"Фантастика 2025-1". Книги 1-30
Шрифт:
Не сто процентов и не всегда в живот получалось. Доставались пули и остальным частям тела. Тем не менее, результат был обнадеживающим, при толике удачи, Сашка выстрелит точно раньше Шахматова и попадёт. Не убьёт так и шут с ним. Хотя, про отвар, что с ума сводит, теперь точно нужно подумать. Пусть доктор его раненому даст испить. А нефиг чужих кикимор за зад щипать и под подол лезть. Сашка сам и то не счипает. Оборзели!
В последний день Сашка даже испытание провёл. Он скомандовал Коморину зарядить три пистоля холостыми (чуть не сказал патронами), просто без пули, только пыж, и потом поставил в тридцати метрах от себя Александра, а Агафону дал стартовый пистоль. И наказал смотреть, кто произведёт первым выстрел и насколько раньше это произойдёт. Бабахнули. Сашка и сам видел, что проделывающий всё правильно, Коморин не
— До пяти успел обсчитать, — сияя всеми семью зубами, обрадовал Сашку бывший каптенармус Неустроев.
Если и не спокойный, как мамонт, был Сашка вечером того дня, как появился Николай Иванович с доктором и неизвестным офицером артиллеристом, то точно волновался меньше князя Болоховского.
— Саша, мы с Иваном Евстафьевичем намерены сделать всё, чтобы дуэль не состоялась, — прямо спрыгнув со ступеньки большой кареты начал Николай Иванович, — Помирить вас намерены.
— Николай Иванович, а что бы ты сделал, если бы тот товарищ Ксении стал по заду шлёпать. А потом под подол полез? — наверное Сашка бы и пошёл на мир. Но вот теперь после пяти дней тренировки, чувствуя себя гораздо увереннее, извиняться бы точно не стал. Если Шахматов извинится перед ним и Анной, ну, тогда возможно.
— Саша, это… Ну, это другое, — стушевался бывший прапорщик.
— Она мне жизнь спасла, вылечила. Она… Это не другое. Я Аню люблю.
— Товарищ? Он из гусар? — услышал необычное слово артиллерийский полковник.
— Не знаю. По-моему, он нигде не служил. Но не уверен. А у меня это просто присказка, что ли, такая. Когда мне человек не нравится, я его вместо «господином», товарищем величаю, — блин, так попаданцы и заваливают операцию внедрения в среду хроноаборигенов. Некоторые слова сейчас совсем иное имеют значение.
— А вы стрелять-то умеете, Александр Сергеевич? — немец чуть насмешливо посмотрел на дурня. Да, ему Николай Иванович поведал о разумности шурина и его чудесном выздоровлении, но вот когда увидел Штаден лицо родственника, то засомневался в правдивости слов князя.
Сашка хотел в запале ответить, что мол может соревнование устроим. Но рука устала и болела, всё же отдача сильная у пистоля, а тут рука ещё не в упоре. Нет, не надо никаких соревнований. Руку надо поберечь для завтрашней дуэли.
— Я немного пострелял сегодня.
— Всё же я попытаюсь завтра переговорить с вашим «товарищем». Ничего хорошего в дуэлях нет. Да и запрещены они Государем императором.
Событие четырнадцатое
В прицел лучше видишь жертву, а не человека.
Ай! Все ему говорили, что он «О». А он «Ого-Го». В смысле, во всех книгах всегда, где дуэли описывали, главный герой, всю ночь не спит и только под утро, забывшись тревожным сном, сразу бывает разбужен секундантами. А Сашка прижался к кикиморе, хотел заснуть, но та решила в последний раз может в жизни дурнем попользоваться и, зацеловав, взгромоздилась на него и… утомила дуэлянта. Отвалился Сашка от развратницы и как вырубило. На самом деле был разбужен секундантом. Хорошо хоть не напрямую. Анька и потрясла за плечо.
— Саша, там Николай Иванович за дверью ругается.
Кох протёр глаза. А ведь может последний день на солнце сегодня смотреть будет.
— Саша! Просыпайся! Пора чай попить, и скоро приедут секунданты с Шахматовым, — Николай Иванович вторично постучал костяшками пальцев в дверь.
— Встаю! Спасибо, Николай Иванович. Проснулся уже.
Анька выскочила из постели в чём мать её родила. Сашка вдруг песенку вспомнил. Вспомнил и пропел кикиморе.
— Выйду в поле голая,
Пусть сожрёт медведь.
Всё равно мне бедненькой
Нечего надеть…
— Какой медведь? — вылупилась на него Анька.
Нда. Не те времена. Не те проблемы у дивчуль.
Пили кофий утренний на той самой веранде, где всё и началось. Народу на этот раз было меньше. Тимофеем Иоганновичем Беккер — можно сказать — семейный доктор, Иван Евстафьевич Штаден — полковник артиллерийский и двое князей Болоховских. Прибытие противника с его секундантами
ожидалось к десяти утра. Всё же от Шахматова до Болоховского больше пятнадцати вёрст по не очень хорошей дороге. Сашка, назначая дуэль у себя, тогда, про это не подумал, а сейчас, оценив, плюсик себе за догадливость поставил. Чтобы к десяти часам сюда успеть, Шахматову нужно встать раненько, да по пыли сюда ехать часа два, приедет невыспавшийся, пропылённый и уставший. Дальше были варианты или злой, или подавленный, но оба варианта меткости и скорости реакции не добавляли.— Иван Евстафьевич, — решил нарушить раздражающую его тишину за кофепитием Кох, — есть нарезные штуцера и пистоли. А есть ли у вас нарезные пушки?
— Пытливый ум у вас, Ваша Светлость. Нет, сейчас в армии нет таких пушек. Только в Москве в Кремле одна такая пищаль есть. Штучно изготовили нарезное орудие еще более ста пятидесяти лет назад, и оно казнозарядное. Это парадная калибром 1.8 дюйма (46 мм) нарезная пищаль с винтовым затвором, ствол — железный кованый, длиной девять футов. Изготовлена эта диковина была в московской Оружейной палате в 1673 году. Стрельба из них велась исключительно сплошными свинцовыми сферическими или продолговатыми снарядами. Сами понимаете Александр Сергеевич, что при этом резко увеличились время заряжания и стоимость изготовления. Потому и не прижились такие диковины. Ни в одной армии в Европе нет таких орудий.
— А клиновой затвор если применить?
— Клиновой затвор? Что это? — бамс, расслабился Сашка и опять влез в неизведанные дали. Раз артиллерист спрашивает, что это, то клиновой затвор ещё не изобретён. Жаль у них в танковом училище не преподавали историю артиллерии. Так-то, где в уголке больных мозгов было то ли воспоминание из интернета почерпнутое, то ли на самом деле в училище говорили, что нарезные пушки появились после Крымской войны. Прилично ещё до неё.
— Две направляющие с треугольным профилем и по ним скользит затвор плоский с такими же треугольными углами с одной стороны. Вот так, — Сашка на пальцах попытался изобразить этот затвор.
— Не слышал о таком. Но я тут не могу говорить за конструкторов. Моё дело солдат учить стрелять, да дисциплину в вверенном подразделении поддерживать. А вам, Александр Сергеич лучше с умными людьми на Тульском заводе оружейном поговорить.
— Не получается у меня. Дурень, — вспомнил опыт общения с конструкторами и мастерами завода Сашка.
— Едуть! Едуть! — к ним на всех парах неслись Ваньки, посланные в боевое охранение на перекрёсток дорог.
— Живы будем не помрём, да… пушку мы изобретём, — под нос себе пробурчал Сашка и начал выбираться из-за стола.
Событие пятнадцатое
Слово — что камень: коли метнёт его рука, то уж потом назад не воротишь.
С Иваном Артемьевичем Шахматовым, в карете его, прибыли генерал Соболевский Александр Павлович и Селиванович Антон Антонович. Соседи. Понятно, они тут все друг друга давно знают и появившийся незнамо откуда дурень. если враг одного из этого сообщества, то и для других не друг. Не так немного. Они, конечно, знали, что у вдовы князя Болоховского есть сынок. Как и то знали, что он дурак мычащий. Который не говорить ни ходить не умеет. И когда после непонятных смертей нескольких человек сразу рулить в двух имениях стал этот дурень, то народ удивился. Сильно удивился. Потом дурень пасеку завёл и даже высокое начальство ему в том помогало и школу пчеловодов организовало. Потом господа узнали, что дурень выкупил у Дворянского банка закладную на своё имение. Деньги заработал где-то? Чудеса. Но этот чудесный дурень жил затворником почти, в гости соседей не звал и сам визиты не наносил, а если кто по-соседски заезжал, то оказывалось всегда, что барина нет, он в другом селе или в Туле. Так и прекратили соседи ездить. И вот, когда старшая дочь Натальи Андреевны покойницы, царствие ей небесное, позвала соседей отметить совершеннолетие брата — дурня, то все откликнулись с радостью. Любопытство. Со всеми семействами пожаловали. И вот чем это закончилось. Неприличной и неслыханной дракой и избиением уважаемого человека — балагура и доброго, хлебосольного хозяина Ивана Артемьевича.