"Фантастика 2024-93". Компиляция. Книги 1-27
Шрифт:
Заинтригованная, она открыла и увидела сочно-гранатово-алое колье из крупных красных страз, обрамлённых в чёрный металл, и серьги-капельки в форме цветочков — крупный красный страз и вокруг стразы помельче.
— О, как красиво! Особенно серёжки такие симпатичные, редко такой красивый оттенок красного встречается, — обрадовалась Кира.
— Ты довольна? — спросил Кирилл.
— Я довольна. Очень красивый комплект, и это единственный оттенок красного, который мне подходит. Я люблю красный холодного оттенка.
— Я вспомнил, что у тебя такая куртка весенняя красно-малиновая есть, — кивнул Кирилл.
— Вот теперь тебя люблю я, вот теперь тебя хвалю я, наконец-то
В последнюю пятницу марта Кира съездила к родителям и увезла фотографии команде. Кира брала с собой фотоаппарат и попросила Андрея щёлкнуть пару кадров её с «Fakультетом», а также Влад Шемет сфотографировал её с Лёхой Петровым и Андреем.
Они встретились на тренировке, и Влад Шемет её спросил в присутствии всех остальных.
— Мы пока что неплохо идём в турнире. На мартовской игре заняли десятое место по всей области, ну и у нас первое. Осталась только апрельская игра, и всё решится. Я хотел спросить тебя, если мы поедем на Кубок, будешь ли ты с нами?
— Можете на меня рассчитывать, — улыбнулась Кира.
— Эй, привет, а чего тебя на прошлой игре не было? — подошёл к ней Суханцев.
— Кира была занята, — ответил за неё Дима-Злой.
— Что может быть важнее игр? — искренне удивился Суханцев.
Кира лишь загадочно улыбнулась и подумала, что её желания снова всё-таки сбываются. Позже на пару лет, но всё равно…
На учёбе во вторник Домнин сказал, что их, то есть его и Киру, будут фотографировать для доски почёта. В деканате решили организовать такую доску с лучшими студентами-активистами и отличниками факультета.
— О… А кто будет фотографировать? — удивилась Кира.
— Да вроде какой-то аспирант с кафедры мостов занимается фотографией, его и подрядили, — оживившись, ответил Домнин. — Это он всех наших преподов факультета на доски снимал.
Кира хмыкнула, надеясь, что «какой-то аспирант» не окажется Додиком. Слухи про увольнение могли оказаться только слухами, да и подтвердить или опровергнуть их мог только Домнин. Сама она Додика больше не встречала, но курс по мостам у них завершился.
Впрочем, она зря волновалась: аспирантом-фотографом оказался невысокий мужчина неопределённого возраста от двадцати пяти и до тридцати по фамилии Укропов, его имя отчество из головы Домнина моментально выветрилось, так что до Киры дошла только фамилия. У Укропова были тёмные волосы с залысинами на лбу, светлые глаза и мелкие черты лица.
Укропов сначала вывел их на улицу, где светило яркое солнце, и поставил под деревья, и вера в его компетенцию, несмотря на внушительного вида камеру, сразу пропала. Даже анекдот вспомнился: «Купи пианину — и ты пианист!»
Сделав пару нажатий кнопки спуска, их фотограф всё же сказал, что на лицах тени и лучше сняться в помещении. Они вошли в первый же кабинет, где были зелёные обои с полосочками и листочками, и, приставив их по очереди к стене, Укропов сделал по несколько кадров и сказал, что они свободны.
— А вы нам потом фотографии сделаете? — спросил Домнин.
— Ладно, сделаю, — кивнул Укропов. — В конце недели будут.
Глава 21
Семейные тайны
«Твоя двоюродная сестра Алеся выходит замуж в эту пятницу, — сказала мама по телефону в среду, когда они созванивались через вахту. — Она нам позвонила, приглашала, но папа в командировку уезжает как раз, так что не сможет. В общем, Алеся и тебя приглашает с твоим парнем».
— Ясно, — ответила Кира. — Значит, ты приедешь в пятницу? Или в четверг?
«В четверг, то есть завтра вечером приеду. А в субботу утром уеду обратно».
— Ладно, поняла…
С Алесей у Киры складывались интересные отношения.
Двоюродная сестра была старше её на пять лет — любимая внучка от любимой дочери бабушки. Той самой, с которой Кира подавила воспоминания.
Мама Алеси после того, как бабушки не стало, отправляла дочь на всё лето к ним «потому что так привыкла». При этом приезжала Алеся в чём была и… всё. Одна смена одежды, трусы, что на ней, и больше никаких вещей, потому что тётя Валентина считала, что это нормально. В итоге Алеся, так как была мелкая и какой была в шестом классе такой и осталась по росту и комплекции, носила вещи Киры, а её мама ещё покупала что-нибудь, в чём Алесе ходить. А вот тётя Валентина, которая пошла по бабушкиным стопам и была учительницей, одевалась с иголочки «потому что педагог и ей надо прекрасно выглядеть», а всё, что оставалось, вбухивала в старшего сына — Алёшеньку. Правда его тоже определила в военное училище «по стопам отца», где всем обеспечивали, одевали, обували и кормили.
Любимыми «песнями» тёти Валентины были «вокруг сплошное быдло» — она про всех злословила, и «а вот мы такие бедные» — она у всех всё выпрашивала. И все ей всё несли: свои же учительницы всякие заготовки, солёные помидоры-огурцы, с огорода овощи. Отец Киры возил им сумками продукты, давал деньги. Если они приезжали к ним в гости, то только через магазин, и Киру всегда поражало, что получив пакеты всяких вкусностей: колбас, сыров, мяса, фруктов, которые они дома и не видели, и не пробовали, — родственники складывали всё в холодильник и шкаф, а их «угощали» пустым чаем без сахара, приговаривая, что они-то бедные, а вы и дома такое поедите, у вас много. Им даже в голову не приходило, что всё совсем не так, как им воображается.
Отец Алеси — дядя Петя — вечно ходил голодный, а тётя Валентина сидела на диете и была худая как палка. Она считала, что «триста грамм еды на человека в сутки вполне достаточно» и, кажется, вообще не готовила, а если и готовила, то в литровой кастрюльке на всю семью. Поэтому Алеся, стоило ей приехать на лето, первые дни ела и не могла остановиться.
Однажды, после того как Алеся приезжала к ним летом, будучи уже восемнадцатилетней, то есть после первого курса университета, мама разрешила ей выпить вина. Точней, Алеся захотела выпить перед своим отъездом домой и попросила об этом сама.
Кира помнила, что они ходили в парк с маминой подругой и вернулись какими-то загруженными, а на следующий день Алеся уехала.
Через несколько лет, когда Кире было уже пятнадцать, после очередной «голодной поездки» в гости к тёте Валентине мама сказала, что еле выдержала там находиться. И на свою беду Кира задала уточняющий вопрос, и маму прорвало, потому что неприятная тайна жгла ей сердце. Кира с удовольствием бы не узнавала информацию, которую всё-таки узнала.
Алёшенька — старший Алеси на три года, — всегда был любимым ребёнком тёти Валентины, та и не скрывала своего им восхищения. Хотя Кира из того, что помнила о тех временах, когда бывала у бабушки с другими внуками, Алёшка и Алеська были самыми вредными. Чётко помнился момент, как она хотела сорвать малину, а Алёша со смехом собирал в свой рот ягоды, к которым она тянула руку, дразнил и доводил до слёз. И что Алеся жаловалась на Киру бабушке и та давала ей подзатыльники, а Алеся смеялась и корчила рожи вместе с братом.