"Фантастика 2024-87". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— Это всего лишь абстракция, которую проще всего будет понять твоему человеческому разуму, — говорит лицо Верховного Садовника. — Представь, что пространство вариантов реальностей — это бесконечный сад. Некоторые Древа похожи на то, в котором ты родился, некоторые — не похожи. Есть различные лианы, лишайники и трудолюбивые пчёлы, опыляющие цветки…
— Драконы, — киваю я и вдруг понимаю. — Хочешь сказать… Этот мир не был Ветвью? Он весь был… Цветком?
— Именно. Он был Цветком, или Соцветием, в котором благодаря стараниям тебя и знакомых тебе личностей вызрел Плод. Который во время твоего первого похода на
— Хорошо. Спасибо, Верховный Садовник. Ответь на последний вопрос — что стало бы, если бы я тогда принял другое решение? Остаться Секатором, уничтожить Ветвь… убить отца?
— О, мой друг. Та ветвь и была уничтожена. Она засохла и распалась спустя считанные месяцы после твоего решения. По сути, это был черенок от созревшего Плода. Помнишь, как Нестор сказал, что вы все — жалкие копии? Сознание твоего оригинала погибло в той Ветви и осталось в старом Древе. А в каждой из вновь выросших Ветвей Древа нового — остался жить свой Эльдар Матвеевич, выросший из копии. Кто-то не прожил и недели, погибнув от стрелы марсианского аборигена, кто-то прожил полторы тысячи лет, как ты. Я бережно сохранил вашу память и собрал всех вас в этой точке пространства и времени, Эльдары, чтобы спросить. Вы готовы объединить вашу память и ваши разумы и трудиться дальше во благо вашего нового Древа?
— Готовы, Верховный Садовник, — киваю я и все остальные за моей спиной. — Но кем мы будем? Садовником? Или снова Секатором?
Я чувствую, как мой разум наполняется чужими, новыми воспоминаниями. О боли и радости, о лицах новых людей, о бесчисленных событиях, подвигах, поражениях, величественных пейзажах и том, что видели все мои остальные двойники.
Я оглядываюсь — рядом вместо нескольких сотен таких же, как я, стоит всего один мой двойник. Я облачён в белую одежду, а он — в чёрную, он моложе, его волосы длинные и сине-чёрные, как тогда, на сцене Императорского Камнерезного.
Он всё понял. Он хмурится, плюёт под ноги.
— Ты будешь и тем, и другим. Древу нужен и Садовник, и Секатор. Один из вас, полный максимализма и мизантропии, заведёт свой мрачный ящик с острыми инструментами и примется подрезать лишние Ветви, а другой — останется в тени Древа и будет следить за тем, чтобы на дереве раз в несколько веков формировались завязи и вырастали новые Плоды, — говорит Верховный Садовник, прежде чем раствориться вместе со стенами комнаты, в которой стояло моё временное воплощение.
На полу пространства раскрывается люк с винтовой лестницей с мрачными, каменными ступенями. Впереди зелень, проступают размытые силуэты небольшого особняка, который кажется мне знакомым, и мне кажется, что там меня уже кто-то ждёт — кто-то очень хорошо знакомый и долгожданный.
— До встречи, — успеваю я сказать своей копии.
— Надеюсь, мы никогда не увидимся, — бросают мне вслед.
Андрей Скоробогатов
Курьерская Служба. Хранилище
Лифтеры
Олег едет в маршрутке уже час и размышляет о том, что исполнителей отечественной попсы, повторяющих навязчивые припевы в конце песни по пять-шесть раз, ожидают в аду персональные архидемоны. Какие-нибудь особенные, с пятью-шестью хвостами, например.
Но деваться некуда: супер-батарейка в плеере предательски
сдохла тридцать минут назад, зарядник в эту Ветвь Олег не прихватил, а местные не подходят. Служебные устройства на заданиях лучше по возможности не светить. Плеер не из Бункера, а из другой Ветви, где уже изобрели хорошие аккумуляторы. Обычно батарейку Олег заряжает раз в полгода, и этого хватает, чтобы слушать любимые дарк-хоп и абстрактный рэп по восемь часов в день даже в тех Вариантах, в которых такие жанры не распространены.Например, как в этом. Олег уже полазил в местном Интернете и понял, что ничего интересного ему тут не скачать — один отечественный рок, не блещущий разнообразием стилей, народная музыка, попса и шансон. Зарубежных сайтов найти не удалось — похоже, местный националистический режим блокировал половину Интернета.
Приходится ехать в маршрутке и слушать попсу вперемешку с шансоном. Когда-нибудь, надеется Олег, он сможет проверить свою догадку по поводу архидемонов.
Через минут десять Олег наконец-то выходит из маршрутки и заходит в цветочный киоск. Белые хризантемы стоят шестьсот сибирских рублей. Олег берёт три штуки, вспоминает цену маршруточного билета и заключает, что экономический кризис не обошёл Независимую Сибирь стороной. Похоже, весь этот пучок Вариантов не очень благоприятен для того, что осталось от СССР, но это мало волнует Олега. У него в кармане ещё около сотни тысяч служебных, и ещё полтинник он прихватил из квартиры Двойника.
Затем он доходит до соседней девятиэтажки и с радостью обнаруживает, что домофона на двери нет. Олег терпеть не может домофоны, потому что часто, когда время очень дорого, они отнимают нужные минуты. Сейчас случай не совсем тот — лишние минуты не играют роли, но всё равно, он отмечает это как плюс.
Он поднимается пешком на третий этаж и звонит в дверь. Дверь в комнату открывает Лера с растрёпанной мокрой головой.
— Почему ты не позвонил?
— У меня закончились деньги на мобильнике, и я забываю положить.
— Проходи, никого нет дома. Ой, это мне?
— Да, тебе, — Олег протягивает букет хризантем.
— Они же такие дорогие!
— Но я же люблю тебя.
Лера меняется в лице, кладёт букет на тумбочку и осторожно, боясь спугнуть, обнимает Олега. Он гладит по спине и целует её, наблюдая, как она закрывает глаза от наслаждения.
Он хорошо изучил историю переписки Двойника с Лерой и знал, что это сработает. Застенчивая одинокая одноклассница Лера есть почти во всех Вариантах и редко отказывает своей главной старой школьной любви. После поцелуя они идут в комнату, садятся на кровать, помогая друг другу освободиться от одежды и занимаются любовью. Потом недолго лежат рядом, одеваются и пьют чай, вспоминая школу и разговаривая о жизни в стране. Олег не рассказывает ничего о нынешней жизни своего Двойника — за полтора года работы в Службе он научился это делать весьма хорошо. Он задаёт много наводящих вопросов, фиксирует разговор на имплант и договаривается о встрече, которая, скорее всего, не состоится.
— Куда ты? — спрашивает она с порога, глядя, как он вызывает лифт. — По лестнице же быстрее.
— Мне так хочется, — говорит он и подмигивает. Лера улыбается, она счастлива и не хочет думать о нелогичных мелочах. Он машет рукой на прощанье, и двери закрываются.
Крупные развилки, делящие пространство-время на два стабильных независимых потока, случаются примерно раз в год или два, но девять десятых Ветвей гибнут самостоятельно в течение ближайших месяцев. Здесь развилка с родным вариантом реальности Олега составляет четырнадцать лет. Путём несложного математического расчета получаем «суперветвь» в миллион триста тысяч вариантов. Кажется, что искать что-то нужное, или что-то похожее в таком ветвистом Древе — хуже, чем искать иголку в стоге сена, но Олега это не пугает.