"Фантастика 2024-87". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Конечно, только показалось.
Нет.
Нет, скорее отсюда, думал Бабцев. Скорее туда, где нормальные люди радуются нормальным вещам…
Степная тьма дышала пылью, горечью и какой-то химией, плыли поодаль крупные и мелкие непонятные огоньки, смутные далекие тени непонятных конструкций — и, медлительно пошатываясь, точно хромой на обе ноги, наползал навстречу скрипящему всем своим большевицким скелетом мотовозу мерцающий россыпями разноцветных окон и фонарей Ленинск… Фляга под названием КПСС — Каждый Плещет Себе Сам (даже юмор здесь полон древнего яда) — шла по кругу. И когда пожилой мрачноватый майор, не пригубив, передал
Бабцев от сомнительного угощения отказался.
И, конечно, когда мотовоз доскрипел наконец до станции «Городская», не поехал на организованный фирмой поздний банкет.
Журналисты, ракетчики и офицеры неторопливо, с обычными для таких процедур запинками и взаимными поджиданиями загрузились в битый день возивший их громадный автобус — разумеется, импортный, смотрелся он среди убогих хрущевок и худосочных уличных фонарей времен застоя точно дебелый раскормленный сагиб среди изможденных голых туземцев. Автобус должен был доставить гостей и часть хозяев на площадь, понимаете ли, Ленина в снятое фирмой на сей вечер кафе «Русская тройка», чтобы там продолжилось нелепое, невесть кому нужное братание (кафе это, по слухам, проросло в малость подмалеванной руине бывшего Дома офицеров, сгоревшего в девяносто четвертом году — символично, что ни говори). Бабцев коротко пояснил, что слишком полон впечатлениями и хочет прогуляться, подумать… Мол, подойду попозже. Престарелый франт понимающе покивал.
— Не заблудитесь?
— Вряд ли.
— Если что — тут все прямо… По Абая до Королева, а потом направо по нашему Арбату кафе, налево по Королева — ваша гостиница… Впервые на запуске?
— Да.
— Впечатляет?
Непонятно, каких комплиментов он ждал, этот хлыщ. Как его… Алдошин, что ли… У Бабцева была плохая память на имена.
— Да, — сдержанно ответил Бабцев.
— А нам вот малость приелось. Натужно очень… Весь пар, что называется, в гудок уходит. Реву много, а капэдэ — с гулькин нос.
— Так не запускайте, кто вас неволит. Все только спасибо скажут.
Хлыщ усмехнулся.
— Читал вашу последнюю статью.
Бабцев напрягся.
— Вы серьезно считаете, что мы жулики?
— Хотелось бы убедиться в обратном, — выжидательно проговорил Бабцев.
Алдошин, или как его, картинно улыбнулся. Зубы у него были отремонтированы по-западному, только что зайчики не брызнули от них.
— Вам-то уж, как поборнику демократических ценностей, следовало бы помнить о презумпции невиновности. Доказывать вину обвиняемого должен обвиняющий, а не наоборот. Иначе сталинизм какой-то получается.
Краем глаза Бабцев заметил, что Корховой с подругой, всех пропустивши вперед себя, тоже взошли в мягко освещенную глубь автобуса, и лишь старательно нейтральный, примирительный Фомичев зачем-то в одиночестве ждет у двери.
— У нас что ни делай — все сталинизм получится, — парировал Бабцев, тоже улыбнувшись.
— А не у нас?
— А не у нас — это не моя боль.
— Хорошо, погуляйте, Валентин Витальевич. Застолье продлится часа два, а ходьбы тут не слишком много, город маленький.
Оказывается,
он помнил, как Бабцева зовут. А вот Бабцев его имени не помнил. Неловко и неприятно. Скорей бы остаться одному.— Хорошо.
Алдошин — кажется, все-таки Алдошин — кивнул и пошел к автобусу. Сделал красноречивый жест терпеливому Фомичеву и, пропустив его, как гостеприимный хозяин, перед собой, последним шагнул внутрь; гуськом они поднялись в высоко над землей вознесенный салон. Мягко вздохнув, дверь каруселью поехала на своих изогнутых сверкающих рычагах и втянулась в пазы. Незлобиво рокотавший на холостом ходу дворец на колесах, сам с собой перемаргиваясь яркими блямбами сигналов, тронулся с места. Покатил. Укатил.
Бабцев остался один.
Наконец-то стало тихо.
Оказывается, они только делали вид, будто не замечали Бабцева и не выделяли его среди остальных. Будто не читали его. Читали. Но вовсе не собирались объясняться и оправдываться. Какая-то сила угадывалась за ними… Сила не чета мелко наглому, но навсегда испуганному, навсегда не уверенному в себе Кремлю, торчащему над страной на трухлявой ножке своей вертикали, точно скособоченная шляпка насквозь червивого, проеденного слизнями гриба, только ли чьи-то огромные деньги? Интересно…
Бабцев неспешно двинулся проспектом Абая к далекой Сыр-Дарье. Проспект был прям, будто его пробил падающий по касательной метеор.
А ведь будь это не здесь — прекрасный вечер. Тепло. Азиатские звезды искрятся, даже свет фонарей не глушит их, только застит малость, скрадывая бесчисленную мелочь. Зелени много, деревца и кустарники клубятся беспросветно, как вылитая в чуть фосфоресцирующую воду тушь. Мирные скамейки неназойливо манят посидеть, подумать, с удовольствием погрустить о чем-нибудь совершенно несмертельном. Даже как-то уютно — потому что патриархально, что ли… Детством веет.
Ага. За детство счастливое наше — спасибо, родная страна.
Вот. Вот откуда ощущение покоя и какой-то необъяснимой защищенности. Вот куда запущены подлые щупальца ассоциаций, подсознательных воспоминаний… Ну, нет. Не дамся.
Впереди уже предупредительно светится стела «Байконур», жалкая и помпезная, как все здесь. Говорит: не верь! Очередная елда, только не летучая. И конечно, с претензией на всемирность: ажурный земной шар на колу, и кругом него наша, понимаете ли, р-русская орбита…
Малолюдно… Работящие, рано ложатся. А может, у них тут комендантский час, только нас о том не предупредили, чтоб не пугать? Были уверены, что мы от автобуса ни шагу. А что? При таком обилии КПП на въездах это было бы вполне логично. Сейчас подойдет патруль и по-русски вломит в хайло за отсутствие подписанного гаулейтером аусвайса…
Так он ядовито пошучивал сам с собою, медленно шагая по проспекту имени казахского обожателя русских Абая, но в глубине души был на самом-то деле уверен: никакой патруль ему не грозит.
А вон перед входом в один из домов сидит на скамейке человек, и ему тоже, кажется, невесело.
Военный.
Бабцев и так-то шел неторопливо, а теперь еще замедлил шаги. В плывущем свете окон рисовался на светлом фоне допотопной скамьи лишь силуэт. Потом, два шага спустя, проклюнулись глаза — и оказалось, что они уставлены на него, Бабцева.
Человек курил.
Через мгновение Бабцев понял, что они недавно виделись. Это был мрачный майор, который в мотовозе тоже, как и Бабцев, отказался пить из КПСС.