"Фантастика 2025-1". Книги 1-30
Шрифт:
— А ты откуда знаешь?
— Так видел, когда из Лунды в Ригу шли. И данов, и свеев, и ганзейцев. Мачт у них три, в носу и корме кастли, в коих самострелы или малые пушечки ставят. Не, мы им покамест не противник.
— Так надо свои строить, такие же! — загорелись глаза у Акима. — Отписать князю, пусть Ставроса в Нарову пошлет!
— Вот без тебя он бы нипочем не догадался!
Аким примолк — и точно, чего это он? Князь-Василий и князь-Дмитрий разумом куда как крепки, своей государской выгоды не упустят. Но повоевать свеев было бы славно…
Последняя же грамотка чуть не заставила Илюху подпрыгнуть на лавке — наместнику и окольничему Головне велено,
От черных людей выбрали Елисея, от купцов Окладникова, сложнее всего оказалось с архимандритом Алексием, который со времен дозорной вышки затаил нелюбие. Головня ему всяко объяснял, что надобно собрать клир, как на церковный собор, да поставновить, кто поедет и утвердить то грамотой. Но архимандрит уперся и на все уговоры отвечал — я тут главный, мне ехать!
Всю дорогу в разных санях просидели, дуясь друг на друга. Вернее, дулся архимандрит, а у Илюхи забот хватало — и за поклажей присмотреть, и за людишками, и за лошадками. Поминки великокняжеские сберечь надо — серебристых песцов, черных с проседью лис, соболей да куниц, красную рыбу кумжу, жирную семужку, копченую на ольховом дыме треску, бочки с засоленными без жабр сельдями, речной жемчуг… А еще англицкий товар, что не успели вывезти водою и прочая, прочая, прочая.
До Кириллова монастыря и его слобод, за коими во весь окоем расстилалась ровная заснеженная гладь Сиверского озера, доправились на день Иоанна Златоуста, когда вокруг трещали крепкие морозы. Вот там, на службе, в набитом до тесноты монастырском храме, и повстречал Илья давнего знакомца, Вышату Ахмылова, тоже шедшего на Москву, но с онежскими обозами.
— Обскакал, как есть обскакал! — скалился и хлопал Головню по плечам Ахмылов.
Сам-то Вышата покамест стольник и до наместника не дослужился — государев доглядчик. Князь великий чинами придворными не шибко баловал, но верных слуг своих не обижал. Тем паче, что трудами Ахмылова вятская вольница на Волгу ушла и вместе с казанскими надежно прикрыла речную дорогу к Нижнему Новгороду и в самое сердце русских земель.
Но и ему пришла такая же грамотка о Земском соборе. Ехали с ним отряженный соловецким игуменом Зосимой знакомый инок Макарий, да двое выборных, от черных людей и от торговых.
Часть поминок оставили обители, посмеявшись при этом, что в обозах почти все одинаково, разве что с Корельского берега вместо трески палтусов везли, а вместо англицкого олова — крицы железные.
Есип Пикин уже не знал, куда расселить гостей, столь много разом приехало, но как-то все уладилось, Головня с Вышатой устроились у Пикина в избе и, почитай, всю ночь друг другу свои новости и хожения рассказывали. Есип только диву давался, в какие концы его знакомцев Господь закидывал!
Дела на Корельском и Онежском берегах творились знатные, каждый год ходили людишки Вышаты вверх по Кеми и каждый год возвращались с полными лодьями доброй руды. Княжеские мастера из Устюжны Железнопольской прошлым годом поставили на Кемском погосте домницу, работали на ней монаси соловецкие да светские братья, всю руду переплавляли в крицы.
— А что ж заводец не поставили и кузни? — удивился Илюха. — Чтоб не крицы возить, а сразу уклад или ковань?
— Для заводца много людей надо, а для многих людишек крепость, от лихих каянцев да свеев борониться.
— Ну дак поставили бы! Выгодно же!
— Это же целый город ставить надо, да с жильцами оружными, с бабами и детишками. А хлеб на прокорм все равно с низовских земель везти, вот и уйдет вся выгода. Думал о том князь-Василий, дорогонько покамест
выходит.— Да уж, — почесал затылок Илюха. — Ну да Бог даст, сподобитесь на заводец! И быть тебе тоже окольничим и наместником!
— Спаси Бог на добром слове, — слегка поклонился Вышата. — Я вот думаю за Камень сходить, там, бают, землица добрая…
Глава 18
Конец империи
Царьград пал с нездешней силой.
Ударная волна от падения заставила испуганно втянуть головы всю Европу — из Второго Рима, словно брызги от ударенного доской гнилого апельсина, разлетелись во все стороны греки, генуэзцы, венецианцы, русские, болгары…
В том числе и группа из доброго десятка беженцев во главе с архимандритом Чудова монастыря Феофилом. Входили в нее Затока Ноздрев, личный состав экспедиции «Афанасий Никитин», несколько человек с Русского подворья в Константинополе и парочка примкнувших греков. Вот захоти я свести таких разных людей в одном месте в одно время — хрен бы что у меня получилось. А тут — судьба! Ну, или выступивший в ее роли Мехмед, уже принявший от благодарного турецкого отечества прозвище «Завоеватель».
Известие застало меня в момент заседания экономического совета, на котором Ивашка Молчанов докладывал об успехах красильной промышленности. Впрочем, какой Ивашка — тридцать с лишним лет, собственный дом в Китай-городе, семья и дети, соседи по отчеству величают, ибо княжий мыльник. И насчет «промышленности» я тоже загнул, пока так, любительские эксперименты.
Большое количество дешевой шерсти, на которой держались наши отношения с Казанью, да придуманные или воспроизведенные Збынеком с Кассиодором устройства повысили выход сукна до величин небывалых. Чесалки, валялки, шерстобитки и бог знает, что еще — я старался не лезть туда, где ничего не понимал. Разве что подкинул идею прялки на несколько веретен. Памятуя афронт с обычной колесной прялкой, механикусы мои взялись серьезно, привлекли своих учеников и за каких-то два года выдали изделие, где нить навивалась аж на четыре веретена разом. А один из этих учеников на этом не остановился и сейчас пытался создать станок на восемь.
Но чем больше мы производили сукна и ткани, тем больше требовалось красителей. А с индиго и кошенилью, как нетрудно догадаться, в России не очень. Даже совсем не очень. Вот я и напряг Молчанова с его людьми — повернуть алхимические эксперименты, которыми увлекался Гавря Йокаи в более практическое русло.
Тем более некоторые заменители красок для ткани у нас водились.
— Травники и травницы государевы зело способствовали, — показывал прозрачные скляночки с красителями Иван. — Вайда синий цвет дает, резеда или дрок в желтый красят.
— Пробы делали? — на всякий случай спросил я.
Поскольку мыльники-зелейники-алхимики уже вполне ловко оперировали с олеумом, в котором я все больше подозревал серную кислоту, то я поставил задачу действовать им на разные вещества и смотреть, что получится. Получилась, например, соляная кислота — всего-то надо было полить олеумом самую обычную соль. Или железный купорос, который оказался неплохим черным красителем.
— Как было велено, — поклонился Иван.
— Путное что-нибудь вышло?
— Вот три скляночки, красная, синяя да яхонтовая, все получены от настоя из просвирняка-травы, сюда добавили соль железную, сюда оловянную…
— Краска стойкая?
— Мы цветное сукно в воду под шерстобитные рычажные молоты положили на два дня, не слиняла! — довольно улыбнулся Молчанов.
Он рассказывал еще что-то про травы кермес и марену, что везут с Кавкасийских гор; про получаемые из гармалы желтые, а из мозгуши серо-голубые цвета; про кору крушины, из которой выделяют коричневый краситель, про папоротники…