"Фантастика 2024-94". Компиляция. Книги 1-26

Кстати об истории – она явно начала меняться. И дело даже не в факте моей встречи с Махно под Житомиром, а в том, что как я помнил из прочитанных книг, Нестор Иванович вышел из Бутырки только в 1917 году, после революции. Это я помнил точно, так как в юности прочитал много литературы о судьбах самых ярких представителей анархического движения. Наверное, поэтому я возился столько с Махно. Любой генерал, попади он в такую ситуацию, долго бы не разбирался с этим сбежавшим из тюрьмы бандитом, а тем более не предлагал бы ему сотрудничество. Приказал бы по законам военного времени расстрелять пойманного на месте преступления бандита. И не искал бы малейших зацепок, чтобы обойтись с пойманным беглым каторжанином помягче. Но память юности заставляла меня это делать. А школа взрослой жизни, когда каждый случай пытаешься использовать себе на пользу, заставила меня попытаться привлечь Батьку Махно к исполнению своего авантюрного плана. Он хорошо вписывался в мое представление о том, как должен действовать авантюрист, окруженный со всех сторон врагами.

Когда мы все-таки тронулись, Махно разместился в кузове «Форда», вместе с бойцами спецгруппы. И ехал он там уже не как пленный, а как будущий союзник. Я, в общем-то, опасался, что отношение к нему все равно будет негативное, но когда мы приехали в Житомир и я увидел вполне нормально общающихся Махно и прапорщика Хватова, то удивился. Несколько часов назад смертельные враги, а сейчас вели вполне приятельский разговор. Натуру прапорщика я знал, а значит, основную скрипку в примирении играл Махно. Мне стало понятнее, почему Махно стал лидером и его, в общем-то, любили люди, проживающие на той территории, которую контролировали отряды Батьки.

В штабе корпуса меня встречали как героя, не обнимали, конечно, а тем более не качали на руках, но по лицам офицеров и, что удивительно, нижних чинов это было видно. Только я вышел из автомобиля, как из здания штаба начали высыпать один за другим офицеры. И каждый со званием выше капитана пытался отдать мне рапорт о положении дел в его службе. Иногда появляющиеся нижние чины вытягивались в струнку, как только моя голова поворачивалась в их сторону. Глаза сияли, а на лицах появлялась тень доброжелательной улыбки. Несомненно, подчиненные были рады, что командир корпуса вернулся. Судя по долговременной памяти Михаила Александровича, такого раньше не наблюдалось. Конечно, подчиненные уважали великого князя, но обожания, смешанного с восхищением, у них к брату императора не было. Глядя на все это, я подумал, что вот так воздействует на людей грамотная пиар-кампания. Пару недель хвалебных статей во всех газетах – и великого князя уже обожают.

Что это не совсем так, я понял, когда на улице появился начальник штаба корпуса Юзефович. Этот литовский татарин магометанского вероисповедания служил с великим князем давно. Когда Михаил был назначен командиром только что сформированной Туземной дивизии, начальником штаба там был тогда еще полковник Юзефович. Образ начальника штаба присутствовал в долговременной памяти, поэтому я сразу узнал теперь уже начальника штаба корпуса и генерал-майора. Когда он подошел, я на автомате протянул ему руку, и наше рукопожатие было первым проявлением человеческих чувств после того, как я вылез из кабины «Форда». После того, как ко мне подошел Юзефович, возле нас образовался безлюдный круг – все офицеры отошли, чтобы не мешать общаться начальству.

И начали мы общение с поздравления, высказанного Яковом Давидовичем в связи с победой в недавнем бою. Он узнал о нападении большой банды на кортеж великого князя совсем недавно от Бековича-Черкасского. Тот ворвался в штаб и, нарушая регламент, не рапортуя генерал-майору, беседующему с несколькими офицерами, начал кричать, что нужно готовиться к встрече с великим героем – скоро в штаб прибудет сам Михаил Александрович. Кстати, Юзефович обсуждал с офицерами последнюю статью в газете, в которой рассказывалось о блестящих действиях великого князя по отражению атаки германской рейдерской группы, напавшей на санитарный поезд, а тут такое известие. Бекович-Черкасский, возбужденно жестикулируя, рассказал, что охрана великого князя в капусту покрошила больше сотни бандитов, а нескольких взяла в плен. И именно он привез этих пленных в Житомир и сдал в госпиталь. Главаря бандитов великий князь захватил лично, перерезав троим охранникам горло своим кинжалом. Этого страшного человека Михаил Александрович решил везти на автомобиле, под охраной своих нукеров. Да много еще чего нафантазировал командир Кабардинского полка. Но я не стал опровергать Бековича-Черкасского, приводя реальные факты. Что на самом деле уничтожено не более сотни, а всего тридцать пять бандитов, а с их главарем, страшным человеком, по словам князя, я заключил соглашение о сотрудничестве. И он теперь стал не бандитом, которого нужно уничтожить, а союзником, нуждающимся в некоторой помощи. Вот о необходимости оказать помощь отряду Махно я и начал говорить с Юзефовичем. Сложно было увести разговор от недавнего боя и других нападений на великого князя в Петрограде, но мне все-таки удалось вовлечь начальника штаба в обсуждение проблем фронта и готовность нашего корпуса оказывать действенную помощь армиям, атакованным неприятелем.

Начальник штаба понимал, что корпус отведен в резерв фронта не просто так. Что скоро предстоит драться с неприятелем и не так, как во время летнего наступления, когда корпус был по существу вторым эшелоном 7-й армии, а стать пожарной командой всего фронта, чтобы купировать мощные контратаки противника на любом участке противостояния с неприятелем. В меру своего разумения Юзефович готовил подразделения корпуса к предстоящим боям. Прежде всего, отрабатывалось перемещение крупной кавалерийской части на большие расстояния. Из трех кавалерийских дивизий корпуса две уже прошли такой марафон протяженностью в сто верст и вполне успешно. По словам Юзефовича, все офицеры управления корпуса работали не покладая рук, чтобы на марше не было отставших или заблудившихся подразделений. В боевых условиях удар по противнику не кулаком, а растопыренной ладонью привел бы к большим жертвам и поражению.

Юзефович не меньше получаса рассказывал о положении дел в корпусе, и какие гигантские усилия предприняты для слаженной деятельности дивизий и корпуса в целом. Начальник штаба отдувался и за себя и за заместителя великого князя, которого тот оставил вместо себя на хозяйстве. Образ генерал-лейтенанта Роопа Владимира Христофоровича тоже присутствовал в долговременной памяти Михаила Александровича. Правда, всего в одном эпизоде, из которого не поймешь, что тот за человек и как с ним себя вести. К сожалению, моего зама сейчас не было в штабе корпуса, он отправился с инспекцией в 9-ю кавалерийскую дивизию, она была дислоцирована в пяти верстах от Житомира. Очень жалко, что я не встретился со своим замом на пике ажиотажа от подвигов великого князя. В этот момент было бы проще утвердить несколько поменявшуюся сущность Михаила Александровича. Вон Юзефович после триумфального появления великого князя уже не обращает внимания на крепкие выражения, периодически слетающие с уст Михаила Александровича. Только первое мое матерное выражение вызвало удивление Юзефовича, а потом он начал воспринимать новый образ Михаила Александровича как нечто само собой разумеющееся. Я, в отличие от интеллигентного и воспитанного Михаила Александровича, повел себя довольно бесцеремонно. Когда меня уже достали перечисления дел, которыми занимался штаб корпуса в мое отсутствие, я, прервав монолог Юзефовича, заявил:

– Яков Давидович, а ведь в предстоящих боях мы не будем действовать крупными соединениями. Слишком много может быть прорывов линии обороны, а из значительных резервов у фронта остался только наш корпус. Значит, нужно думать, как такими небольшими силами не дать австро-германцам сбить с позиций армии Юго-Западного фронта. Брусилов поручил срочно разработать методы рейдовых операций подразделениями нашего корпуса. Идея проста, сродни действиям Дениса Давыдова во времена нашествия Наполеона. Когда австро-германцы прорвут в каком-нибудь месте линию нашей обороны, то не нужно пытаться заткнуть этот прорыв, чтобы держать сплошной фронт, а пользуясь неразберихой, кавалерийской атакой пробиться сквозь вышедших из окопов солдат противника и начинать партизанить в тылу у неприятеля. Естественно, такую операцию (прокол вражеской обороны) можно провести только небольшим подразделением – думаю, не больше полка. Но когда этот полк окажется в тылу у австро-германцев, он будет стоить целого корпуса на передовой. Побуянит на коммуникациях неприятеля, уничтожит пару-тройку складов с боеприпасами, нападет на какой-нибудь штаб противника, и те, несомненно, свернут свою наступательную операцию. Все силы бросят на ликвидацию этой занозы. А разгромить полк джигитов или казаков очень непросто. Это целая войсковая операция, а у противника просто нет мобильных сил, чтобы справиться с нашими лихими рубаками. Австро-германцы хорошо воюют в позиционной войне, а когда рядом нет артиллерии, окопов и пулеметных дзотов, то их можно брать голыми руками.

– Так что, господин генерал-лейтенант, мы зря готовили дивизии к длительным маршам?

– Почему же зря, этим вы отработали как у штабных, так и у линейных офицеров ответственность в четком и согласованном выполнении приказов. Теперь, даже действуя вдали от начальства и своих штабов, командиры будут четко исполнять поставленные задачи. А для выполнения задач, которые поставил командующий фронта, это будет иметь огромное значение.

– Но это же при современном вооружении безумие действовать так, как отряд Давыдова в Отечественную войну 1812 года. При наличии аэропланов и химического оружия, кавалеристов, хоть они и будут двигаться хаотично и стремительно, быстро обнаружат и уничтожат, с воздуха отстреливая всадников с аэростатов или самолетов. Или загонят такой одиночный полк ближе к артиллерийской батарее, и та химическими снарядами лишит кавалеристов их средств передвижения. На лошадь противогаз не наденешь. А потом подойдет вражеская пехота и поставит жирную точку в истории этого кавалерийского полка.

– Правильно мыслите, господин генерал-майор, – аэропланы представляют наибольшую опасность для наших кавалерийских рейдовых групп. Вот и подумайте, как действовать полкам при появлении вражеских аэропланов. Аэростаты не так опасны, их можно сбить винтовочным огнем с земли. В планах подготовки подразделений следует внести отработку залпового огня по воздушным целям. И такая тренировка в подразделениях должна начаться уже завтра. Решение о рейдовых группах Брусиловым уже принято, и нам нужно его выполнять, а не выискивать причины, мешающие выполнению этого распоряжения командующего фронтом.

Я, конечно, не стал распространяться, что это моя идея и что только таким способом при почти тотальном нежелании солдат воевать и идти в контратаки, я видел возможность остановить наступление австро-германцев. Наоборот, сделал все, чтобы показать, что это распоряжение самого Брусилова, авторитет которого после летнего успешного наступления был очень высок. И Юзефович тоже уважал полководческий талант Брусилова, поэтому принял поставленную задачу без особых пререканий. К тому же я несколько успокоил его беспокойство, заявив: