечтал о возвращении домой. Мечтал в встрече с близкими, а также прокручивал в голове диалог, состоявшийся с Вечным.

«Мир уже не спасти. Займись делом».

Что за послание он хотел мне передать? Если, предположим, Вечные у тонмаори как-то связаны с Центром Треугольника — то неужели Центр выступает заодно с Бункером? Неужели им тоже нужно, чтобы мир был уничтожен?

Нет, решил я. Следовало проконсультироваться у кого-то очень серьёзного. Например, у Давыдова или Голицына-старшего. А ещё лучше — у Его Величества Николая IV или у Елизаветы Петровны.

За работу в госпитале мне выписали премию — местными луизианскими франками, на которые я впервые более-менее сытно поел в местном вездесущем «Гюнтере». А затем, недолго думая, намылился в местное интернет-кафе (кстати, местная луизианская сеть, в отличие от Имперских рихнер-сетей, так и называлась — «Интернет»).

Часа два провозившись с местными информационными ресурсами, затем — с системой дублирующих почтовиков, заплатив по сложной схеме деньги за регистрацию почтового ящика, я отправил несколько писем.

Во-первых, господину консулу, во-вторых — матери, кто-то должен был меня встречать. В третьих — Корнею Кучину:

«Корней Константиновичъ, рекомендую вамъ поспорить на деньги с кем-нибудь о моёмъ пребыванием въ зоне боевыхъ действий в Виннипеге. Озолотитесь. Ждите меня.»

В четвёртых — Давыдову. Коротко, лаконично:

«Выдвигаюсь изъ Сиэттла. Буду въ Москве предположительно черезъ неделю, можетъ, позже. Очень многое требуется обсудить. Хотелось бы аудиенции в вашемъ плотномъ графике.»

И, наконец, Нинели Кирилловне, абсолютно не надеясь на то, что она прочтёт.

«Любовь моя, я не знаю, что изъ того, что я писалъ, дошло. Я вырвался из границ Полярного Круга, но всё равно оказался на другомъ краю Земли, где не работаютъ телефоны и нормальная почта. Мчусь къ Вамъ. Если успею вернуться къ своему дню рождения — то Вы приглашены безо всяких вопросов. Если не успею, или если вы не будете отвечать — буду какъ безумный искать Васъ по обеим столицамъ назависимо отъ воли Альбины и прочихъ внутреннихъ супостатовъ. Навеки Вашъ, Э. М. Ц.».

Прикрепив к письму фотографию дракона, я вышел из всех учётных записей. Конечно, это можно было счесть небольшим проявлением слабости — но это была всего лишь кратковременная передышка перед грядущими битвами.

С такими мыслями я сел на поезд в сторону Сиэттла.

Глава 24

Удивительно, но авиасообщение в Луизиане оказалось развито из рук вон плохо. Малая авиация в принципе отсутствовала как класс, и, судя по всему, не обошлось тут без древнего лобби железнодорожных корпораций, мешавших строительству современных аэропортов.

В принципе, железные дороги я любил. Поскольку мне выдали достаточное количество местной валюты, я раскошелился и взял билеты первого класса, выкупив всё купе. Вагон, впрочем, не блистал чистотой и новизной, кормёжка была сравнима с тюремной баландой. На вторые сутки я даже возмутился пожилой темнокожей поварихе, спросив:

— Нельзя ли за дополнительную плату взять что-либо вкуснее этой кукурузной каши?

— Смотри ка, чего захотел! — усмехнулась она. — Ешь, русский, чего дают. Тут вам не южные провинции.

Я где-то уже слышал, что южные провинции обширной Луизианы отличались от северных примерно также, как Австро-Венгерская метрополия отличалась от её африканских колоний. Мелкий бандитизм, коррупция, князьки-промышленники с шестьюдесятью часами у рабочих на шахтах и прочее. Однажды мимо нас проехал поезд с каторжниками в лохмотьях, сидящими за решётками без стёкол.

Конечно, формально рабства и расовой дискриминации здесь уже не было. А в Российской Империи образца 2010 года, в свою очередь, имелись Строгановы, Демидовы и другие крупные кланы, не вполне соблюдавшие реформы крепостного права, да и каторги тоже имелись. Но с низшими сословиями, судя по всему, дело обстояло куда лучше, как и с разрывом в благосостоянии столиц, регионов и колоний.

Впрочем, по мере того, как я ехал в сторону побережья, местность всё больше становилось цивилизованной. Сначала шли совсем дикие поля с редкими фермерскими домами, больше напоминавшими крепость. Изредка их прерывали трубы угольной шахты или какого-нибудь комбината, обильно смолящие в небо. Затем пошла та самая «одноэтажная Америка», которую я видел в этой части света в большинстве реальностей. Местный Сиэтл оказался куда менее многоэтажным и куда более французским, хоть и большая часть населения говорила по-английски.

В городе я оказался на утро третьих суток, двадцать девятого числа.

Как выяснилось, по деньгам я не рассчитал — потратился на сытный завтрак на вокзале, а такси стоило немалых денег, и мне пришлось ехать до консульства с пересадкой на тесных трамвайчиках, полных рабочего класса.

У консульства — особняка в древнерусском стиле, стоявшего за внушительным забором — царил ажиотаж. Его штурмовали толпы людей разных рас и возраста, в основном, бедно одетые, с чемоданами и прочим.

Благо, крохотная прямоугольная книжица моего паспорта гражданина Российской Империи, как и телефон, оказались при мне. С трудом протолкнувшись через оцепление, я сунул её в лицо охранников.